— Простите... — он отступил, поправляя сбившийся капюшон. Хотел бы — вспорол бы пьянице живот, выпустив кишки, но зачем? За годы в Братстве его научили самому главному — не оставлять следов. И он в совершенстве овладел этой наукой.

 -Заходи погреться. — из— за двери, смущая взор глубоким вырезом платья, высунулась работавшая в таверне белокурая девица и пригласительно махнула рукой, — У нас тепло и есть эль.

 — Нет-нет, благодарю, — он кротко улыбнулся, отводя взгляд, — Я жду друга, он приедет с минуты на минуту.

 — Ну как знаешь. — девушка пожала оголенными плечами и скрылась, унося с собой тепло таверны.

 Он подавил в себе желание зайти погреться и пониже натянул капюшон, пряча покрасневший от мороза нос в толстый шерстяной шарф. Ему нельзя болеть. Матушка говорила, что у него слабое здоровье и всегда велела одеваться теплее, чему он и следовал уже много лет.

 Растирая зябнущие пальцы, он улыбнулся. Мысли о матери всегда согревали и давали силы. Силы жить, силы убивать, силы ждать. Годы, он ждал годы, что для него какой-то час на морозе? Норд приедет с минуты на минуту, и дальше все будет легко...легче, чем бывало до этого — Харберт давно променял ум на выпивку, и то, что было проклятием для остальных, вынужденных иметь с нордом дело, для него стало подарком судьбы.

 ''Уже скоро, матушка, уже скоро'', — он улыбался, глядя в метель, а пальцы шевелились, привычным движением касаясь перил крыльца, как касались они головы матери. На ней осталось не так много волос, как раньше, и одну прядь он всегда возил с собой, в маленьком медальоне, скрытом под плащом и одеждой. Всегда рядом, его матушка всегда рядом...

 Топот копыт ворвался в мирок хрупкого душевного спокойствия, разбив его на осколки. Хаберт не умел быть тихим. С грубым окриком он остановил свою лохматую лошадь, громко выбранил погоду, бросил поводья подбежавшему конюшонку и, оглушительно скрипя снегом, зашагал к таверне.

 Чертов наемник, не оставивший своих манер в прошлом...

 Полезный наемник.

 ''Мой охотничий пес...'' — улыбка дрогнула на губах и нехотя прилипла к ним, запечатлев выражение дружелюбия. Братьев и сестер надо любить. Их нужно понимать и уметь слушать. Быть рядом и давать советы, как и положено в семье.

 Убить их всех, убить, убить, убить...

 Не сейчас. Он никогда не справится один, их слишком много и слишком велик риск быть схваченным, а тогда... Он видел, что сделали с Николасом и Мартой и с тех пор удвоил осторожность.

 — Добрый день, брат. — улыбка стала шире, когда он шагнул навстречу норду.

 — О, Белламон! — Харберт с размаху хлопнул его по спине, едва не сломав ребер, и сгреб в охапку, — Аркуэн еще не просекла, что ты по таким заведениям шляешься?

 Матье сдержанно улыбнулся, ровно так, чтобы одновременно не выказать недовольства братом и не проявить неуважения к начальству.

 — Госпожа Спикер знает, что иногда я бываю здесь или в Королле, отслеживаю...

 — Шпионишь, значит, — норд ухмыльнулся и, схватив Матье за плечи, втащил его в таверну.

 Зал обрушился гулом голосов, обилием запахов и нестерпимой после холода духотой, от которой перехватило дыхание. Матье не пытался сопротивляться железной хватке норда и покорно следовал за ним к дальнему столику, с которого вытирала разлитое вино обладательница глубокого декольте.

Не смей ее лапать, чертов идиот, нам не нужно внимание...

 На счастье Матье, девица упорхнула к барной стойке раньше, чем норд поравнялся с ней.

 — Хороша, а? — Харберт кивнул ей вслед, упав на лавку и прислонившись к стене. Сумка норда осталась стоять рядом на полу, не до конца закрытая — он никогда не уделял особого внимания своей работе и только чудом не потерял еще до сих пор приказов.

 — Она миловидная. — Матье сдержанно кивнул, сцепив руки на столе.

 — На Мари похожа, только та меня и близко не подпустит. И Корнелий этот еще... — Харберт сокрушенно покачал головой и махнул рукой трактирщику, — Две медовухи!

 — Помимо Мари есть другие девушки. — понимание проблем норда граничило с утешением, Матье даже ободряюще положил руку ему на плечо и тепло улыбнулся.

 — Да кто? Телендрил больная на всю голову, с орком спит, Очива...она аргонианка, черт ее побери, ящерица! Новенькую не застанешь, вечно по углам каким-то прячется. Селедка тощая...

 Матье кивал, теша норда напускным сочувствием. Пусть говорит о чем угодно, жалуется на начальство, женщин, плюется ядом на братьев и сестер. Он знал их, знал всех. С фанатичной Антуанеттой Мари их связывало то, что можно было бы назвать дружбой, если бы не его желание перерезать ей горло. Телендрил и впрямь была несколоько странной со своей заботой и внешней добротой, странными при ее ремесле. И этот ее роман с Гогроном... Огромный и не блещущий умом орк и хрупкая эльфийка — странная пара, но в убежище Чейдинхолла закрывали глаза на то, за что Аркуэн устроила бы самосуд. А новенькая...и впрямь тощая селедка, убить которую не составило бы труда. Что он и собирался сделать, когда подобрал ее в таверне, ослабевшую от раны и неспособную сопротивляться. Полукровку спасло то, что она из Чейдинхолла, а там никто не должен умирать...не так, не сейчас, не при таких обстоятельствах.

 — Корнелия хоть на два месяца подальше услали. — медовуху принесли, и норд приложился к стакану, — Век бы святошу не видеть. На днях начал на меня бочку катить, что это я того парня около Брумы прирезал.

 — Виновного до сих пор не нашли. — Матье нахмурился, — Черная Рука делает все возможное...

 Не нашли и не найдут. Его никто не видел, и он сам участвует в поиске, запутывая собственные следы. Ему слишком верят, чтобы подозревать. Он верен Догматам, молится Ситису и Матери Ночи так же искренне, как и его Спикер, а расположение Аркуэн значит бесконечно много. Но злоупотреблять своей удачей и положением нельзя, слишком изменчиво положение вещей в Братстве, и особенно в Черной Руке.

 — Кто-то из наших снова? — Харберт нахмурился, не донеся кружки до рта.

 — Я не могу быть уверен. В Чейдинхолле уже двое нарушили Догматы...

 — В Бруме тоже была одна, парня из Лейавина зарезала в прошлом году. — в голосе норда читалось сомнение, которое Матье прекрасно понимал. Он не питал любви к братьям и сестрам по убежищу, но и его ума хватало, чтобы понять, что их проблемы волей-неволей коснутся и его.

 — Я помню. Риман. Прекрасный убийца... — Матье сделал крошечный глоток медовухи из своей кружки. Матушке бы это не понравилось, но приходилось пить, чтобы не внушать подозрений.

Я никогда не пью, только для дела...

 — Проблема в том, что там...был личный мотив. Это не умаляет вины Эльбы, но не внушает такого беспокойства. Ревность не так страшна, как спланированное убийство...как повторяющиеся убийства своих братьев и сестер.