— Мы с тобой равны в глазах тех, кто верует в Мать Ночи...брат. — в голос бретонца вернулась привычная мягкость, заигравшая новыми, пугающими оттенками. Это была мягкость кошки, неслышно крадущейся к жертве, мягкость растворенного в меде яда, ласковое и почти нежное обещание смерти.

 — Равны. И тебя, святошу, некоторые подозревать будут не меньше, чем меня. — Харберт тихо рассмеялся, и смех его зловещим рыком прокатился по пустому коридору, — Особенно после твоей поездки в Бруму. И однажды им будет страшно настолько, что они наплюют на то, что ты весь такой умный и правильный. О нет, напротив — только такой умница и умелый убийца мог так ловко ускользнуть от них, куда до тебя вечно пьяному старине Харбу... Можем даже поспорить, кто из нас проживет дольше.

 — Думаю, тот, кто меньше пьет. Целители говорят, что это вредит здоровью.

 — Не меньше, чем топор между глаз. — тяжелые шаги норда медленно удалялись в сторону столовой, — Не забывай, что нам теперь вместе работать.

 Терис стояла тихо до тех пор, пока в коридоры не вернулась тишина. Когда подземелья поглотили и норда и бретона, она тихо выскользнула за дверь, ловя себя на мысли, что таится даже в месте, которое было домом. Бояться некого, ее не тронут...пока что не тронут. Пока она молчит, не выказывает неверия, не сделала чего-то предосудительного в глазах да хотя бы того же Тейнавы. Его здесь не было, но видеть даже Корнелия полукровке не хотелось.

 «Мы оба неверные». — навязчиво шептали мысли, но давнее недоверие к окружающим брало верх. Он неверный, ему страшно. Он готов свалить вину на Харберта, такого же неверного. И кто знает, как далеко он пойдет, если с Харбертом этот трюк не удастся...

 «Он слишком честен».

 Честен, пока его не зажала в угол Черная Рука. Все честны до определенного момента.

 — На задание собралась? — шипение врезалось в уши, остановив убийцу на пороге. Оно не было ни зловещим, ни яростным, но всколыхнуло в сознании целый потом беспокойных мыслей.

 — Да, но сначала в Нибеней. — Терис повернулась и встретилась взглядом с Очивой; аргонианка стояла в проходе и почесывала за ухом дремавшего у нее на руках Шеммера.

 — Советую взять лошадь. Где ферма Фелиция Аттиса знаешь?

 Терис отрицательно покачала головой, и аргонианка со вздохом отпустила крысу и подошла к ней, сосредоточенно хмурясь.

 — Пара миль от Чейдинхолла по Синей Дороге. Фелиций наш, отслужил свое и теперь присматривает за лошадьми. Для тебя найдет, не пешком же зимой таскаться.

 — Спасибо. — Терис улыбнулась и сделала шаг к двери, торопясь уйти. Дружелюбие и забота Очивы казались искренними и настоящими...слишком искренними и настоящими, чтобы быть правдой. Красные глаза таили в глубине узких зрачков недоверие, и где-то в них крылось пристальное внимание, с которым она изучала убийцу.

 — Да хранит тебя Ситис, сестра. — добавила полукровка, опережая Очиву. Традиционная фраза, ожидаемая от всех убийц...в ее случае — защита от недоверия и подозрений. Не слишком надежная и постоянная, но все же защита, дарующая надежду на спасение.

Глава 26

Окрестности Нибенея противились зиме дольше, чем уже покрывшийся белым саваном Чейдинхолл. Ветер здесь не выл так неистово, путаясь в ветвях окружавших реки деревьев, и снежинки падали тихо, не норовя исколоть лицо холодом и быстро тая на ладонях.

 Тонкий ледок почти без хруста ломался под копытами небольшой гнедой лошадки, которую два дня назад подобрал для Терис Фелиций Аттис. Хозяин конюшни, еще довольно молодой имперец, был приветлив и, как показалось Терис, довольно редко имел возможность поговорить с кем-то из братьев и сестер. Пока он седлал Каштанку, убийца успела услышать и о том, как он по молодости убил какого-то мага, как покойная Мэг вытащила его из пещеры, где он прятался, и дала первое в его жизни задание, как пять лет назад он потерял ногу, не слишком осторожно подобравшись к орку.

