Томпс вновь нахмурился.

— Я бы рад гарантировать Вам, Ваше Величество, что поддержка Вашего народа останется с Вами в любом случае, но это не так. Боюсь, люди Анкорды укрепятся в своем… суеверии относительно Лжемонарха, если Вы откажетесь поддерживать Культ в этом деле. Колер выставляет Вас в довольно выгодном свете, несмотря на то, что готов обнародовать шокирующую весть. Он берет на себя большую ответственность, и этим можно воспользоваться. Совет и народ действительно, к моему искреннему сожалению, могут поверить Колеру, а, стало быть, нам вновь придется играть по его правилам, чтобы выйти из этой ситуации с наименьшими потерями.

Рерих улыбнулся и благодарно положил руку на плечо генерала.

— Благодарю, мой друг, — сказал он. — Именно это мне и необходимо было услышать, чтобы увериться в своем решении окончательно. Тотчас же отправлю Бриггеру свой ответ. И да помогут нам Боги.

Вспышка боли вмиг свалила с ног и заставила слезы брызнуть из глаз. В то же мгновение из головы вылетели все наставления о том, насколько правильным и естественным должно быть это ощущение — всё затмило собой палящее, рвущее на части чувство, от которого хотелось ускользнуть любыми мыслимыми и немыслимыми способами.

Из груди невольно вырвалось тяжелое мычание, натужно прорвавшееся сквозь плотно стиснутые челюсти. Хотелось обхватить себя руками, свернуться и извиваться на земле в поисках любого положения, в котором не было бы так больно. Разве может что-то на свете вызывать такие муки? Разве стоит это того?

— Вставай, — строгий голос прозвучал без тени сочувствия. Казалось, в нем даже скользнуло некоторое презрение.

— Не могу… — тяжело простонал мальчик, жалобно захныкав.

— Можешь. Вставай, — был ответ.

Мальчик с нескрываемой злобой и обидой посмотрел на учителя, возвышавшегося над ним с чуть приподнятой головой и глядевшего на него безотрывно. В эту минуту трудно было представить, что он не всегда был таким надменным, бесчувственным, холодным ментором. Во время обучения искусству этот человек с горящими заговорщицким огнем глазами растолковывал своему ученику все тонкости мастерской работы с нитями, но, когда дело доходило до боли, которая приходит после, он не прощал никаких слабостей.

На то, чтобы пререкаться, попросту не было сил, хотя мыслей, полных обиды и жалости к самому себе было не перечесть. Из горла вновь вырвался мучительный стон, а слезы непрерывными ручейками потекли по щекам, и сейчас мальчику было все равно, что подумает о нем его суровый наставник. Если б он только сейчас ушел и позволил оправиться!.. Но ведь он не уйдет.

— Вставай, — вновь повторил Сезар.

— Уйди! — забыв о прежней договоренности обращаться к учителю уважительно, воскликнул Мальстен, зажмурившись и сморщившись от боли.

Несколько невыносимо долгих мгновений Сезар Линьи просто молчал. Затем тяжело вздохнул и присел на корточки подле скорчившегося на холодной осенней земле ученика, настороженно оглядевшись вокруг. Для этого занятия они специально отошли подальше от любопытных глаз, чтобы тренировать контроль нитями на большом расстоянии, однако риск, что кто-то увидит юного герцога в таком состоянии и заподозрит неладное, оставался всегда. По счастью, сейчас рядом не было ни души.

— Больно! — жалобно протянул мальчик, всхлипнув.

— Я знаю, — понимающе кивнул Сезар. На миг бесстрастность в его голосе и впрямь сменилась мягкостью и сочувствием, когда он положил руку на плечо ученика. Тот вздрогнул, словно от удара, и вновь зажмурился. — Мальстен, я знаю, каково это. Но с этим придется научиться жить, такова твоя сущность. От того, чтобы применять нити, ты не удержишься. Ни один данталли не может навсегда отречься от своих сил. И если к тому моменту, когда ты их применишь, ты не будешь подготовлен к расплате, которая неминуемо придет, люди тут же поймут, кто ты. И знаешь, что будет потом?

