Нет больше формулы Добро-против-Зла, Азатот правит бал, человек ошибка или шутка, за занавесью жизни скрывается что-то жуткое, способное погрузить наш мир в кошмар.

Нет ничего реального или нормального, ужас мчится навстречу на полном ходу, зловещий и мертвенный.

Нет смерти эго — случайного просветления.

Не уйти с пути пагубы, лучше не быть, худшее приберегли напоследок.

Нет Последнего Мессии, ведомые производителями сосок и акушерками, они схватили и погубили его, как и всех прошлых мессий.

Нет даже безысходности, вот уж абсолютное предательство.

Нет менеджмента ужаса путем изоляции, анкеровки, отвлечения, сублимации.

Не пишут и не читают трагедий, смерть держится на безопасном расстоянии за точкой схода дороги.

Не убежать в блаженство бессмысленности, зловещей бессмысленности существования, и потому…

И что же теперь, что будет теперь? Теперь осталась одна только неестественная растянутая улыбка — огромный разверстый провал, где тьма тянется к тьме, где ничто. Потом — ощущение словно вас проглатывают. Все — конец истории; сюжет полностью раскрыт.

Критиковать философию Цапффе или любого подобного ему философа, да и философию любого другого философа вообще, легко, если вы не имеете наклонности к их философии. Цапффе представил связный и логичный анализ человеческого существования, рассмотренного в определенном свете, и несмотря на это его философия может быть легко разрушена и даже высмеяна любым, при достаточном на то желании. Цапффе не открыл Новый Мир, представив горсть земли в качестве доказательства. Он был тем, кто, по его мнению, обосновал, почему человеческий род должен исчезнуть, при этом трезво отдавая себе отчет, что мы никогда не сделаем подобный выбор, чтобы он и его Последний Мессия не говорили.

Имеет ли значение, являемся мы суверенными бытиями или рабами? Наш вид уверенно смотрит в будущее, и не видит необходимости прекращать свой марионеточных танец воспроизводства в марионеточной вселенной, где ниточки дергают сами себя. Смешно даже думать о том, что мы станем вести себя по-другому, или сможем вести себя по-другому. Откровение о том, что наша жизнь ужас и парадокс, нисколько не устрашит разум тех, кто привык знать только то, что знает. Ад человеческого сознания есть просто философская сказка, которую мы слушаем на ночь и забываем наутро проснувшись, чтобы идти в школу, или на работу, или куда-то еще день за днем, каждый день. Способен ли потрясти нас ужас того, что мы безвозбранно живем, не зная, живы ли мы или мертвы… ужас наводнивших Землю безличностных теней …или ужас дергающихся на ветру манекенных голов, срывающихся и исчезающих в темном небе, как потерянные воздушные шарики? Если вы склонны думать в подобном стиле, можете крикнуть об этом в окно и увидите, что случится. Никто не дрогнет и не двинется с места, хотя вы можете начинать вымирать, если хотите. Вместо вас мы наделаем других марионеток, хотя, конечно, мы не называем их так. Мы называем их люди, у них есть личности, и жизнь их вовсе не такая, как вы полагаете.

Непросто быть кем-то, но быть никем это тема вне обсуждения. Мы должны быть счастливы, мы должны представлять счастье Сизифа, и мы должны верить, потому что верить абсурдно. День ото дня, во всех отношениях, мы становимся лучше и лучше. Позитивные иллюзии для позитивных людей. Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?

Пристреливают ли себя — спросите об этом Глорию Битти, Микельштедтера, Вейнингера, спросите Хемингуэя. Но не спрашивайте повесившихся Майнлендера или Бьёрнебу. И не спрашивайте Жана Амери, автора «Самоубийства» (Suicide: A Discourse on Voluntary Death (1976)), покончившего с собой, приняв смертельную дозу яда. Амери выжил в Аушвице, но не смог пережить свое выживание. И вряд ли кто сможет. Благодаря нашим предкам и миру за нашей спиной, мы никогда не увидим эту жизнь как ЗЛОВЕЩЕ БЕССМЫСЛЕННУЮ. Никто никогда не говорит о том, что проклятие предков отравило нас in utero (в утробе матери) и теперь пачкает наше существование. Врачи родильных отделений не плачут особенно часто. Врачи не склоняют головы со словами: «Секундомер запущен». Если младенец плачет, то все в порядке. Время высушит его слезы; время вылечит все. Время вылечит всех, пока не останется никого, кого можно лечить. После этого все станет таким, каким было до того, как мы пустили корни там, где мы быть не должны.

