- Теперь, вы, - властным голосом спросил прокурор, - молодой человек, готовы сознаться в том, что совершили?

- Ничего я не совершал... - казалось, Андре говорил из последних сил. - И к Агнессе я не притрагивался! В сотый раз повторяю: я не спал с ней!

- Это и так мне известно, - с ноткой усмешки произнес представитель власти, - мне другое интересно: как у вас, молодой человек, хватило совести и смелости затуманить разум молоденькой невесте? И не говорите, что не пытались к ней прикоснуться!

- Я готов поклясться, что и не собирался увозить ее из Парижа. - Обессилено ответил студент.

- Тебе сказано, не лгать, щенок! - яростно воскликнул Ришар.

Инспектор тут же замолчал, заметив на себе недовольный взгляд прокурора. Де Вильере опять приблизился к измученному студенту, исподлобья смотревшему на него. Голубые глаза юноши немного потемнели и теперь тоже, как и глаза прокурора, светились ненавистью. Но то была другая ненависть, более мягкая и беспомощная, свойственная лишь мальчишкам, не видевшим настоящей жестокости и не знающим, что порою скрывается под темной маской холодной строгости. Андре был намного младше де Вильере, а, соответственно, и о таких подлых созданиях, как люди он знал намного меньше его. Да и в правилах жестокой игры, называемой любовью, он не был так просвещен, как господин прокурор, ибо знал в ней только азы, а не хитрости, позволяющие выигрывать. Представитель власти вновь впился цепкими пальцами в волосы юноши, задрал его голову вверх и, склонившись к уху молодого человека, прошептал ядовито-хрипловатым голосом:

- Понимаешь ли, любовь - это подлая игра, в которой всякий, кто выигрывает, получает особый приз - смерть! Так что, выбирай, кто ты: счастливый неудачник или победитель, засыпанный землей! Откажись от нее, и я дарую тебе великий подарок - жизнь, яркую и свободную. Разве ты не хочешь освободиться от этих веревок? Хочешь. Вижу, что хочешь. Тогда освободи от обольстительных цепей мою жену! - замахнувшись, он вновь ударил юношу.

Вдруг взгляд прокурора пал на шею студента, на которой висела тонкая золотая цепочка с небольшой подвеской в виде воскресающего феникса. Шок, словно поток яда, разнесся по разуму де Вильере. В его памяти возродилось давнее событие, связанное с этим украшением, некогда подаренным им его первой жене. Представитель власти прекрасно знал, что эта подвеска могла принадлежать только одному, теперь уже покойному человеку, его сыну. Де Вильере отчетливо помнил все события, связанные с этим фениксом. Все началось, когда господин прокурор еще только женился на юной маркизе де Гилье, которой на тот момент было всего лишь восемнадцать лет. На момент медового месяца он подарил ей эту подвеску, которую она потом хранила, как вечный оберег. Но, спустя год у них родился сын, к несчастью, мертвым. Это было самое ужасное воспоминание де Вильере из его молодости, когда он был еще помощником королевского прокурора. Он до сих про помнил ту ночь, когда на улице гремел гром, лил дождь, а молния, как шпага, разрезала облака.

Виктор де Вильере, как сумасшедший, расхаживал у двери в спальню около пяти часов, ожидая появление на свет наследника. Уже к девятнадцати годам он владел достаточно большим состоянием и занимал пусть не особо, но влиятельную должность. Вдобавок ко всему, он еще и являлся богатым наследником своего отца, графа де Корлин. Но, если бы счастье можно было бы купить за деньги! Уже пятый час за дверью слышалась крики Ревекки, но не долгожданного младенца. Вся эта обстановка только напрягала помощника прокурора, вселяя в его разум самый кошмарные мысли. Молодой юрист рвал в руках клочок бумажки, пытаясь успокоиться. Спустя час дверь в спальню открылась и оттуда вышла повитуха, опустив голову. Это была женщина лет сорока, с седоватыми, короткими волосами и опечаленным взглядом. Де Вильере, бросив короткий взгляд на ее лицо, услышал самый жестокий приговор в своей жизни:

- Ребенок мертв. - Монотонно ответила женщина.

