- Внимание! Сейчас вылетит ...

(Хе-хе, парень! .. сейчас у тебя несколько вылетит ... может, это будет даже объемная живая картинка твоей собственной смерти ... ТВОЕ БУДУЩЕЕ! .. ха-ха!)

Глаз фотообъектива начало открываться ... Шире ... Шире ... И невероятно медленно ... шире ...

Ккккккк! ..

Гера почувствовал, как его относит куда-то очень далеко ...

Ощущение пространства, времени и даже собственного тела растворилось в бестелесном НИГДЕ ... Но особенно поразила именно отсутствие времени - не чувствовать его течения, его существование ... Понять это по-настоящему можно было только здесь, где его просто не существовало ...

Темнота вдруг исчезла, и Гера увидел себя самого как в зеркальном отражении. Только тот, зеркальный мальчик - был настоящий, а он (Гера-то понял это сразу) смотрел на него с портрета.

Когда Гера-с-будущего, повесив изображение на стене, отошел в сторону, увидел свою комнату - Гера-в-портрете сразу отметил, что смотрел так, будто весь превратился в сплошное Глаз. Ему не надо было переводить точки зрения, он видел всю картину в целом.

Одна за другой перед ним пронеслись картины его будущего. Комната это была светлой, то погружалась в ночную тьму; появлялся он сам, заходили родители, друзья; летний пейзаж за окном менялся снежной зимой ...

... Вот он, прикрыв дверь комнаты, внимательно прислушивается к голосам папы и мамы, которые обедают на кухне. Вынимает из портфеля дневник и осторожно вырывает страницу, где красным учительским чернилами - просьба, чтобы его родители пришли в школу (строгий завуч неожиданно застал Геру в туалете с сигаретой). Он вырывает лист из дневника и, чтобы не оставлять никаких следов, вынимает из другой его половины еще одну страницу. Но это не все. Хитро улыбаясь, Гера достал из письменного стола совершенно чистый новый дневник - его он больше часа подбирал в канцелярском магазине перед началом учебного года, чтобы и цвет страниц и расположение дырочек от скрепок идеально совпадали с приметами рабочего дневника - вот теперь все в порядке ...

... Они с Алексом сидят на кровати и рассматривают помятый черно-белый журнал, который нашли под лавкой в ​​парке. Мальчишки обмениваются приглушенными репликами, хотя дома никого нет. Похоже, журнал самодельный, с очень некачественными фотографиями, зато на них изображены голые женщины с огромными, как арбузы, грудью. Женщины застыли в дерзких позах; некоторые совсем без одежды, некоторые в странном облегающем наряде из кожи, которое совсем не прикрывает интимных частей тела. Некоторые держат во рту или руках нечто похожее на банан, но именно, понять невозможно из-за низкого качества черно-белых фотографий. Алекс выражает свое предположение, и они начинают смеяться.

Именно «Алекс», потому что к нему уже давно прикрепилось это прозвище. Никто не знает откуда ... не помнит. Алекс тоже значительно старше, его волосы, когда-то очень светлое, теперь просто русые, черты лица потеряли детскую округлость.

Когда Алекс поднимается, чтобы идти домой, Гера просит оставить журнал в него на несколько дней. Алекс идет, возвращаются с работы родители, ужин ... Когда все, наконец, укладываются спать, Гера тихонько включает в комнате настольную лампу и получает спрятан журнал ...

* * *

Гэри - шестнадцать ...

Родители подарили ему конверт с поздравительной открыткой, в которую была вложена денежная купюра в двадцать пять рублей. Он сам должен решить, какой подарок себе сделать. Впервые в жизни ему дарили деньги.

И сегодняшний день более знаменательный другим - он получил паспорт. Правда, это событие было несколько припсована недавним посещением фотосалона, где ему пришлось заставить себя смотреть прямо в объектив камеры. К счастью, обошлось без эксцессов. За последние годы он впервые фотографировался по-настоящему. Раньше, когда в школьном классе делали коллективное фото, он или находил повод уйти домой, или просто закрывал глаза. Тяжелые отношения с фотокамерами и даже с обычными линзами для Геры так и остались неразгаданными. Он ничего не помнил из того, что двенадцатилетний Гера-в-портрете видел здесь и сейчас, и мог поклясться чем угодно, что никогда не слышал слова «Фьючер».

* * *

Гера в Риге ...

Почти всю неделю комната оставалась пустой. Изредка, чтобы вытереть пыль или полить цветы, заходила мама.

Она старела (наверное, там и потом он не уловит разницы): под глазами уже были очертания темных мешков, морщин почти не прибавилось, но теперь они углубились и больше бросались в глаза. Пока он так торопил время, мечтая поскорее вырасти и стать взрослым, то - словно требуя за это платы - был беспощадным к его маме.

Перед тем, как выйти из комнаты, мама бросила странный пристальный взгляд на портрет. Не такой, каким обычно матери смотрят на фотографии своих детей. Она как пыталась рассмотреть что-то за ним, как человек, внезапно чувствует, что за ней наблюдают.

Этот взгляд был хорошо знаком Гэри-в-портрете - именно так часто смотрел на него он сам, особенно после прошлого лета. Тогда за одну неделю у него было две яркие галлюцинации: обе связаны с загадочным сухим чудовищем ...

Гера-в-портрете еще не понимал, чем вызваны эти кошмары. Зато голос в его голове нашептывал, что часть тебя уже знает ... Его взгляд тогда останавливался на портрете, словно намекая на какой-то не очень четкий, но все же существующий связь. И шло время, и это случалось все реже. А уже перед самой поездкой в ​​Ригу Гера порой и вообще не замечал своего изображения.

И вот вдруг комната впервые исчезла, точнее, возникло другое помещение.

Это было купе пассажирского поезда, в котором Гера возвращался из Риги домой. Но с первого взгляда было понятно даже двенадцатилетнем мальчике, не то, в котором Гера должен ехать. Потому что это было купе проводника. Завалено одеялами, с раковиной для мытья стаканов ...

Раздет Гера лежал на нижней полке, а на нем сидела голая женщина - очень высокая и очень мускулистая (как показалось Гэри-в-портрете). На полу у полки валялся одежда: его и ее.

Было сразу понятно, чем они занимаются. Это имело много названий, и двенадцатилетний Гера часто думал, почему одни считаются приличными, другие - не очень, а третьи можно было произносить вслух только в компании близких друзей, - если все они означают одно и то же?

Сначала оба они просто целовались, причем Гера - очень скованно и неуклюже - как, наверное, все юные и неопытные любовники. Чего совсем нельзя было сказать о проводницу. Она при этом старалась быть снисходительной и терпеливой, как с ребенком, делает первые шаги.

Все произошло быстро и просто, он и не заметил, как уже оказался голым в ее купе.

Внутренне Гера еще мусолил мысленно ее откровенный вопрос, поставленный бы между прочим, когда он пришел попросить сахара к чаю. Она спросила: «Парень, мне кажется, ты еще девственник, га-а-а?» А когда он оторопел с протянутой к цукернички рукой, она рассмеялась, как после удачной шутки. Но вдруг совсем серьезно добавила: «Мы могли бы это исправить».

Гера пришел к выводу, что в реальной жизни все так и должно происходить.

Когда волна мальчишеской смущения стала уступать место страсти, он даже попытался взять инициативу в свои руки.

Именно тогда и началось самое ужасное ...

Первый раз она укусила его не сильно. Гера почти не обратил на это внимания. А когда в голове уже забил тревожный звон и он понял, что происходит что-то не то ... то попытался вырваться из-под нее.

Она укусила его снова ... снова ... и снова. Он вырывался уже изо всех сил, но безрезультатно, - проводница оказалась намного сильнее. Паук схватил жертву и не собирался выпускать ...

Когда он хотел закричать, она просто заткнула ему рот своими смятыми трусиками. И он просто беззвучно плакал ... Не от боли, а от унижения и беспомощности. Вскоре его тело покрылись множеством лилово-красных следов от укусов ...