Скориков, надев очки, стал просматривать справки.

— Так, хорошо… понятно… Ну что ж, Татьяна Николаевна, поговорим с главврачом, потом вам придется сходить в администрацию Буденновска, там потолковать… Формальности, сами понимаете, без них никуда. Так просто мы вам Хеду не отдадим. Она-то сама согласна?

— Она согласна, да. С девочкой мы уже разговаривали. Спросите у нее сами… Только вот… мамой меня никак не осмелится назвать. Уж я с ней и так, и эдак… «Доченька, дочка…» А она помалкивает.

— Подождите, все станет на свои места. Она вас помнит, не думайте, сама мне не раз говорила, что в Придонске у нее русская мама живет… Скажет, потерпите. В общем, так, Татьяна Николаевна. — Врач поднялся. — Давайте часика в три, после обеда, зайдем к главврачу, поставим в известность о вашем визите, документы покажем. Мы вам тоже кое-какие документы дадим о здоровье Хеды — что она нуждается еще в лечении, уходе… Ну, а потом уже к чиновникам пойдете. Я думаю, все будет хорошо. Мы вам поможем.

Вслед за врачом поднялась и Татьяна.

— Спасибо, Юрий Михайлович. Я вам так благодарна! Я…

Она недоговорила: где-то поблизости, совсем рядом, раздалась вдруг короткая и злая автоматная очередь. За ней вторая, третья…

— Что за черт?! — Скориков бросился к окну — во двор больницы со стороны детского сада, стоящего по ту сторону дороги, заруливал крытый тентом КамАЗ. Из него еще на ходу посыпались какие-то вооруженные бородатые люди в зеленом камуфляже и с масками-платками на лицах. Они спрыгивали на землю, палили в воздух, по крыше здания, в стены…

— Похоже, это… чеченцы! — ахнула Татьяна, инстинктивно отпрянув от окна.

— Да, похоже, — согласился с ней Юрий Михайлович. — Откуда? Почему? Почему стреляют? Тут же больные, дети…

— Хеда! — вскрикнула Татьяна и, подхватив свою сумочку с документами, бросилась по коридору, на первый этаж, в палату, где, насмерть перепуганные выстрелами боевиков, ждали ее Изольда и родная теперь девочка…

Расправившись с гаишниками, Басаев двинулся в РОВД, где его боевики из ручных пулеметов и автоматов уложили всех, кто там находился. Оружием в отделении милиции они особо не поживились — буденновская милиция была на удивление слабо вооружена: пистолеты да несколько «Калашниковых». Однако в здании РОВД басаевцам оказали мужественное сопротивление, с обеих сторон были убитые и раненые.

Останавливаться и считать потери Басаеву было некогда. Внезапность, напор, шок — вот помощники террористов и диверсантов. К тому же в батальон Шамиля сразу же, едва раздались первые выстрелы, влились «местные жители» Буденновска. Теперь батальон насчитывал 122 человека. Эта грозная боевая единица, состоящая из людей, мастерски владеющих оружием, как смерч покатилась по улицам города, запуская смертельные свои щупальца в разные стороны: один КамАЗ ринулся к больничному комплексу, другой — на аэродром вертолетного полка, из третьего спешившиеся боевики гнали по улицам Буденновска колонну пленников, захваченных на рынке и просто по пути, во дворах… Боевики хватали всех подряд, стреляли по окнам домов, вытаскивали людей из машин, толкая в спину, загоняли в общий строй. Шли в колонне офицеры-летчики, милиционеры, старики, женщины, дети…

Люди наконец поняли, куда их ведут — в больницу. И многие решили, что и казнить будут здесь же. Они только не понимали — за что? А если кто и понял, то все равно недоумевал: почему он должен умирать только потому, что правители России что-то не поделили с правителями Чечни?

Смерть накрыла черными своими крылами практически беззащитный Буденновск. Огромную, воющую от страха колонну, как стадо, гнали в неизвестность угрюмые вооруженные бородачи.

В яркий солнечный день 14 июня 1995 года Россия содрогнулась от ужаса: такого в ее истории еще не было!

Басаев и его люди прекрасно знали топографию больничного комплекса, расположение комнат, помещений внутри и потому в считанные минуты, когда толпу заложников привели в помещение главного корпуса, организовали круговую оборону. Штурмующие не смогли бы ворваться сюда, не напоровшись на безжалостную очередь ручного пулемета или автомата. Но главное, что остановит их, — заложники. Их оказалось в больнице почти полторы тысячи человек. В том числе врачи, медицинский персонал.

