«Путь женщины – преодоление препятствий своими силами и своим умом, путь мужчины – в обход этих препятствий, хитростью и торговлей… Два принципиально разных пути, которые не могут привести в одно место. Или могут?»

За завтраком Онки бывала неразговорчива, и Гарри молча потчевал её чем послала Всеблагая. Он давно уяснил, что ежели любимая женщина задумчива, не следует ей докучать, дабы не послужить в очередной раз мишенью для ядовитых дротиков, накопившихся у неё за пазухой.

Неясная тревога не оставляла Онки. Она сосредоточенно пережевывала пищу, почти не чувствуя вкуса, безо всякого аппетита, с трудом, глотала её, пока могла заставить себя; потом обычно резко отодвигала тарелку, брала пиджак, и, скупо выдавая Гарри слова прощания, выходила вон.

7

– Кто это там, на плакате? Ещё одна кандидатка в губернаторы? – спросил Саймон, мастерски сделав вид, будто он никогда прежде не видел этого лица, белого, с круглыми, как у ребенка, щеками, с пушистыми волосами надо лбом, с квадратными очками в черной оправе…

Его собеседница, дама в элегантном деловом костюме-тройке и в тёмных очках слегка поморщилась:

– Из муниципалов она, очень идейная девица, у нас говорят: опасная. Сама ходит по домам, собирает людей в парках и в скверах, что-то им вещает, в метро ездит, пирожки на улице ест… В лучших традициях зачинщиц мировых революций… – в интонации дамы промелькнула искорка насмешки, – решили допустить до выборов. Нервы себе пощекотать немного. А то совсем юбки к стульям прилипли… Почему бы и нет? У нас демократическое государство, в конституции написано, что всяк фрик может баллотироваться…

– Кто выиграет? – спросил Саймон напрямую, свет его загадочных изумрудных глаз слегка притух и вспыхнул снова, точно угли, на которые пахнуло сквозняком, он понимал, что женщина, сидящая напротив него за столиком ресторана, знает и этот ответ, и многие другие ответы на ещё не заданные вопросы.

– Тайра Мортал, – спокойно ответила она, – было письмо.

Саймон снова взглянул через стекло ресторанного окна на плакат. Она ведь искренне верит, что всё честно, она надеется на свою победу, за ней идут люди, которые в неё верят. Они опустят свои бюллетени в урны в полной уверенности, что каждый из этих бюллетеней будет учтен и повлияет на судьбу страны… Щекастая девушка с плаката если и догадывается, что на свете существую письма, решающие судьбу целого города, то стыдится таких догадок… Она слишком любит свою Родину, чтобы подозревать её в подлости.

– А что нужно сделать, чтобы выиграла она? – с небрежной ухмылкой кивнув в сторону окна, спросил Саймон.

Женщина, сидящая напротив, улыбнулась.

– Тебе зачем?

– Просто так. Позабавиться. Это же будет страсть весело, если Леди Губернатор вместо того, чтобы ходить в шикарные рестораны и занимать загородную резиденцию с бассейном и вертолетной площадкой, будет прямо за рабочим столом есть шаурму в бумажке и возвращаться домой общественным транспортом!

Собеседница поощрила шутку новой сдержанной улыбкой.

– Ты, оказывается, опасный тип, Саймон Сайгон. С тобой надо держать ухо востро. Не ровен час, по твоей прихоти вылетишь из кресла!

Она шутила. Приподняв очки, она смотрела на своего любовника, на свою красивую игрушку, с высоты своего положения. Вокруг глаз собрались мелкие веселые складочки, уголки сухих узких губ загнулись, сделав её строгое властное лицо обворожительным.

