В тринадцать Белен очень изменилась. Она стала женщиной в одно мгновение, и я никак не мог перестать пялиться на неё, мечтая о ней в эротических снах, желая прикоснуться к ней. Думаю, именно после её тринадцатилетия я впервые захотел прижать её к стене и поцеловать.

Я всегда был хорош во флирте с девушками. Мать говорит, что это у меня от отца. Я могу довести их до безумия, просто сняв футболку или обычным шепотом на ушко. Думаю, это из-за того, что я жил лишь с мамой, что помогло мне понять женщин. Казалось, Белен тоже нравилось это, но потом вдруг атмосфера между нами изменилась, хотя может я просто придумал это?

Раньше я чувствовал, что могу общаться с ней как ни с кем другим. Иногда нам хватало одного взгляда друг на друга, чтобы сказать, о чём каждый из нас думает.

После нашего первого поцелуя, я знал, что увлеку её за собой, если не буду осторожен. У Белен было что-то, что делало меня зависимым. Я хотел трахнуть её. Иисусе, я так хотел трахнуть её! Я хотел от неё тех вещей, которых никогда не хотел от других девушек. Таких как, например, вымыть её, когда у неё впервые начались месячные. Какой парень, черт возьми, вообще захочет такого? И что делает меня ещё большим психом, так это постоянные фантазии обрюхатить её, после того, как я узнал, что у неё менструация. Что, черт возьми, со мной? В этом нет никакого смысла.

Это дерьмо с Белен пугает меня до смерти, и я отчаянно борюсь с собой, чтобы оставаться хладнокровным рядом с ней.

Я должен был заставить её забыть меня; необходимо было заставить её ненавидеть меня.

Какой самый простой способ сделать это? Старый книжный трюк: начни трахать её лучшую подругу.

Думаю, это делает меня мудаком. Но я становлюсь им, чтобы защитить Белен. Ярица — горячая соседка; она носит обтягивающую одежду и легко её снимает — собственно, это всё, что мне нужно. Я часто задумывался, насколько близки в действительности были Белен и Ярица. Они не казались похожими — Ярица была среди парней и сосала член, пока Белен сидела за книжками и ходила в церковь.

Я мог сказать, что Яри влюблена в меня, и она дождалась удобного момента, когда я напился на вечеринке. Остальное вы уже знаете. Я всегда звонил ей, как запасному варианту, когда не мог найти никого другого на ночь. Когда Бей узнала — это буквально раздавило её — все эмоции в тот момент можно было прочитать на её лице. Но она не могла показать, как херово это было, что бы она сказала? Мы двоюродные брат и сестра. Мы одна семья.

Белен

Лаки собирается на войну, а я собираюсь поступить в колледж. Возможно, мы даже не будем жить рядом друг с другом, когда вырастем или вообще едва ли когда-нибудь увидимся. И это хорошо, ибо напряжение между нами густое, как туман. Я не могу находиться с ним в одной комнате без того, чтобы не вспотеть и не начать заикаться. Когда он смотрит на меня, моё сердце пускается вскачь, а глаза вспыхивают разными оттенками эмоций, которые я бы хотела скрыть от него. Это существенно усложняет мою жизнь, учитывая тот факт, что мы ещё и живём в одном здании. Я так нервничаю, когда он рядом, что нет ни единого шанса, что наши мамы не замечают этого. Однако пока никто ничего не говорит. Но что бы они могли сказать? Может, они просто думают, что мы сумасшедшие или противны друг другу. Раймонд, должно быть, рассказал Хеми. Не мог не рассказать. Однажды это выйдет наружу и, когда этот момент настанет, я хочу жить далеко отсюда, далеко от них всех.

Уже с нетерпением жду занятий на первом курсе, ведь мои оценки так высоки. Мой школьный психолог, мистер Санчес, помогает мне справиться со всем процессом, так как никому в моей семье никогда раньше не приходилось этим заниматься. Мы сидим бок о бок за его компьютером, и он помогает мне выбрать университет для поступления. Мы рассматриваем тонны разных школ, в том числе и из Лиги Плюща. Я переживаю, что недостаточно хороша, что мне нужно записаться на ещё одни дополнительные внеурочные факультативы или выиграть какие-то награды, быть президентом какого-то клуба.