Для каждого из нас — а потом и для всех нас — наступит день, когда с будущим будет покончено. А до тех пор человечество снова и снова будет привыкать к каждому ужасу, который постучится в нашу дверь, как это было всегда. И так будет продолжаться, и продолжаться, до полной остановки. И будет продолжаться ужас, и поколения будут валиться в будущее словно в общую могилу. И ужасы, которые мы приняли, мы передадим дальше, как дурное наследство. Быть живым: десятилетиями подниматься по будильнику, пробираться через очередной круг настроений, ощущений, мыслей, желаний — всю гамму побуждений — и наконец рухнуть в постель в пот дёгтя мертвого сна или медленного огня фантасмагорий, растлевающих наш спящий разум. Почему столь многие из нас страстно желают сменить на пожизненное заключение веревку или ружейный прицел? Разве не заслужили мы смерти? Но мы не задаемся такими вопросами. Они нам не интересны, потому мы не обращаемся к ним и не отвечаем, положа руку на сердце. Верно ли заканчивать с таким настроением заговор против человеческой расы? Нам кажется, что мы выбрали правильный курс: смерть трагедии на руках несуществующего. Мир, перенаселенный нерожденными, не будет страдать, если мы сотрем содеянное, с тем чтобы мы могли продолжать жить так, как жили все эти годы. Как уже говорилось, ничего из известного не может заставить нас сделать этот шаг. Может ли быть что-то более немыслимое? Мы ведь просто люди. Спросите кого угодно.

(Перевод revliscap, март 2018)

Комментарии

1

Рождение человеческого сознания, изображенное в этом параграфе, может рассматриваться как:

(А) метафора «утраты невинности» человечества и отчуждение от «естественного» способа бытия в мире;

(Б) спекулятивное эпизод с приблизительной опорой в эволюционной психологии.

2

«„Последний Мессия“, Мудрость в Открытом Воздухе: Норвежские корни Глубинной Экологии» (1993), под ред. Peter Reed и David Rothenberg (переводчик Sigmund Kvaløy и Peter Reed); Философия сегодня, март-апрель 2004 (переводчик Gisle R. Tangenes). К сожалению, философский шедевр Цапффе, «К трагедии» (1941) так и не появился ни на одном из других языков к моменту написания этой книги. Но как бы там ни было, краткое изложение содержания, а так же отрывки из этого трактата и других трудов Цапффе, переведенные на английский язык Tangenes, свидетельствуют о том, что на протяжении всей своей долгой жизни он не оставлял и не ослаблял пессимистических принципов «К Трагедии», как-то они были кратко изложены в миниатюре «Последний Мессия». Хотя может показаться странным и даже нелепым, что в данной книге столь много внимания уделяется дискурсу о коротком эссе, написанном малоизвестным европейским философом в начале 1930-х годов, тем не менее, нужно же с чего-то начинать.

3

Соединяясь под обозначением «конструктивизм», философы, социологи, и другие авторитеты из разных областей, каждый по своему обсуждали сфабрикованный характер нашей жизни. Примеры: P. L. Berger и T. Luckman, «Социальная конструкция реальности», 1966; Paul Watzlawick, ed., «Изобретая Реальность: Как мы знаем то, что мы полагаем, мы знаем?», 1984; Ernst von Glasefeld (Эрнст фон Глазерсфельд), «Радикальный конструктивизм: Путь познания», 1996. Для читающих интеллектуалов это лишь одна из идей, что занимают их дни. И хотя эта идея не столь часто проникает в массы для обсуждения, иногда она доходит и до масс. Например, в кинематографе сфабрикованность основ нашей жизни всплывает в заключительной сцене «Героя» (1992), когда протагонист, в титрах именуемый Бернард Ле Плант, воссоединившись с сыном, кратко делится с ним своей мудростью: «Помнишь, сынок, я обещал рассказать про жизнь?», говорит он. «Так вот, жизнь странная штука. Люди постоянно говорят о правде, все хотят знать правду, словно это нечто вроде рулонов туалетной бумаги, которые хранятся в шкафу. Но постепенно узнаешь, что правды никакой и нету. А все что есть, это бред и чушь, прошу простить мой французский. Слои и слои чуши и бреда, которые наслаиваются один на другой. И все что ты делаешь, когда повзрослеешь, это выбираешь для себя свой слой чуши, который тебе нравится, и эта чушь становится твоей чушью. Понял?» Несмотря на цинизм Ле Планта, он искренне желает наладить отношения с сыном. (Голливуд всегда с охотой инвестирует в сюжеты о «восстановлении» семейных уз.) И эти узы, основанные на объяснениях о сути чуши, сами обращаются в чушь — поскольку у нас нет объективных причин предпочитать один слой чуши другому, если только мы сами уже не полны чуши к тому моменту — и эту операцию проделывает сентенция Ле Планта о том, что «Все, что есть, есть чушь», пусть и даже без его понимания о том, как эта чушь работает. И хотя этот совершенно не тот месседж, который киношники желали донести до массовой аудитории при помощи фильма и философствований Героя, этот месседж все равно случился.