— Мы поклоны бьем натощак, а он калач жрет, — толкнув Илюху в бок, как ни в чем не бывало прошептал Санька — смуглый, широкобровый, один из самых способных учеников.

— Кто? — обводя весь, класс пристальным, разгневанным взглядом, спросил учитель.

Мальчишки молча сопели, вдыхая разгоряченными ноздрями клубившуюся до потолка пыль.

— По местам! — раздалась команда.

Прогрохотав сапогами, все быстро расселись по партам.

— Встать! — снова раздался грозный окрик учителя. — Последний раз спрашиваю: кто разбил окно?

Опустив головы, ученики замерли в тягостном, напряженном молчании.

— Я жду. Сейчас начнется в церкви служба. Если не признаетесь, кто выбил раму, поставлю на колени и будете торчать здесь на протяжении всей обедни. Говельщики… Вот оставлю весь класс без обеда, — добавил он насмешливо.

Все знали, что старший учитель может выполнить свою угрозу. После обедни вся голодная орава молельщиков отпускалась на час домой. Матери для них берегли лучшие куски пирогов с тыквой или морковкой. Стоять голодными на коленях не улыбалось.

— Я, Владимир Александрович, вышиб раму, — сказал Санька Глебов и поднял руку.

— Хорошо. Я с тобой поговорю потом. А сейчас все марш строиться и в храм! — приказал учитель.

Бывало еще и так: часть учеников, в том числе и Илюха, приходили в школу задолго до начала занятий. Одни придумывали разные игры, другие баловались, третьи наспех делали заданные на дом уроки. Илюшка почти никогда не раскрывал дома ни одного учебника. Никто из домашних не интересовался, когда и где он готовит уроки. Учится хорошо — и ладно. Иногда отец заставлял прочитать что-нибудь вслух. На этом проверка кончалась. За учение родители не беспокоились. Илюшка быстро и хорошо запоминал прочитанное, а поэтому, как только он приходил из школы, всегда находилась работа по хозяйству. Мальчик должен был поить скотину, раздавать корм, рубить и колоть дрова. Если выдавалась свободная минута, то моментально набивал карманы бабками и играл до самой темноты. Тяга к игре в козны была необоримой. Другим пристрастием были сказки. Мальчишки собирались у кого-нибудь на повете, зарывались в сено и могли рассказывать друг дружке до бесконечности, Пересказывали одни и те же сказки по нескольку раз, а иногда сочиняли и сами, улучшали варианты, слышанные от других. Илюшка обладал совершенно неуемной фантазией и так иногда завирался, что ставил товарищей в тупик, выставляя в смешном виде станичных знакомых.

Работа по хозяйству, бабки, сказки на поветях отнимали все свободное время. Заданные на дом уроки Илюха на скорую руку учил в школе и включался в игры или проказы. Неистощимые на выдумки ребята всякий раз изобретали какое-нибудь новое озорство.

Однажды придумали такую коварную забаву. Лежал в классе за печкой суковатый вязовый дрючок с обгорелой в корневище закорюкой. Дрючком этим сторожиха мешала в печке угли. Кочережки всегда куда-то исчезали.

В классе была огромная, тяжелая, обитая войлоком дверь. Мальчишки, как правило, впопыхах неплотно ее прикрывали, выстуживая и без того не очень теплое помещение. Дежурному надоело таскать провинившихся первоклашек за уши, и старшие сообща изобрели кару. Дверь из класса открывалась в сени. Решили вытащить из-за печки вязовую сторожихину кочережку и пристроить ее между дверью и косяком. Как только какой-нибудь мальчишка, разлетевшись, с ходу открывал дверь, черный, закопченный дрючок валился прямо в лицо. Ошеломленный такой встречей бедняга отскакивал и под хохот сорванцов начинал растирать сажу на щеках. В тот день все так увлеклись своей забавой, что не заметили, как прошло время и в открывшуюся дверь вошел старший учитель Владимир Александрович Гетманов. Ребячья забава рухнула ему на голову.

— Болваны! — крикнул он и, схватив дрючок, с остервенением швырнул его за печку. Вытирая платком испачканные руки, начал искать сердито вытаращенными глазами виновника. — На сей раз я не отпущу вас домой до тех пор, пока не назовете имя этого негодяя!

