Я живу не в городе, а на взморье, в Вецаки. В этом есть свои плюсы и минусы. Обычно я провожал Зелму только до троллейбуса. На этот раз все было иначе. Когда мы вышли на улицу, она опять стала прихрамывать, опасаясь ступать на левую ногу.

Я прикинул в уме варианты, как доставить Зелму домой. Рандольф со своим «Денатуратом» уже растворился. На такси у меня не хватало примерно двух третей необходимой суммы. Оставался все тот же троллейбус. На сей раз, однако, пришлось поехать с ней.

Медленно прошли Старую Ригу. Зелма крепко держала меня под руку, временами останавливалась, прижимаясь лбом к моему плечу. Словом, мы тянулись как в похоронной процессии.

— Пожалуйста, помедленней, ну пожалуйста, — шептала она со слезой в голосе.

В сквере возле филармонии ей захотелось посидеть, на остановке мы пропустили два троллейбуса, они ей показались слишком переполненными, лезть в них она побоялась (это Зелма-то!). От троллейбусной остановки по дороге домой она отдыхала через каждые десять шагов. Не сказать, что настроение у нее было скверное. Нет. Она смеялась и подшучивала над своей хромотой. И без умолку говорила о том о сем. Я слушал довольно рассеянно, прикидывая, во сколько самое позднее мне следует быть на вокзале, чтобы успеть на последнюю электричку. У калитки я уже безо всяких стеснений стал прощаться. Но Зелма держала меня за пуговицу и, похоже, не собиралась отпускать.

— Послушай, — сказала она, — ну, не сходи с ума. Взгляни на часы и успокойся. На электричку все равно опоздал.

— Еще успею.

— Ни в коем разе.

— Попробую.

— Это несерьезно.

— Если прямо сейчас подойдет троллейбус…

— Подожди.

— До завтра!

— Ну, послушай…

— Я слушаю.

— У тебя две реальные возможности. Отправиться домой пешком или…

— Воспользоваться автостопом.

— …Остаться в Риге.

Взглянул на часы и понял: в самом деле опоздал. Но странно, мысль об этом не только меня не встревожила, а напротив — успокоила. Впрочем, не слишком. Конечно же встревожила. Еще как встревожила. Однако в ином плане.

— У тебя есть велосипед?

— Должно быть, ты не расслышал, что я сказала.

— Нет, расслышал. Вообще это идея. Один — ноль в твою пользу. Надо позвонить Рандольфу, чтобы заехал подвез.

— Не будь наивным.

— Просто я оптимист.

— Тогда попробуй дозвонись.

— И попробую.

— Что ж, пробуй.

— Спокойной ночи.

Зелма до тех пор крутила мою пуговицу, пока ее не оторвала.

— Вот видишь, и пуговицу надо пришить. Пошли.

И, чтобы рассеять мои колебания, деловито обронила:

— Не беспокойся. Предки уехали в Лиепаю.

Позвякивая ключами, она шла впереди, теперь уже ничуть не прихрамывая.

У Зелмы я бывал не однажды. И в том, что оказался в знакомой квартире, не было ничего необычного. Необычным было то, что на сей раз я оказался там среди ночи. С намерением остаться до утра. И хотя знал, что мы в квартире одни, мне все же казалось, что родители Зелмы где-то поблизости. Или в любую минуту могут появиться.

— Ну, чего задумался? Застыл как столб? — Зелма, выйдя из ванной, остановилась на пороге кухни. — Сними пальто, вымой руки. Сейчас поставлю чай.

На кухне зашипела газовая конфорка. Зелма зашла в комнату и довольно громко запустила радиолу. Немного погодя вернулась.

— Ну?

— Я могу позвонить?

— Как назло у аппарата диск отвалился.

— Где ближайший автомат?

— Все никак не успокоишься!

— Да не Рандольфу. Мать невесть что подумает.

— Она давным-давно сладко спит. Утром позвонишь.

— Нет, не спит, это точно. У нас с ней такой уговор. Я скоро вернусь.

Зелма прижалась ко мне и посмотрела на меня снизу вверх таким же взглядом, каким смотрела в танце.

— Тогда пойдем вместе. С тобой не соскучишься.

— Ты преспокойно можешь остаться. Это тебя не касается.

— Еще как касается. Ты же не знаешь, где автомат, где почта. Еще хулиганы привяжутся, череп проломят, урон всему коллективу.