Едва услышав сообщение по радио о Буденновске, Вобликова со всех ног бросилась к редактору газеты, завопила с порога:

— Яков Михайлович! Вы слышали?! Не-ет?! Да у вас что, радио выключено? Сенсация! Чеченцы захватили сотни заложников в больнице Буденновска, это где-то на Ставрополье… Такие события, что вы! Это же сенсация века! Весь мир на ушах стоит!.. Яков Михайлович, миленький! Я должна лететь сейчас же! Я уже узнавала — самолет до Минеральных Вод через три часа, я успею. Оттуда, из Буденновска, по телефону передам сообщение. Мы можем быть первыми, понимаете? Яков Михайлович!

Редактор поморщился, сказал, слегка картавя, мило коверкая слова:

— Люся, опять ты со своими чеченцами. Пгошлый газ пго атомную бомбу липу дала, тепегь пго тысячи заложников в больнице. Откуда столько — тысячи?.. Ну, сотни, как ты говогишь. Что, чеченцы целую агмию в Буденновске высадили?

— Да откуда же я знаю, Яков Михайлович? Надо лететь, разбираться. Там, на месте, все станет ясно. Яков Михайлович, миленький, ну, решайте, пожалуйста, побыстрее! Я такой материал оттуда передам — пальчики оближете!

Редактор вздохнул, обласкал взглядом стройную фигуру своей любимицы, задержал взгляд на литых ножках Люси, которыми она нетерпеливо, как застоявшаяся молодая лошадка, переступала у его стола, приводя в движение широкую, свободного покроя, юбку…

Яков Михайлович потянулся к переговорному устройству, нажал клавишу:

— Гимма Виктоговна? Сгочно дайте Вобликовой командиговку! Сгочно! У нее самолет чегез два часа. Потом, потом, Гимма Виктоговна, она отчитается. Скажите Магии Кондгатьевне, что я газгешил. Да, я лично. У нас газве есть пгямой самолет на Ставгополь? — спросил редактор, невнимательно выслушав то, что говорила ему Вобликова. — Как ты полетишь? Куда?

— Я же сказала, Яков Михайлович: до Минеральных Вод, а там до Буденновска километров сто двадцать, не больше. Я смотрела по карте. Доберусь. Машины, автобусы…

— Хогошо, Люсенька, поезжай, — ласково сказал редактор. — Но ты, пожалуйста, будь там поостогожней, ладно? Сенсация сенсацией, а жизнь… сама понимаешь, догоже.

Люся подошла к Якову Михайловичу, наклонилась над ним, чмокнула его в голую сверкающую лысину, а он нежно обнял ее за тугие, теплые через тонкую ткань юбки бедра, прижал.

— Ты смотги у меня там! — шутливо погрозил он ей пальцем и потянулся к трубке зазвонившего телефона.

А Люся пошла из кабинета, радуясь тому, что летит в командировку, что бежит из-под домашнего ареста — для этого у нее теперь есть веская причина — со слабой и наивной надеждой на то, что смелый ее поступок — добровольная поездка в опасный район страны — зачтется ей плюсом в деле по этому проклятому военному аэродрому. Ей даже захотелось, чтобы ее ранили там, в Буденновске, но не сильно, не изувечив, чтобы о ней заговорили как о смелой и инициативной журналистке, а в управлении ФСБ — пожалели. Она ведь ничего не собиралась делать дурного. Откуда ей было знать, что у этих чеченов на уме?

Добежать до палаты, где ее ждали Хеда и Изольда, Татьяне не удалось. Внизу, на первом этаже, появились боевики, орали на людей, которых привели из города:

— Стоять!.. Военные и милиционеры — в сторону! Доставайте документы! У кого нет документов — расстреляем!

Один из боевиков, небольшого росточка, хромой, заорал на Татьяну:

— А ты куда? Назад! Где была? Ну!

Татьяна в страхе попятилась, на бесчувственных ногах стала подниматься наверх, на второй этаж, вернулась в ординаторскую. Юрий Михайлович стоял у окна, кричал в телефонную трубку:

— Да откуда же я могу знать, Александр Григорьевич? Я же вам говорю: ворвались во двор на КамАЗе, стреляют, пригнали толпу людей…