 Дорога вилась под копытами Каштанки белой лентой, уводя в чащу и с каждой милей становясь все уже и неприметнее. В этих местах, вблизи болот и населенных разными тварями пещер, не селился никто, кроме этих самых тварей, некромантов и людей вроде Йормира, которых не привлекало соседство с городами и деревнями, где к их делам проявляли бы слишком много ненужного им внимания.

 Вспоминая трясущегося от старости и полуслепого алхимика, Терис впервые в жизни помолилась о его здоровье. Старику шел девятый, а то и десятый десяток лет, когда они виделись в последний раз, и прошедшие два года едва ли принесли ему сил и здоровья. В какой-то момент убийца даже пожалела о том, что не поехала прямиком к Хельму, но, стоило вспомнить мрачного вида полукровку, вооруженного топором с нее ростом, как подобные мысли исчезали сами собой.

 Землянка виднелась впереди, заснеженным горбом вздымаясь около замерзающего ручейка в окружении облепленных мокрым снегом ив. Впервые Терис побывала здесь весной, когда лес зеленел, все цвело, и место казалось бы даже живописным, если бы не повисший над болотами удушливый туман и доносящийся из ближайшей пещеры хруст костей, которые кто-то старательно обгладывал. Сейчас же, напротив, было тихо: тихо кружились снежинки, ручей тек лениво и тихо, и только недавние следы на тропинке говорили о том, что к землянке по-прежнему ходят.

 Он жив, иначе бы все здесь давно занесло снегом: Терис сомневалась, что у Йормира был кто-то, кто стал бы его хоронить. Он упоминал какую-то Уолду, Фрейю, непонятного М`Хаарда, но Терис никогда их не видела, и сомневалась, что они, если когда-то и существовали, все еще живы.

 Она легко спрыгнула на снег, накинула поводья Каштанки на покосившийся колышек, когда-то бывший частью давно разрушенного плетня, и почти радостно побежала к землянке.

 Дверь открылась быстро. Слишком быстро, и это успело породить в душе смутные сомнения и страх, но отступать было поздно: на пороге в пятне света выросла фигура, и принадлежала она явно не Йормиру.

 — Добрый день. — вырвалось само собой приветствие до того, как увиденное дошло до убийцы в полной мере.

 — И тебе добрый. Давно не виделись, Терис. — улыбка Маттиаса Дракониса звериным оскалом застыла перед глазами, ознаменовав собой полный крах всех надежд.

 ***

 Метель выла и сыпала в глаза колючим снегом, долго не таявшим на обожженном морозом лице. Белое марево скрывало дорогу, уходившую в сторону Имперского города, и о приближении всадника возвещало только едва различимое в шуме ветра бряцание стремян.

 Звук вывел из плена собственных мыслей, вселил краткое волнение, заставил покинуть крыльцо таверны и метнуться к дороге, вглядываясь в неясные очертания темной фигуры. Крупная лошадь шла шагом, тяжело переступая по снегу, который комками намерз на подковах и облепил гриву. Всадник кутался в тяжелый плащ, делавший его фигуру еще массивнее, и, хотя его голова и была втянута в плечи, над ней ясно виделся гребень, каким обычно украшали шлемы легионеров.

 Закрывая лицо от ветра, он развернулся и зашагал обратно. Проклятый пьянчуга норд не отличался пунктуальностью и в лучшие свои годы, а теперь и вовсе отбился от рук. За такое можно бы и убить, что с радостью сделали бы многие его братья и сестры, но Черная Рука имела на него свои планы. Сам того не понимая, Харберт был чертовски полезен.

 Кутаясь в подбитый мехом плащ, он торопливо скользнул под защиту навеса, скрытого под толстой шапкой снега, как и вся крыша таверны. Приоткрылась дверь, и оттуда вырвался гомон десятков голосов и облако тепла, напоенного запахами горячего вина, мяса и дыма.

 — Подвинься, парень! — вывалившийся из жарко натопленного зала подвыпивший имперец беззлобно, но сильно толкнул в плечо, сдвигая со своего пути.