Из гостиной он провел их к длинной узкой галерее. Одну ее стену почти полностью занимали окна в пол, заливавшие пространство теплым светом невидимого солнца. На другой стене были развешаны портреты; одни смотрелись откровенно старыми, другие, похоже, были сделаны с современных фотографий. Но фотографии здесь смотрелись бы лишними – следами прогресса, который универсалы не желали признавать. Поэтому они доверяли свою память не фотопленке, а холсту и краскам.

Здесь хранилась история семьи Энтис – тех ее представителей, что позабыли о своей природе и подчинились культу. Первое время Кирилл шел молча, даже не глядя на своих предков, и остановился только воле портрета семейной пары – молодой, красивой, но не по годам серьезной. Мужчина и женщина будто знали, какая ответственность на них лежит, и со дня свадьбы отказывались от любых радостей жизни.

– Это наши родители, – пояснил Кирилл. – Очень уважаемые люди в Латебре. Их репутация была настолько безупречна, что даже после выходки моего брата соседи не отвернулись от них. Но сами они пережить такое не сумели. У мамы всегда было слабое сердце, и каждый раз, когда она слышала о нем, ей становилось плохо. Ей помогали, ее спасали… а однажды спасти не успели. Когда ее не стало, отец тоже долго не протянул, они умерли в один год. А все из-за него! Он знает об этом, я говорил ему. Но не думаю, что ему знаком стыд.

Рядом с портретом семейной четы висело изображение их детей. Вот Кирилл и Хэллоуин… точнее, тогда еще Иоанн, послушный золотоволосый мальчик. Они выглядели двойняшками, хотя Дана знала, что они погодки, Кирилл родился на год позже. На этой картине им было лет по семь-восемь, неизвестный художник запечатлел их играющими в саду.

Тогда Кирилл казался совсем другим: он смеялся, карие глаза светились весельем, он еще не думал о нормах, законе и общественном мнении. Они с братом возились на сочной зеленой траве сада и, кажется, любили друг друга…

Но Дану гораздо больше заинтересовала не их уничтоженная дружба, а девушка, тоже оказавшаяся на картине. Мальчишки играли на лужайке, а она сидела в плетеном кресле с книгой на коленях и наблюдала за ними. Девушка была совсем юной – лет пятнадцати-шестнадцати, не больше. Она была похожа на обоих мальчишек: с Кириллом ее роднила светлая кожа, с Иоанном – серо-голубые глаза и золотые волосы, которые у нее, впрочем, были намного светлее и вились кудрями.

Амиар тоже обратил внимания на печальную красавицу.

– Кто это? – спросил он.

– Это Хелена, наша сестра, – пояснил Кирилл. – А еще – это причина, которую вы ищете. Мой брат превратился в чудовище, когда умерла Хелена.

Универсалы хотели жить уединенной общиной и отстраниться от мира, но мир не забывал о них. Их энергия, способная влиять на рост магических кристаллов, была слишком сильна, их кровь – слишком уникальна. Среди хищных нелюдей всегда находились те, что хотели похитить их, продать… а иногда и просто убить, чтобы выпить их силу.

Ради этого они пробирались в Латебру. Чаще всего их останавливали у крепостной стены, каста воинов дежурила там днем и ночью. Но некоторым чудовищам, особенно сильным, пришедшим с поддержкой стаи, удавалось пробраться в город. Там они врывались в дома и получали долгожданную добычу. Универсалы, отказавшиеся от битв много поколений назад, не могли защитить себя. Они полностью зависели от обученных воинов, однако если воинов рядом не было, для них все заканчивалось. Чудовище, прошедшее через крепостную стену, было слишком могущественным, у них не оставалось ни шанса против него.

Эта судьба и постигла семью Энтис. Монстр, который пришел за ними, не крался под покровом ночи, он явился днем, быстрый, умный, но опьяненный жаждой крови. Он ушел от погони и оказался в саду дома, где оставались только дети – родители были на работе.

– Здесь нет рабочих дней и выходных, как во внешнем мире, – пояснил Кирилл. – Если старейшинам требовалась информация из архива, наши родители шли и находили ее. Это не было проблемой, нас оставляли на Хелену, так было всегда.