Дверь в коридор открыта, и дети несутся на улицу, крича и визжа, ведь прозвенел последний звонок, а это означает свободу. Обычно после школы я иду в библиотеку и заканчиваю домашнее задание. Если я принесу всё домой, то сразу же отвлекусь на телевизор или холодильник, или на тот факт, что Лаки всего двумя этажами ниже меня.

Я как раз говорю мистеру Санчесу, как благодарна ему за помощь и прощаюсь с ним, когда Лаки просовывает голову в дверной проём и пристально смотрит с неодобрением.

— Пойдём, Бей, — говорит он, взглянув на часы.

— Прости?

— Пойдём, я сказал, — настаивает он, вызывающе кивая подбородком в сторону мистера Санчеса.

— Эм, О’кей. Мистер Санчес, это мой двоюродный брат Лусиан, — говорю и указываю ладонью в сторону Лаки, представляя его.

— Да, Белен. Мы с мистером Кабрера уже знакомы. С первого курса, не так ли мистер Кабрера?

— Да, — отвечает Лаки, кивая слишком поспешно, я начинаю подозревать, что он под наркотой. — Давай, Бей, нам надо идти.

Он хватает мой рюкзак и закидывает себе через плечо. Затем он хватает мою руку и тянет в коридор.

— Спасибо, мистер Санчес! Я дам вам знать, когда будет что-то известно, — кричу в сторону офиса, пока меня тащат на улицу.

— Что, чёрт возьми, с тобой такое, Лаки?

— Давай пойдём уже, ладно? — просит он, заботливо наморщив лоб.

— Всё в порядке? — спрашиваю. — Я не собиралась домой, я хотела пойти в библиотеку.

— Этот парень — говнюк, Ленни, и все знают об этом. Не ходи в офис к нему одна или мне придётся сделать что-то, о чём мы оба будем сожалеть. — Его взгляд беспокойно мечется по сторонам, будто бы он опасается слежки.

— Ты ревнуешь или что? — спрашиваю, широко распахивая глаза. — Он всегда был со мной джентльменом. Без него я бы совсем не знала, куда поступить.

— Я к чертям прибью его, если он хоть пальцем тебя тронет, — говорит Лаки, его глаза осматривают всю площадку. Наверное, он на амфетамине, раз ведёт себя как безумный. Чувствую ярость от того, что Лаки командует мной. Как он вообще смеет мне указывать, что делать, если всё, что он сам делает, так это избегает меня? Пару его приятелей проходят мимо, здороваясь с ним, но Лаки лишь кивает в ответ. Он скрещивает руки на груди.

— Ты знаешь, что должен пройти тест на наркотики, как часть физической подготовки. Ты же никогда не сможешь поступить в Морскую академию с тем дерьмом, что у тебя в организме, — я тоже скрещиваю руки, копируя его позу.

— Я всего лишь пытаюсь защитить тебя, Ленни. Не хочу, чтобы тебе делали больно. Никогда.

Ненавижу, когда он называет меня «Ленни» — даже больше, чем когда он зовёт меня «Бей». Он зовёт меня так с тех пор, когда мы могли ещё нормально общаться, и я помню, как на мой пятый день рождения он назвал меня так перед всеми гостями. Он совсем не хотел поддразнить меня, но все начали смеяться и говорить, что у меня мужское имя. Тити заставила его извиниться, и он плакал, пока делал это. Он пролил фруктовый пунш на свою белую рубашку на пуговицах и ему пришлось остаться только в майке. На нём была золотая цепочка и золотой детский браслет в придачу. Это были подарки от его отца в один из тех немногих раз, когда он приезжал из Пуэрто-Рико.

Моё сердце смягчается от этих воспоминаний, а колени подгибаются, словно восковые. Я люблю Лаки с тех пор, как себя знаю, и иногда это чувство напоминает любовь свирепого дикого зверя.

— Почему бы тебе не пойти домой и не протрезветь? Сделай себе чая, поиграй в видеоигры, пока Тити не вернётся, — мягко уговариваю его. Он кажется взрывоопасным и ранимым одновременно. — Ты можешь избавиться от этой гадости в своём организме до сдачи теста, Лаки. Просто не делай этого снова, пожалуйста. Обещаю больше не видеться с мистером Санчесом. Буду общаться только почтой.

Лаки решительно кивает, вытирая нос тыльной стороной рукава. Его тело, кажется, дрожит, и я не могу ничего сделать, кроме как схватить его за руку.