Зал притих. Сначала кто-то из мальчишек, давясь от смеха, пыхтел за партой, затем дружно, как это часто бывает с детьми, все неудержимо захохотали.

Гневно поджатые губы Владимира Александровича судорожно тряслись. Нос, щеки и кипенно-белая рубаха с черной бабочкой — все было испачкано сажей.

— У вас, Владимир Александрович, лицо в саже, — захлебываясь от смеха, прошепелявил Егорка Шулов. Он был родственником учителя, недавно женившегося на его тетке.

Поняв, что он попал в нелепое положение, учитель схватился за голову и выскочил из класса, забыв закрыть за собой дверь. Вернулся он в чистой рубахе с бантиком, который стрижом выглядывал из откидного воротника военного кителя.

Озорство зашло слишком далеко, поэтому после команды «на колени» все, как один, бесшумно и быстро влезли на парты.

— На рубцы! — последовала вторая команда. Ученики исполнили ее так же беспрекословно, хотя стоять на рубцах, где лежали карандаши и ручки, было несладко — сразу становилось больно коленкам.

Скрестив на груди руки, учитель прошелся посередине класса из конца в конец, остановился перед первоклашками и проговорил строго:

— Если не будет назван зачинщик, заставлю вытянуть руки.

Не понимая всей унизительности наказания, мальчишки принимали его как вполне заслуженное. Лучше уж постоять на рубцах, потерпеть, чем быть ябедником.

— Вытянуть руки! — снова раздалась сердитая и протяжная команда учителя.

Маленькие тогда еще не понимали, что значит стоять на коленях и держать руки вытянутыми. Поначалу это кажется совсем нетрудно. Но буквально через минуту руки начинают неметь и непроизвольно падают. Кто не выдерживает, к тому подходит учитель и из-под низа бьет линейкой по рукам. Малыши скисают первыми, начинают пыхтеть и всхлипывать. Но плакс потом дразнят и «клюют» чуть ли не в каждом углу.

Старшие ученики поглядывают на Егорку Шулова. Бывали случаи, что некоторые проделки становились известны учителю. Подозревали, что доносчик Егорка. Его потихоньку отлупили однажды, но он даже не пожаловался. Сейчас, надув мокрые губы, Егорка терпеливо держал руки вытянутыми, перенося эту муку наравне со всеми.

С красными, как мак, щеками учитель медленно ходил перед первыми рядами, свирепо теребя темные усики. Иногда он прибегал к помощи линейки. Если провинившийся начинал выть, разрешал опустить руки, но при этом награждал плаксу оплеухой. Илья не помнит, сколько длилось такое противоборство. Руки и ноги невыносимо болели. Многие уже шмурыгали носами на весь класс, елозили коленками по рубцам черных парт, но виновника не назвали.

11

В школу Илюшка ходил охотно, учился неплохо, но все же каникулы ждал как отраду. Сумка с книжками и тетрадками — с глаз долой — запиралась куда-нибудь в сундук или комод, и только перед началом занятий начинала мучить совесть, что ни разу не заглянул в книжки, не прочитал ни единственной странички из заданного или рекомендованного учителем. На третьем году учебы их класс повел Георгий Артамонович Шаров. Он как-то сразу сумел подобрать к мальчикам тот «золотой ключик», которым открываются юные души. С первых же уроков все полюбили его и прониклись доверием. Шаров сумел повести дело так, что основная часть самых способных учеников как будто «нечаянно» задерживалась после занятий в школе, и они доверительно беседовали о книгах.

— Мне хотелось, чтобы вы как можно больше читали, — говорил Егор Артамонович. — Чтобы книга стала другом вашей жизни.

Ни в школе, ни в самой станице в то время библиотеки не было. Дети читали принесенные учителем книги вслух и обсуждали прочитанное. Первой и, конечно же, самой памятной — после сказок Пушкина — была повесть Гоголя «Тарас Бульба». Жизнь и героика запорожских казаков, потомков славной казачьей вольницы, суровая и яркая любовь к своей отчизне была близкой, кровной. Ребята буквально впитывали прочитанное и готовы были слушать без конца. Частые задержки Илюшки в школе не остались не замеченными дома. Как-то отец нарочно подождал его возле ворот и не очень ласково спросил: