Однако речь о месмеровской гениальности здесь идет в связи с открытием им "животного магнетизма" и теми невероятными усилиями, которые он прилагал для того, чтобы его метод стал общепризнанным лечебным средством. Об этом речь пойдет несколько позднее. В данном случае нас интересует иная сторона вопроса — инцидент, в котором магнетизм (гипноз) оказался "замешанным" в круг противоправных действий. И мы не случайно упоминали о том, что, достаточно полно рассматривая личность Месмера, Цвейг "опустил" чувственную сторону его характера. Логично полагать, что эротичность Месмера должна была соответствовать его недюжинной физической и психической силе. Очевидно, именно эта сторона его натуры и дала повод для тех недоразумений, которые произошли в связи с уже упомянутой девицей Парадиз.
Суть этих недоразумений, имевших достаточно сильный общественный резонанс, состояла в следующем. В Вене всеобщей известностью пользовалась талантливая слепая музыкантша Мария Терезия Парадиз. Большую заботу о ней проявляла сама императрица, назначившая ей значительную денежную пенсию и обеспечивавшая ей бесплатное дальнейшее образование. И вот эту девушку, считавшуюся безнадежно ослепшей в связи с поражением зрительных нервов, приводят на лечение к Месмеру. Перед этим ее годами лечили у знаменитых окулистов, но безрезультатно. Месмер, обследовав девушку, пришел к выводу, что ее недуг обусловлен не столько органическим поражением зрительных путей, сколько функциональными нарушениями в деятельности нервной системы. Для того чтобы иметь возможность более тщательно следить за результатами своего магнетического лечения, которое проводилось бесплатно, Месмер взял девушку к себе в дом вместе с другими пациентками.
Как это ни странно, но так и осталось точно неизвестно, в какой степени эффективным оказалось магнетическое лечение больной. Месмер утверждал, что он почти полностью вернул ей зрение; заявления же профессоров, лечивших больную ранее, отвергали какие бы то ни было признаки улучшения, сводя все к обману и "воображению". В данном случае антагонизм "цеховых интересов" профессиональных окулистов и талантливого врачевателя, пользующегося новым, непонятным и, в сущности, еще не апробированным методом, проявился, по-видимому, в полной мере и оказался абсолютно непримиримым.
Ополчившиеся против Месмера врачи приняли все меры для того, чтобы опорочить не только лечебный метод, но и самого врачевателя, публично высказав сомнения в его добродетельности относительно красивой молодой пациентки, длительное время живущей в его доме. Ее родителям, кроме того, "объяснили", что их выздоровевшая дочь потеряет право на императорскую пенсию.
И вот ранее полностью доверявший Месмеру отец девушки врывается в его дом с обнаженной саблей и требует вернуть дочь в семью. Упорно не желающую возвращаться обратно дочь мать жестоко избивает, так что несчастную охватывают интенсивные судороги. Сюжет достоин оперного либретто: несмотря на побои и угрозы, девушка все-таки остается в доме своего врача (не исключено, что и горячо любимого), однако слепота вновь возвращается к ней.
На новый курс лечения у Месмера уже нет времени. Комиссия нравов, отмобилизованная императорским двором, архиепископом и придворными медиками, приказывает "прекратить безобразия" и выдать девицу родителям. Месмер исполняет приказ и покидает Вену с тем, чтобы поселиться в Париже. Описывая это событие, известный в свое время маг и гипнотизер X. М. Шиллер-Школьник вносит некоторые добавочные штрихи к облику Месмера. "Месмер, — пишет он, — родился в 1734 г. в Инцнанге (у Баденского озера) в семье лесничего и, при всей его гениальной и необычайной даровитости, унаследовал также и дурные наклонности отца: корысть, честолюбие и чрезмерную жажду чувственных наслаждений, помешавших ему достигнуть соответствующей высоты. Он преждевременно пал жертвой своей страсти и честолюбия"[8].
Однако данные другого исследователя жизни и творчества Месмера — Л. Шертока — явно не совпадают с мнением предыдущего автора и вносят в облик Месмера неожиданные черты. В юности, пишет Л. Шерток, Месмер отличался застенчивостью и приобрел уверенность в себе только после женитьбы, которая ввела его в придворные круги Австрии и принесла большое состояние, быстро растраченное им на постройку дворца, где он устраивал нескончаемые празднества. Былая застенчивость компенсировалась у него параноидальной манией величия. В этот период у Месмера сложилось убеждение, что он совершил революционный переворот в медицине и ему уготована роль благодетеля человечества. Об этом свидетельствует тот факт, что, будучи изгнан из Вены, он не колеблясь обращается к французскому королю Людовику XVI с просьбой предоставить в его распоряжение для лечения больных один из королевских замков.
Говорить что-либо определенное о роли эротизма в жизни Месмера на основе тех противоречивых сведений, которые дошли до нас, очень трудно. Известно, что женился он поздно на женщине старше себя, детей у них не было; через несколько лет он расстался с женой, переселившись в Париж. В этом городе, где злословие отнюдь не щадило его, никто ни разу его не упрекнул ни в одном беспутном поступке, как это произошло в Вене.
Л. Шерток также не имеет на сей счет определенного мнения. "Чем это могло объясняться? — вопрошает он.
— Полным воздержанием? Сексуальной неполноценностью? В последнем случае, считает фрейдистски ориентированный автор, магнетизм должен был в известной мере служить ему защитой: сознавая свою импотенцию, он то вымещал ее на других в форме параноидальной агрессивности, когда, например, он заподозрил в предательстве своего друга д’Эслона, основавшего собственную школу магнетизма, то подавлял больных добротой (особенно в последние годы в Швейцарии). Однако даже если признать, что сексуальное поведение Месмера действительно было "безупречным", то обо всех магнетизерах этого, по-видимому, никак нельзя сказать"[9].
И действительно, в справедливости последней фразы приведенного высказывания, как показали последующие события, развивавшиеся вокруг гипноза, сомневаться не приходится. Некоторые факты, свидетельствующие об этом, приводятся в следующем разделе.
В истории цивилизации бывают периоды расцвета мистицизма и чертовщины, когда кажется, что в здравомыслии человечества происходит какой-то "сдвиг" и оно начинает мыслить категориями "немыслимого", пребывая в напряженном ожидании грядущего чуда. Отмечено, что такого рода положение складывается, как правило, в периоды активизации масштабных исторических процессов, когда расшатываются старые социальные уклады и институты и начинают формироваться новые.
Исследователи, занимающиеся изучением массовых планетарных пертурбаций, связывают такого рода периоды с повышением уровня солнечной активности, которое приводит к преобладанию тонуса правого полушария человеческого мозга, а вместе с этим и к указанным социальным явлениям.
Социально нестабильные эпохи нередко бывают ознаменованы значительными научными открытиями. Становление и расцвет учения о "животном магнетизме", открытом Месмером в 1775 г., приходится как раз на одну из таких эпох. Сам автор этого открытия, добившийся весьма громкой и, как уже отмечалось ранее, не всегда доброй славы, предпочел в связи с этим покинуть Вену и перебраться в Париж. Это произошло в 1778 г.
Парижское общество в это время переживало увлечение "непостижимыми" чудесами и мистикой. В светских салонах, на званых вечерах внимание многочисленной публики неизменно бывало сосредоточено вокруг таких феноменальных личностей, как граф Сен-Жермен, граф Калиостро (Бальзамо), мадам Бантан, и многих других, не успевших достичь высот славы.