И Гарольд – спокойный, замкнутый, ранимый, не совсем практичный, однако готовый многое сделать для друзей в ущерб себе. Мне он представлялся кипарисом – стройным деревом, внутри которого заключено много полезных свойств, благодаря чему он используется и в медицине, и в строительстве, и в парфюмерии.

Девяносто девять девушек из ста выбрали бы себе в мужья такого человека, как Вергилий. Но не я.

Когда мужчины расплатились, и вся компания вышла на улицу, оказалось, что уже наступил глубокий вечер. Наш спутник откланялся и уехал в отдельном экипаже, а в другом мы с Гарольдом отправились в свою гостиницу. Настроение было просто замечательным – я чудно провела день, молодой человек держал меня за руку, и мне не хотелось расставаться с ним. Он собирался забрать из номера какие-то бумаги и заглянуть к Эндрюсу.

– Надеюсь, к нему-то ты со мной не поедешь? – с надеждой спросил следователь.

– Нет. Я очень устала. Надеюсь, ты справишься один, – милостиво отказалась я.

– Кстати, – Гарольд улыбнулся и лукаво посмотрел на меня. – Давно хотел попросить тебя об одном одолжении, только постоянно что-то мешало…

– О чём же? – я была заинтригована. – Но предупреждаю заранее, тебе это будет дорого стоить.

– Ты ведь певица, а я так и не слышал, как ты поёшь. Можешь исполнить что-нибудь?

Мне было приятно слышать эти слова, хотя я и зарделась. Наконец-то он хоть немного отвлёкся от работы и обратил внимание на мою личность.

– Прямо здесь? Без музыки? – улыбнулась я в ответ.

– Да! – радостно подтвердил Гарольд.

В моей голове перемешались все арии сразу – я не знала, что выбрать. Любая из них казалась неподходящей к месту и времени. Пауза затягивалась.

– Ну же, – подбодрил меня спутник.

Я откашлялась и в итоге решилась. Спою что-нибудь романтичное. Во время песни он смотрел на меня с восхищением. А когда я закончила, снял перчатки и медленно захлопал в ладоши.

– Браво! Ты действительно одарённый человек.

Я смущённо опустила глаза в пол. Неожиданная похвала от него являлась чем-то, о чём я не смела мечтать и я бы дорого отдала, чтобы этот миг никогда не заканчивался.

– Раз так, – в свою очередь я тоже решила воспользоваться моментом и задала вопрос, который уже давно вертелся на языке. – Тогда, в самый первый день пропажи Ребекки, когда я разгневанная пришла в твою комнату, почему ты всё рассказал мне?

Гарольд задумчиво смотрел и улыбался краями губ. Затем отрицательно покачал головой.

– Ну, правда, – настаивала я. – Ведь мы тогда не были дружны. Можно сказать, наоборот, между нами существовало недопонимание. С какой стати следователю делиться информацией с малознакомым человеком, хоть и родственником жертвы? Даже не с её родителями?

Молодой человек начал вертеть перчатки в руках и, наконец, ответил:

– Трудно объяснить. Ты такая… живая. Активная. Ты – та, кто должен знать. Наверное, я интуитивно чувствовал, что мы можем добиться большего, объединив усилия.

«Ты – та, кто должен знать». Это выражение, словно вырезанное ножом, осталось в моём сердце на долгие годы. Всего лишь несколько слов, но они много значили для меня. В то мгновение мы чувствовали невидимую связь между нами, как никогда ранее.

Между тем наш экипаж уже подъехал к гостинице. Улыбаясь, мы зашли в здание постоялого двора, как вдруг разразилась буря. Мои приёмные родители вскочили со стульев в гостиной и бросились к нам навстречу, выглядели они обеспокоенно. За их спинами столпилось несколько артистов труппы.

– Где ты была? – разгневанным голосом вскричал отец. – На дворе почти полночь!

– Ты же обещала вернуться через два часа! – в унисон воскликнула Розамунда.

На самом деле я редко видела их в таком состоянии. Всё-таки обычно между нами не происходило крупных разногласий. Вот почему оказанный приём оказался для меня как ушат холодной воды.

– Просто мы с Гарольдом ездили по делам, время пролетело незаметно, – пролепетала я.

Марк с раздражением взглянул на моего спутника, который растерялся больше меня. Тот как будто застыл на месте, не решаясь вмешиваться в семейные разборки.