Сезар подождал, пока ученик сумеет уделить его словам должное внимание, и лишь после этого продолжил, подтвердив свои слова уверенным кивком:

— Тебя убьют, как убили твоего настоящего отца. Твоя мать умоляла меня, чтобы я избавил тебя от подобной участи. И я этим занимаюсь. Другого способа нет, Мальстен, только этот. Только учиться терпеть, и терпеть так, чтобы не привлекать людского внимания. Иначе — смерть, ты понимаешь?

Мальчик тихо всхлипнул и, заставив себя на этот раз подавить рвущийся из груди стон, утер слезы. Боль все еще ощущалась, однако, казалось, чуть пошла на убыль.

— Д-да, учитель…

— Хорошо. Тогда вставай. Как только расплата схлынет, повторим попытку.

Голос Сезара вновь сделался холодным, и нотки сочувствия, только что мелькнувшие в нем, бесследно исчезли. Мальстен скрипнул зубами и заставил себя дрожащими, непослушными руками оттолкнуться от земли.

Мальстен прерывисто вздохнул, резко открыв глаза и встрепенувшись. Поблизости послышался тихий шорох одежды Аэлин.

— Дурной сон? — заботливо поинтересовалась она, присев рядом со спутником. Мальстен нахмурился, оглядываясь вокруг. Воспоминания об одном из уроков Сезара Линьи в Хоттмаре пришли так живо, что от них непросто было отрешиться.

— Нет… — качнул головой он, стараясь стряхнуть с себя образы из сновидения. Воистину, Заретт расстарался, наделив свое сотканное из далеких воспоминаний творение такой реалистичностью. За долгие годы с момента поступления в нельнскую Военную Академию Мальстен уже успел забыть черты лица своего наставника, но в этом сне он увидел Сезара Линьи отчетливо, как если бы последняя встреча с ним состоялась буквально вчера.

— Ты беспокойно спал, — пожала плечами Аэлин, вырывая спутника из раздумий.

Памятуя о том, как напряженно озирался по сторонам в сновидении Сезар, Мальстен так же подозрительно огляделся вокруг.

— Слежки нет, — заверила Аэлин, — уж поверь, я караулила.

— Я просто… — Мальстен устало прикрыл глаза, не сумев окончательно сформулировать ускользавшую от него мысль, — даже не помню, как уснул.

— Неудивительно, — хмыкнула женщина. — Ты потерял много крови. Как по мне, не стоило так долго тянуть с перевязкой. Я опасалась, как бы тебя не начало лихорадить, как это было в Вальсбургском лесу. Но, кажется, опасность миновала. Как рука?

Мальстен пошевелил левой рукой, отозвавшейся легкой тянущей болью, и благодарно кивнул.

— Спасибо, прекрасно. Похоже, мне повезло: кровоточи рана сильнее, я, надо думать, прошел бы меньше. А так мы сумели даже перейти границу с Нельном.

— Хваление Тарт, тут ты прав, — невесело усмехнулась Аэлин, серьезно посмотрев на спутника. — Но поволноваться ты меня заставил. Знаешь, я иногда жалею, что не могу воздействовать на тебя так же, как ты на меня с помощью нитей. Скажи, тогда, в клетке, ты снова заставил меня слушаться и не высовываться, когда ты провоцировал… Филиппа?

Мальстен чуть поморщился: отчего-то слова охотницы неприятно кольнули его.

— Нет, — коротко отозвался он.

— Тогда я сама себя не узнаю, — виновато покачала головой Аэлин. — Обыкновенно я не стою столбом, когда происходит нечто подобное.

Мальстен криво усмехнулся.

— Когда твой мертвый воскрешенный жених направляет арбалет на иное существо, в компании которого ты пришла в деревню некроманта?

Аэлин нервно хохотнула, закатив глаза.

— Да, пожалуй, в такой ситуации мне бывать не доводилось. Но если говорить не конкретно об этом, а об угрозах в целом, я…

— Аэлин, мы были заперты в клетке. Филипп грозился убить тебя, и планам Ланкарта это не противоречило. А мое убийство запланированным не было, поэтому я сделал единственное, что мог в той ситуации: загородил тебя и выиграл время.