— Что у нас, дорогуша, сегодня на кухне?

— Все, что вам угодно, — одними губами улыбнулась официантка и подала меню.

Заказали бутылку коньяку и жареных рябчиков. Здесь было, уютно и весело. Танцевали пары. Зацепа дымил сигарой — так, для форсу, — и прицельно осматривался. За одним из столиков он скоро засек довольно смазливую мордашку. Едва заиграла музыка, он быстрыми шагами, чтобы не перехватили, подскочил к девушке и церемонно представился:

— Пожизненный пленник неба — лейтенант Зацепа. Разрешите?

Та повела своими жгуче-черными глазами:

— Не боитесь в плен попасть?

— Всю жизнь мечтал о таком плене!

— Смотрите не раскайтесь!

Во время танца Зацепа не терял даром времени.

— Я — Валентин, а как вас нарекли ваши предки?

— Люба.

— Любаша… Любовь… А вы вполне соответствуете своему имени.

— Зато вы не соответствуете. Валя — женское имя.

— Пардон, меня зовут Валентином. Валентин Зацепа, звучит?

Танго сменилось бурным фокстротом. Ураганная дробь барабана, звонкие удары в литавры, дикий визг трубы. Словно рушились наземь дома и звуки — камни носились в воздухе, разя все на своем пути.

— Последний день Помпеи! — хохотал, войдя в раж, Зацепа.

На крохотном пятачке перед оркестром было невыносимо тесно. Разгоряченный Зацепа подлетел к одинокому Фричинскому:

— Эд, тюлень ты этакий, не видишь — девушка скучает!

— Подруга твоей? — флегматично спросил Фричинский.

— Приглашай ее, слышишь?

Но оркестр уже смолк. Музыканты, оставив инструменты, разбрелись кто куда.

— Ладно, отдохнут — снова заиграют. Нет, ты видел, какую я оторвал? Фигурка — закачаешься! А глазищи!

— Что огнеметы, — насмешливо обронил Фричинский.

— Вот именно! Так и прожигают насквозь! Уж от нее я не отступлюсь!

— Боюсь, ты опоздал… — усмехнулся Фричинский, глядя куда-то мимо друга.

Валентин резко обернулся, и сердце его упало. Они уходили — Люба и ее подруга. Растерянность на лице Зацепы сменилась отчаянной решимостью.

— Сматываемся! Если я ее потеряю, никогда не прощу себе этого! — Он крутанулся, разыскивая глазами официантку, и, не найдя ее, поспешил к раздаточной.

— Умоляю, подсчитайте скорее наши убытки!

— Что такое? Вечер только начинается, — заулыбалась официантка.

— Любимые девушки ускользают прямо из рук.

— От таких-то молодцов! — усомнилась она, но тут же проворно застучала костяшками счет.

— И пожалуйста, дайте с собой бутылку шампанского.

Зацепа торопливо бросил на прилавок несколько ассигнаций и кинулся к выходу. Девушек они догнали уже на улице. Зацепа с лета пристроился к Любаше:

— Можно с вами прогуляться по этой чудесной деревеньке?

— Вы, кажется, тоже не из столицы, — презрительно хмыкнула Любаша. — Имела несчастье побывать у вас однажды. Не клуб — сарай.

— Зато какие молодцы! Вот, разрешите представить моего лучшего друга Эдуарда Фричинского. Скажу вам по секрету, феноменальная личность. Рост метр восемьдесят пять, в быту весьма скромен и обладает спартанской выдержкой — может два дня подряд ни с кем не разговаривать. Добавлю к сказанному — не пьет, не курит, к тому же убежденный холостяк.

— У вашего друга сплошные достоинства, — засмеялась Любаша.

Ее рослая подруга подала из полутьмы голос:

— Вы не совсем объективны, Валентин. Насколько я понимаю, Эдуард не только лимонад в ресторане пил…

— А насчет холостяка — кто вас знает, — лукаво добавила Любаша.

— Чтоб мне провалиться на этом месте! — ударил себя в грудь Зацепа. — Да и сами подумайте: разве может быть женатым человек, который как огня боится женщин?

— Вот не предполагала, что летчики могут чего-то бояться!

«Тюлень, раскрой хоть рот! — негодовал на друга Зацепа. — Надо действовать, пока нам ручкой не помахали».

Разговор поддерживался лишь благодаря отчаянным стараниям Зацепы. Друзья узнали, что Любашину подругу зовут Надей, что работают девушки в городской больнице медицинскими сестрами, им обеим по двадцать лет. Вполне исчерпывающие данные для первого знакомства.

Город кончался. Мощенная булыжником улица уткнулась в склон сопки. Было видно, как дальше она с разбегу кидалась в говорливые струи какой-то речушки и медленно вползала на крутую гору на другом берегу уже проселочной дорогой.

Остановились. Зацепа мучительно раздумывал. Что же такое сделать, чтобы задержать девушек? Как поступить, чтобы случайное знакомство не оборвалось? Он злился на Фричинского, которого, видно, ничуть не беспокоило дальнейшее.

Не придумав ничего лучше, Валентин воскликнул!

— Выпьем за человеческое взаимопонимание!..

— За что, за что? — засмеялась Любаша.

— Ну, за знакомство, что ли.

Надя стала что-то нашептывать Любаше на ухо, та отрицательно качала головой. До Зацепы донеслись обрывки фразы: «Порядочные парни…» — и он обрадовался неожиданному союзнику.

— Ладно, считай, что уговорила, — сказала Любаша и, обернувшись к лейтенантам, задорно взмахнула рукой: — Айда ко мне!

У калитки Зацепа все-таки замешкался:

— Извиняюсь, вопросик можно? С кем живете?

— Одна.

— Одна? — удивился Зацепа. — В таком большом доме?..

Друзья очутились в просторной, чисто прибранной комнате, обставленной просто, по-деревенски. Высокая пышная кровать, покрытая цветным одеялом; над кроватью — тканый ковер «Три богатыря».

Хозяйка дома оказалась энергичной и деловитой. Она извлекла из сундука белую скатерть и ловким движением накрыла стол.

Надя принесла из кухни закуски, и веселье началось. Любаша глянула на подругу и негромко запела:

Голос у нее был красивый — низкий, зазывный. Умолкла, поджидая подругу, и уже с высоким подголоском зазвучала просторная, заливистая русская песня:

Валентину казалось, что эта необыкновенная девушка пела лишь для него и вкладывала в слова песни особый смысл, и он уже готов был ради нее, случайно встреченной, пойти на любые испытания. Черные глаза Любаши то весело искрились, то туманились в таинственной, как бездонный омут, загадке. Зацепа никогда еще не испытывал такого сильного, щемящего чувства, оно захватило его полностью. Долгим взглядом, с каким-то тайным вызовом Зацепа заглянул в глаза Любаши и повел ее, притихшую и покорную, в танце.

А песня все звучала, звучала, и танец не кончался, и ему хотелось, чтобы так было всю ночь, всю жизнь…

— Валентин, пора собираться.

Зацепа вздрогнул. Так вдруг ломается чистое видение отраженных в озерной глади облаков, когда кто-то кинет в воду камень. Песня оборвалась, а вместе с нею оборвалось что-то и в сердце Валентина. Надя поставила другую пластинку.

— Зачем ты выключила? — встрепенулась Любаша.

— Они же уходят, — удивленно ответила Надя, — я ставлю марш.

— Как уходят? Автобусов уже нет. Как же вы доберетесь?.

— Придется на своих двоих, — ответил Фричинский.

— Не выдумывайте, оставайтесь у нас! — категорически заявила Любаша.

Спали друзья по-королевски: на широкой пуховой душной кровати.

— Два богатыря под тремя богатырями, — скаламбурил Зацепа.

Проснулся Валентин, как от толчка. «Нервы. А может, сон?» Полежал, припоминая, где он. Вспомнил — и сна как не бывало. Ему показалось, что он слышит голоса. Откуда? Фричинский храпел, богатырски разметав руки. «Этому толстокожему тюленю все нипочем. Непробиваемый», — беззлобно подумал Зацепа. Прислушался. Из кухни доносился приглушенный говор, звон посуды: девушки хозяйничали. «Ох и поросята мы: напросились в гости, кровать заняли, заставили их где-то по углам ютиться». Ткнул в бок Фричинского — не храпи! Тот взрывчато всхрапнул, пожевал губами, открыл глаза. С минуту бессмысленно таращил их, медленно возвращаясь к действительности. Зацепа наспех оделся и, чтобы дать знать о себе, завел первую попавшуюся пластинку.