Саймон настолько привык к лицам и телам немолодых женщин, что без труда находил в них привлекательные черты. Этому тонкому искусству когда-то учил его несравненный Малколм Лунные Свет, равных которому нет среди кокотов:

– Запомни, красивы не их чины, не их нефть, не их бриллианты, а они сами… Постепенно ты втянешься и тоже начнешь видеть. Узоры мельчайших морщинок, замысловатые, как скань. Ты только вглядись в них, отдай дань художнику-Времени, расписывающему лица… Тонкая и сухая, как пергамент, кожа декольте. Почувствуй своё богатство и свою щедрость, подари этой коже, как дождь пустыне, прохладную влагу своих поцелуев… А их руки… Совершенно особенное чувство сложилась у меня к женским рукам. Каждый ноготок на них заслуживает самого нежного прикосновения губ. Эти руки вызывали из небытия дороги и города, ставя подписи на договорах и сметах. Этими руками создано всё то, чем радостно пользуются потомки. Из этих рук, словно птицы – зерна, молодые брали знания и опыт, чтобы стать теми, кто они есть. Сильные так же заслуживают любви, как и прекрасные, но нуждаются в ней куда сильнее. Мы даже представить себе не можем, насколько одиноки они бывают перед лицом своей силы…

Глава 5

1

В АЦИАЯ начался новый день. Это экзотическое имя, вопреки ожиданиям, принадлежало не симпатичной девушке, а Атлантийскому Центру Исследований Атомного Ядра – организации, на плечи которой в последние годы сильнее стал давить груз ответственности за всё человечество.

Правительство не жалело денег на новейшие разработки в области энергетики: директрисса научного центра и некоторые из заведующих лабораториями могли позволить себе все прелести богемной жизни, только вот результаты научных изысканий порядочно запаздывали. Гранты исправно удобряли плодородную почву коллективного ума АЦИАЯ в надежде вырастить более-менее жизнеспособную идею альтернативного топлива, однако, идея не росла – то ли грантовое удобрение доставалось по большей части сорнякам, то ли семена были плохие, но кончалось всё всегда одинаково – на ковер в министерство приезжала директрисса, с елейной улыбкой на далеко не юном, но всё еще гладком от «Пролифика» и довольства лице, она сообщала, что работы ведутся, до достижения заветной цели остается совсем чуть-чуть, последний крохотный шажок, а в конце неизменно добавляла, что продление финансирования может стать тем самым решающим толчком, чтобы вышеупомянутый шажок всё же наконец шагнулся…

На проходной АЦИАЯ толпились опаздывающие. По большому коридору спешили секретари с бумажками – они неустанно носили их из кабинета в кабинет – как на любом большом государственном предприятии жизнь была безжалостно загнана за бюрократические заборы во много рядов: открыл одну калитку, за ней другая, за той – третья – как матрешки. Без заявления, сметы и накладной здесь не приобреталась даже мелкая канцелярия. На итоговой бумаге, дающей право на покупку скрепок, кнопок, офисных стикеров или ещё каких-нибудь необходимых для труда умов материалов, должны были стоять подлинные подписи чуть ли не всех кабинетных начальниц со всех этажей – большая часть рабочего дня сотрудников как раз и проходила в бестолковом хождении вверх-вниз по лестницам и ожидании возле дубовых дверей.

Рутинно преодолевая проходную, сотрудники АЦИАЯ вставляли свои электронные карты учета трудового времени в щелевидную бесстрастную пасть регистратора.

Холли Штутцер бежала по коридору, пронзая пространство лучом своей торжествующей улыбки. Встречные останавливались и недоуменно глядели вслед маленькому существу, одетому в кеды, узкие черные джинсы и желтую блузку, похожую на цветок нарцисса. Те, кто знал её достаточно близко, догадывались, что она провела в лаборатории целую ночь, потому и удивлялись: откуда у неспавшей и наверняка ещё не завтракавшей субтильной девушки столько энергии?

– У меня получилось! – настежь распахнув дверь одной из лабораторий, прокричала Холли в проем. – Уже полных четыре часа сгусток ультрахолодной плазмы стабилен и выделяет энергию!

Возле прибора, похожего на голову Медузы-Горгоны – тощие змеи цветных проводов, бестолково курчавясь, тянулись во все стороны – стояла девушка в распахнутом лабораторном халате, накинутом поверх повседневной одежды. Она сначала выпрямилась, резко и испуганно, точно коснулась горячего или попала под ток, замерла, а через секунду бросилась навстречу Холли и, схватив её в охапку, приподняла и закружила.