Самая страшная фраза в мире, вызывающая самые ужасные чувства у родителей, потерявших свое чадо, которое они уже никогда не смогут погладить по голове, рассказывая сказку на ночь! Эта новость стала роковой не только для Виктора, но и для его супруги. Ворвавшись в спальню, мужчина увидел душераздирающую картину; Ревекка сидела на постели, прикрывая глаза руками и стирая горькие слезы, а их сын лежал рядом, замотанный в белую пеленку. Он не дышал, не плакал и не двигался. Он был мертв. О, жестокий удар судьбы! Они так ждали ребенка, словно весь смысл их жизней был заключен в этот неподвижный комочек. Боль надолго поселилась в сердце де Вильере, ибо он увидел самую кошмарную картину в своей жизни, он увидел мертвого младенца, которому не суждено было прильнуть маленькими губами к груди матери.

- Нет, нет! - де Вильере, как в бреду проговаривал это слово.

- Виктор, он... - сквозь слезы шептала Ревекка.

- Я не верю! - безысходность не давала дворянину сказать что-то больше.

Де Вильере сделал пару шагов и упал возле кровати, крепко сжав в руках простыни. Отчаянный крик вырывался из самой души несостоявшегося отца, заглушая жалкий вой ветра и громкие удары грозы. Сейчас он был похож на разъяренного волка, потерявшего своего детеныша. Виктор задыхался, чувствуя, что его душат цепи злого рока, сыгравшего с ним эту жестокую шутку. Де Вильере всегда знал, что родители не должны терять своих детей, нет, не должны! Ужас, сковавший его разум стал все сильнее овладевать его мыслями.

- Кто? - обратился Виктор к повитухе.

- Мальчик. - Равнодушно ответила женщина.

Ну, конечно, это же не она только что потеряла сына, не ей выпала эта ужасная участь! А человек, который не знал такого горя, не способен понять несчастных родителей, лишившихся своего ребенка. Вместе с младенцем погибла какая-то частичка души де Вильере, умерло его сердце. Теперь там была пустота. Он так ждал этого ребенка, так мечтал услышать его смех, увидеть его чистые глазки, в которых отражалось бы счастье. Но этим грезам не суждено было сбыться. В тот момент в голове Виктора вертелась только одна мысль: «Как Бог может допускать такое? Почему он позволяет умирать совершенно невинным существам, не сделавшим ничего плохого? За что, за чьи грехи Господь лишает жизней младенцев, которые даже не успели вдохнуть воздух?»

Тогда де Вильере подскочил на ноги и в порыве какого-то безумства схватил безжизненный комочек, выбежав вмести с ним из комнаты. Казалось, в те минуты молодой дворянин просто не осознавал, что делает. И управлял им не разум, а кто-то другой. Чья-то невидимая рука тогда держала его в своих ладонях, словно марионетку. Каждый шаг Виктор и каждое движение было подвластно некоему призраку, управляющему им... Была ли то судьба или игра дьявола? Ответа на этот вопрос нет.

Он по сей день помнил ту ночь, застрявшую в его памяти, будто мрачную картину какого-то неизвестного художника. Де Вильере помнил, как вышел на улицу и, осторожно неся в руках труп сына, замотанный в пеленку и обвязанный цепочкой с кулоном, направился к мосту. Поместье, где раньше он жил находилось возле Собора Парижской Богоматери, возле Сены. В памяти прокурора воскресло то мгновение, когда он стоял возле реки и всматривался в неподвижный комочек. На несколько секунд ему показалось, что ребенок дышит, но это было лишь прикосновение ветра к пеленке. Холодные капли дождя падали на дворянина, забираясь под рубашку, а яркие вспышки серебряной молнии иногда озаряли его опечаленное лицо. Что творилось в его голове? Можно утверждать лишь то, что в тот момент он чувствовал самую сильную боли в своей жизни, боль в тысячи раз сильнее, чем удары тупых ножей в спину. С тяжелым сердцем Виктор зашел под мост и со слезами на глазах опустил тело сына в воду. Не желая больше оставаться на этом месте, де Вильере поспешил уйти, надеясь, что его никто не заметит...

И сейчас королевский прокурор внимательно всматривался в эту подвеску, надеясь, что это не она. Но, чем дольше он видел это украшение, тем больше убеждался, что это именно тот феникс, которого он когда-то утопил вместе с сыном. Де Вильере глядел на Андре совсем по-другому. Этого просто не может быть! Прокурор слегка коснулся рукой подбородка студента и, приподняв его голову, посмотрел ему в лицо. Теперь оно казалось представителю власти знакомым. Действительно, в лице этого юноши было что-то, напоминающее о Ревекке. Были ли это белокурые волосы или светло-голубые глаза? Мужчина не мг определиться. Заботливо стерев кровь с губы студента, прокурор спросил твердым, явно наигранным тоном: