— Вы пишете про цветок в космосе? — переспросил он меня и тут же грозно добавил: — А зачем? Правильно ли это? Писать надо о том, что есть на Земле, рядом, а не выдумывать всякие фигли-мигли.

Он считал, что именно ему, а не мне известно, о чем и как надо писать. Он ничуточки не сомневался, что лишь он рассуждает и думает правильно. Ему так для собственного успокоения надо было считать, так как при всем своем старании, как бы ни пыжился, он не мог представить такое — цветок в космосе. А раз он сам представить этого не мог, то не мог и допустить, чтобы такое представлял кто-то другой.

— Я этого не вижу, — говорил он мне. — Значит, такого быть не может. Я в это ни во что не верю, и никто в это не поверит.

Я ушел от него в тяжелом настроении. Но, наверно, дело не только в нем, критике Дубове. Что-то часто стали встречаться вокруг нас люди, которые не верят ни во что, кроме того, что сами видят. И от них ждать нечего.

А я все жду… Но жду, конечно, не от них, мне все кажется — что-то случится, и все мелкое, горькое, обидное уйдет, исчезнет, и откроется новое, небывалое, главное… Вот и сейчас стою на крыльце дома, вглядываюсь в ночь и будто жду чего-то…

Впереди на дороге показался движущийся огонек. Это мотоцикл — в ночной тишине отчетливо было слышно, как фыркал его мотор. Но странно, мотоцикл свернул к моему дому. Сбавив скорость, он направился по дорожке прямо к крыльцу. Свет его фары осветил меня. За рулем я различил стройную фигуру и на сиденье сзади еще одну маленькую фигурку. Кто это? И вдруг, не доехав до меня всего нескольких метров, мотоцикл резко свернул, будто чего-то испугавшись, прибавил скорость и помчался по бездорожью…

Все же, когда он сворачивал, полоса света из неприкрытой двери упала на него, и я успел разглядеть за рулем девушку в свитере и джинсах, а на заднем сиденье какого-то мальчика со странной квадратной фигурой и непонятно почему светящимся носом. Впрочем, мне было не до мальчика. Вид девушки заставил меня вздрогнуть. Мне показалось, что это Наташа, моя близкая знакомая, которая несколько лет назад пропала неизвестно куда. Я долго ее искал и не мог найти. И вот теперь она за рулем мотоцикла, ночью…

— Наташа! — закричал я. — Вернись!

Но мотоцикл уже выехал на дорогу и помчался в сторону города. Все произошло очень быстро, почти мгновенно.

Но, может, я ошибся, и это была не Наташа? Конечно, в темноте можно и обознаться. Тем более, что прошло несколько лет… Вот так же ночью однажды она уехала в машине со знакомым мне доктором. Они были у меня в гостях, и доктор взялся подвезти Наташу до ее квартиры на своей машине. Да, они уехали, и с тех пор я их не видел…

Растревоженный, я вернулся на веранду. Даже свою заветную рукопись про цветок в космосе мне сейчас писать не хотелось. Даже образ Астры вроде бы поблек для меня… Может, в самом деле прав критик Дубов: надо писать о том, что есть на Земле, рядом?

Я достал из портфеля очки в сиреневой оправе. Эти очки имеют для меня особое значение: ведь мне их когда-то подарила ко дню рождения Наташа, и стоит надеть их — все вокруг изменяется…

Вот и сейчас, надев очки, я увидел много забавного.

О чем писать?

В открытую дверь на веранду запрыгнул забавный, пучеглазенький, крохотный лягушонок.

— Ты еще зачем явился? — строго спросил я у него.

Он мне не ответил, сделав вид, будто не понимает меня.

— Не хочешь разговаривать? Это не очень вежливо с твоей стороны, — заметил я.

— Но о чем говорить? — стал он оправдываться. — Мы такие непохожие. Ты такой большой, а я маленький. Ты можешь меня раздавить или съесть.

— Не бойся, не раздавлю и не съем, — успокоил я его. — Я добрый, ведь я задумал сочинить сказку. Но мне расхотелось писать про космос. Попробую описать что-нибудь вполне земное.

— Ну тогда другое дело, — повеселел лягушонок и скакнул под стол. — А знаешь что, — выглянул он оттуда. — Напиши-ка сказку про меня и назови ее «Приключения лягушонка».

— Но какие у тебя могут быть приключения? — удивился я.

— Как это — какие приключения? — Он даже обиделся. — Их у меня каждый день полным-полно. Вот, например, что было сегодня… Сначала мы с братцами и сестренками, такими же пучеглазенькими и зелеными, как я, сидели в родной луже, и это было очень приятно. Затем я путешествовал в лопухах. У меня была удачная охота, я поймал десять мух и двух комаров. Очень вкусно! Потом шел небольшой дождь, и я с удовольствием пил дождевые капли. Пил их и спинкой, и лапками, и брюшком. Ты, может, не знаешь, что мы, лягушки, пьем не ртом, а всей кожей. И это такое удовольствие — раздуваться от воды! А дальше пошли неприятности. Впереди меня по дорожке катилось что-то маленькое и круглое. У нас, у лягушек, заведено: все, что меньше тебя, нужно хватать и есть. И, конечно, я выбросил изо рта свой длинный клейкий язычок, схватил то, что катилось, и сунул в рот. Но как я ошибся! Это оказался совершенно невкусный, твердый и несъедобный камешек. Теперь я буду умнее, гораздо умнее. А потом была новая неприятность. Я увидел на дорожке чудовище громадного роста: четыре лапы, морда с зубами, хвост. И это неизвестное чудовище издавало страшные звуки: гав! гав! гав! Я бросился под лопух. У нас, у лягушек, есть и другое правило: от того, кто больше тебя, удирай! А что было дальше, что было…

— Достаточно! Достаточно! — прервал я его. — Разумеется, все это очень интересно, но тебе пора возвращаться в родную лужу.

Я шлепнул лягушонка листом бумаги и, выставляя за дверь, подумал: «Лезут тут всякие в сказку. Тоже мне!.. А может, он прав? Может, описание родной лужи будет кому-то более понятно, чем рассказ о космосе?»

Тут я заметил, что из отверстия электророзетки на стене кто-то высунулся. Этот кто-то состоял из головы, похожей на крохотное облачко, и из линий-ручек и линий-ножек, торчащих в разные стороны.

— Ты меня не узнаешь? — спросил он тоненьким голоском с некоторой подозрительностью.

— Видишь ли… Как тебе сказать… — промямлил я.

— Эх, люди, люди… — непонятное существо огорченно покрутило головой-облачком. — Сколько им пользы приносишь, а они даже не узнают! Я — электрон. Да, да, самый обыкновенный электрон, только в миллиард раз увеличенный. Это чтобы ты мог меня видеть.

— А-а… прости, пожалуйста, — засмущался я. — Теперь мне понятно.

— Да ничего тебе не понятно, — с досадой произнес электрон. — И приходится тебе все объяснять, хотя ты в школе учил физику и даже получал по ней четверки и пятерки. Так вот, объясняю: я — электрон, то есть крохотная элементарная частичка вещества. И не простая частичка. А несущая в себе электрический заряд. Ясно?

— Ясно, — с неуверенностью ответил я, — но не совсем.

— Значит, опять объяснять? — возмутился он. — Чему вас только в школе учат? А между тем, ты ведь каждые сутки пользуешься электричеством. А что такое электричество, не знаешь. Электричество — это мы, электроны. Множество свободных, самостоятельных электронов, таких, как я, образуют электрический ток.

— А… — закивал я головой. — Теперь мне все понятно.

— Если ты такой понятливый, — сказал электрон, — то почему бы тебе не написать сказку о неисправной электропроводке.

Тут я прямо-таки вытаращил на него глаза.

— Но позволь, позволь… Зачем же это?

— А затем, — пояснил он, — что неисправности в электропроводке причиняют нам много неудобств.

— Но неисправную электропроводку надо просто-напросто чинить, а писать об этом не стоит, тем более сказки.

— Отказываешься? — произнес он укоризненно. — А ведь мог бы принести пользу. Мог бы прямо, без всяких хитростей, так и написать в своей сказке: мол, за электропроводкой надо следить…

— Мы друг друга, вероятно, не понимаем, — начал было я.

— Где уж мне тебя понять… — прервал он меня с недоверчивой усмешкой. — Ведь я — технический специалист, в литературе не разбираюсь, мое дело — электроника. Но ведь пишут же, например, о том, как испортилась доменная печь и как ее все дружно налаживают. Да разве мало в книгах подобных историй! Скажи, чем будет хуже, если описать, как надо чинить неисправную электропроводку?