— Почта мне не потребуется.

— Как знать. Не сможешь дозвониться, надумаешь послать телеграмму.

Минут через десять мы вернулись.

— Если ты храпишь не слишком громко, мы могли бы лечь вместе. В тандеме предков.

— Я храплю, как лесопилка. А что, если…

— У тебя всегда отыщется причина для волнений! Они в Лиепае. Впрочем, как хочешь. Можно и в моей. Только она узкая.

— Ты вроде бы чай поставила.

— Ах да! Хочешь чаю?

— Еще как!

Чаю мне не хотелось. Но я тянул время, чтобы хоть немного отодвинуть то, что свалилось на меня столь неожиданно и к чему я оказался не вполне готов. От одной мысли, что вот сейчас лягу с Зелмой под одеяло, меня охватывала паника. Нет, это не значило, что я не хотел. Или что с какой-то другой девушкой мне бы хотелось больше, чем с Зелмой. Но именно потому. Уж если это должно произойти (в принципе о такой возможности я подумывал давно), то когда-нибудь потом, какое-то время спустя, в другой раз. Только не теперь.

А кроме того, мне в самом деле казалось, что могут явиться родители Зелмы. Придется в страшной спешке одеваться в туалете. Затем объяснять, что оказался здесь по недоразумению, что их кроватью прежде никогда не пользовался и что Зелму очень уважаю…

Пока закипал чайник, я отсиживался на кухне. Зелма, напевая, расхаживала по квартире, освобождаясь понемногу от одежды. Наконец она появилась в красном хитоне, который с таким же успехом мог быть халатом или ночной рубашкой.

— Так, — объявила она, — кровать постелена. С чего вдруг ты побледнел? Нездоровится?

— Нет. Все в порядке.

Ее теплая и гладкая ладонь ловко скользнула мне на грудь под рубашку. Хотя прикосновение было скорее приятным, чем устрашающим, я от испуга подскочил на стуле.

— Да погоди. Проверю пульс. С ума сойти! Я бы сказала: предынфарктное состояние.

— Не может быть.

— Сравни с моим. Господи, да стой же. Тебе щекотно, да?

Она взяла мою руку и приложила к своей груди.

— Ну? Чувствуешь?

— Да.

— Жуть, правда?

— Да не слишком.

— Считаешь, ничего страшного?

— Нет.

— Совсем-совсем?

— Совсем.

— Отрадно, что ты начинаешь приходить в себя. Вообще это в порядке вещей. Когда совпадают биотоки… Ну-ка, проверим. Вторую руку положи мне на плечо. Как будто мы танцуем танго.

Чувствовал, как сердце опять учащенно забилось. Мы в самом деле обняли друг друга, будто танцевали. Впрочем, несколько иначе: будто на уроке физкультуры разучивали приемы акробатики. Глупо, конечно. Вообще-то я мог бы Зелму поцеловать и, честное слово, сам не понимал, отчего до сих пор не сделал этого. Какой-то умственный ступор. Короткое замыкание сексуальной индукции. Быть может, оттого, что в принципе я это решил сделать только «по-настоящему». Не из простого любопытства или потому, что «так нужно».

— Зелма, знаешь что?

— Ну?

— Помнишь, мы с тобой гальванизировали лягушку?

Она отпустила мою руку и взглянула на меня заострившимся взглядом. Не то обиделась, не то рассердилась.

— Лягушку?.. Пошли чай пить.

— Не сердись, пожалуйста.

— А я вообще никогда не сержусь. Ни на кого. Не имеет смысла.

— И на мерзавцев тоже?

— Отпетые мерзавцы встречаются крайне редко.

— Что значит «отпетые мерзавцы»?

— Ну, такие — обоюдоострые. Основную массу составляют просто мерзавчики, которых легко обойти. Многие из тех, кого считают мерзавцами, на самом деле просто лодыри. Или дураки.

Затронутую тему, перебравшись в кухню, взяли шире. Суждения Зелмы, как всегда, были интересны. Выпил стакан чая, потом второй. В холодильнике нашлись сыр и колбаса. За едой толковали о своих любимых блюдах.

— Перловый суп, картофельное пюре с поджаренной до хруста свининой, тушеные овощи, — перечислил я.

— А птица?

— Нет. В птичьем мясе всякие сухожилия, суставы, мышцы.

— У тебя испорченный вкус. Представь себе, как отвратны на вид раки. Зато какие вкусные.