Вот и получилось, что в день, когда за ними пришло чудовище, за старшую была смертельно напуганная девочка-подросток. Но она справилась отлично, лучше, чем справились бы многие взрослые. Хелена успела увести мальчишек в дом и запереть двери. Это было временным спасением: почуяв жертв, хищник не хотел уходить.

Он рвался внутрь, и становилось ясно, что двери его надолго не задержат. Хелена видела, как под его лапами крошится камень и разлетается в щепки вековое дерево. Не думая о себе, она сделала все, чтобы спасти братьев. Она заперла мальчишек в шкафу, велела им сидеть тихо и не ходить за ней. Хелена знала, что, если они спрячутся все вместе, чудовище их найдет – по запаху, по дыханию, по их теплой крови. Укрыв братьев, она попыталась увести его подальше.

Вряд ли она хотела умереть или была готова к этому. Молодость делает смерть невероятной, поэтому Хелена, скорее всего, до последнего надеялась на свои быстрые ноги и помощь других универсалов. Она выбралась через окно и побежала через сад к другим домам, умоляя о помощи.

Чудовище настигло ее, когда она была в центре той самой лужайки, где совсем недавно рисовали их семейный портрет.

– Это не было быстро, – голос Кирилла звучал глухо, словно сдавленный многолетней болью. – Думаю, это существо злилось на нее за такое отчаянное сопротивление, и оно убило ее не сразу. Мы слышали ее крики… Я их до сих пор иногда слышу. И во сне, и наяву, в том саду… Но тогда было хуже всего. Мы не могли этого выносить.

Пораженный отчаянными мольбами сестры, Кирилл расплакался, зажимая уши руками, а вот Иоанн повел себя иначе. Маленький Ваня вырвался из убежища и, вряд ли понимая, что он делает, побежал туда. Мог ли он ее спасти? Нет, конечно. Но он верил, что мог, он готов был на все, лишь бы защитить сестру.

Но оказалось слишком поздно.

– Я остался в доме и не видел, что именно там произошло, – признал Кирилл. – Потом, когда Ваню привели в дом, он был залит кровью… Не своей, ее. Он был совсем близко, когда этот монстр убил Хелену.

И кровь его старшей сестры, обжигающе горячая, облила мальчишку волной. Дана не знала, что он чувствовал в этот момент, о чем думал. Она и не бралась представить – слишком страшно это было. Он позабыл о своей безопасности, он бежал к ней, надеясь спасти, он любил ее… и увидел ее смерть. Вряд ли он тогда понимал, что ничего не изменил бы в любом случае. Для него все выглядело так, будто он опоздал на какую-то минуту. Он, залитый кровью дорогого человека, уже не мог оставаться беззаботным ребенком.

Ваня тоже мог погибнуть там, отправиться следом за сестрой, но его спасли подоспевшие воины. Монстр был убит, все закончилось, однако мальчишка не мог стать прежним.

– Он очень изменился после того случая, стал тихим, замкнутым, он раньше таким не был. С ним пытались говорить, но он молчал. Думаю, тот день стал для него началом конца… но я этого тогда не понимал. Я скучал по Хелене, и все равно я не мог понять, что происходит с моим братом. Однажды он сказал мне то, что должно было меня насторожить… Однако я был слишком мал и не придал этому значения, не рассказал все родителям. Сейчас я виню себя за это.

– Что он вам сказал? – тихо спросила Дана.

– «Если бы я был быстрее» – что-то в этом роде. Он вбил себе в голову, что, если бы он был быстрее и сильнее, он бы спас Хелену. Ну не дурак ли? Этот же монстр разорвал пятерых наших воинов, что мог ему сделать какой-то пацан? Но Ванька будто помешался. У него появился пунктик на этом – быстрее, быстрее, сильнее… Он все еще посещал уроки, а вот со своими друзьями больше не общался, да и со мной тоже. Он начал ходить на все тренировки, какие только позволяло положение нашей семьи. Конечно, драться ему бы никто не позволил, зато он мог заниматься бегом, плаванием, да чем угодно. А ему всего было мало!

Если он действительно думал о том, как мог бы спасти сестру, то обычные тренировки здесь не помогли бы. Дана не сомневалась, что в те минуты беспомощного отчаяния Хэллоуин впервые вспомнил о силе своих предков.