– Как можно уехать на целый день, не предупредив никого? – продолжал бушевать отец. – Все и так держатся на пределе из-за Ребекки. А теперь ещё и ты пропадаешь! Мы уже собирались идти к констеблю.

И тут я поняла, почему родители сердятся – они испугались, что меня тоже похитили. Поэтому я не могла обижаться на них. Но мы всё же попали под горячую руку. Гарольд начал оправдываться:

– Простите, это моя вина. Мне не следовало брать Изабеллу с собой…

Несмотря на то, что Розамунда вроде успокоилась, увидев меня живой-невредимой, Марк по-прежнему пребывал в гневе. Теперь его возмущение перекинулось на следователя:

– Где вы были?

– За городом, – стал отвечать молодой человек.

До меня дошло, что он может сказать что-нибудь лишнее. Не хватало, чтобы Гарольд сейчас ещё вспомнил про вчерашнее нападение.

– Папа, – я заслонила его собой от Марка, – мы на самом деле ездили за город, на свежий воздух. Ты ведь знаешь Вергилия? Он учил нас самообороне. Ничего плохого не случилось. Пожалуйста, не кричи.

Но отец не мог так просто остановиться. К тому же, наверное, хотел показать родительский авторитет на публике:

– И не случится. Больше чтобы я вас вдвоём рядом не видел! Немедленно отправляйся в свою комнату.

– А у вас, юноша, – он обратился к Гарольду, – я вижу, нет никаких понятий о приличиях. Ведь Изабелла – ребёнок, ей всего шестнадцать лет. Как вы могли позволить себе уехать с ней на целый день?

Следователь стоял как вкопанный и не знал, что возразить. Я расплакалась от такой несправедливости и убежала наверх. Краем уха я слышала, что молодой человек, очевидно, покинул гостиницу, так и не зайдя к себе. Марк же пришёл в мой номер и начал нравоучения:

– Изабелла, похоже, ты не осознаёшь, где находишься. Это опасный город!

С опущенной головой я сидела на кровати, понимая, что сейчас что-либо объяснить у меня не получится. Лучше просто молчать.

Отец, видя, что я не спорю с ним, стал ходить по комнате:

– И этот Гарольд? Ты практически ничего о нём не знаешь, кроме того, что он живёт с нами на одном постоялом дворе. Конечно, столичному франту не привыкать покорять сердца девиц. Мне он категорически не нравится.

«А мне – наоборот», – мысленно ответила я.

Поняв, что его напор не приносит ощутимого результата, Марк решил пойти на крайние меры:

– Значит, так. Чтобы ты уяснила мою позицию окончательно, я запираю тебя здесь на ключ. Будешь выходить только для принятия пищи и в ванную комнату. Надеюсь, это тебя образумит.

Мне показалось, что от возмущения мои волосы на голове встали дыбом. Вот ведь проклятье! Я не успела ничего сообразить, как отец вышел из комнаты и запер за собой дверь.

В полной безысходности я начала отчаянно стучать в неё, но понимала, что Марк на попятную не пойдёт. По крайней мере, сегодня. Завтра же, я знала, отец смилостивится и признает, что перегнул палку. В грустном настроении, не зажигая свет, я сняла накидку, села на постель и стала жалеть себя. Я пыталась вспомнить своих настоящих родителей и думала о том, что, скорее всего, они бы не запрещали мне ни с кем общаться и уж тем более не запирали бы в комнате.

Однако это всего лишь догадки. Наша разлука произошла в моём глубоком детстве, и я даже не помнила их в лицо. Единственным воспоминанием являлся голос матери, певшей колыбельную. Сейчас я не могла быть уверена, что точно помнила его. Может, он был позже придуман мною? Немногочисленными источниками сведений служили родственники, поэтому раньше, будучи маленькой, я любила приходить к ним и слушать рассказы о родителях. В любом случае, настанет день, когда у меня будет свобода, возможности и время, тогда я найду их и мы снова встретимся. Я не сомневалась в этом.

Достав из мешочка кости, я подошла к окну, из которого струился лунный свет. Интересно, что они сейчас скажут? Хорошенько потрясла и бросила их. На одном кубике было слово «мужчина», на другом – «опасность». Я поломала голову, но так и не смогла найти вразумительное объяснение этому посланию. Мне грозит опасность от мужчины? Какому-то моему близкому мужчине грозит опасность?