Песчинки в часах падали, поблескивая на свету, и горочка внизу росла — медленно, но неумолимо. Песок отсчитывал секунды. Пять, десять, тринадцать, четырнадцать...

 На пятнадцатой секунде Терис не выдержала и снова закрыла глаза, давая красноте поглотить весь мир, отдавая сознание на растерзание лихорадке.

 Очищение. Это слово прозвучало, и теперь от него никуда не деться. То, чего еще минуту назад можно было избегать в мыслях, теперь обрело суть более ясную, чем просто приказ Слушателя.

 То, о чем говорили, чего боялись и во что не хотели верить — этого не могло произойти с ними. С кем и когда угодно, но не с ними. Все верили, что проблемы закончатся. Даже Мари, намекая на последствия, всерьез никогда не думала об Очищении. С ними этого не должно было быть.

 И не будет. Есть мудрый, проживший три сотни лет Винсент, есть Альга...далеко, но есть. И вампир что-то придумает, он найдет выход. К нему прислушаются,он старше всех в Черной Руке, он должен знать... Нужно только успеть к нему до того, как истечет час, отведенный на раздумия.

 Терис открыла глаза, возвращаясь в реальный мир — изломанный страхом и отчаянием, но еще существующий в прежнем своем виде. Есть привычный зал форта, есть темный коридор, ведущий наружу, есть Спикер, который тоже должен был все это понять...

 — Я принимаю условия. — Он поднялся на ноги, скрывая полукровку от глаз альтмерки, и хватка Матье сама собой ослабела, даруя свободу. — Терис, идем.

 ***

 Шаг за шагом по пустому коридору подземелья. Мимо уходящих вниз ответвлений и лестниц, мимо капающей в темноте воды. Все дальше от форта, от Аркуэн, от часов, которые она перевернет еще несколько раз, прежде чем приехать самой.

 Они шли молча, слов не требовалось — хватало мыслей, общих для обоих, общей надежды, окрепшей за время пути.

 Винсент должен знать, что делать. Он прошел через многое, видит людей насквозь, знает их слабые места и не одно десятилетие провел с членами Черной Руки. Он как-то убедил их принять служившую Мораг Тонг Альгу — одно это значило бесконечно много, и мысль о могуществе вампира согревала душу, отгоняя недавний парализующий ужас.

 Очищения не может быть. Уже утром все решится, они выйдут под тусклое рассветное небо, вздохнут с облегчением и забудут про эту ночь как про дурной сон. Она забудет про красные глаза лошадей, про золотую птицу на груди Аркуэн, про холодные и чужие лица незнакомых убийц, встретивших их в поле у тайного хода. Все это уйдет, исчезнет, нужно только найти выход.

 Убежище встречало полным беззвучием, не скребся даже Шеммер, обычно бодрствовавший ночами. Все спали, не зная о приказе Слушателя и о том, что выхода из убежища нет. Наверное, так даже лучше для них. Никто не натворит глупостей, а наутро все закончится...

 Терис украдкой заглянула в лицо Спикера и встретила его взгляд. Взгляд абсолютно мертвых глаз на сером лице, только теперь в нем не осталось даже отчаяния.

 Тишина была мертвой. Такой же, как в тот раз, когда приходила Ярость Ситиса. Только тогда эта тишина пришла извне, и ее не смели нарушить убийцы, разошедшиеся по своим углам и замершие в ожидании суда. То было временное затишье, всего один час час парализующего беззвучия и страха.

 Шаги и стук трости о каменный пол эхом отдавались в коридоре и зале, и эхо постепенно затихало, задушенное толстыми стенами.

 Часть факелов погасла, и сумрак скрывал ступени уходящей вверх лестницы.

 Терис не смотрела вниз, и, когда нога поехала на чем-то скользком, зажмурилась и вцепилась в руку Спикера.

 Три ступени, пять, десять... Не смотреть в приоткрытую дверь их с Мари комнаты.

 Шаги по коридору.

 Не смотреть в лицо Спикера, переставшего торопиться уже внизу и идущего медленно, как будто бы каждый шаг требовал больших усилий над собой, чем преодоление боли в покалеченной ноге.

 Не думать.

 Не отпускать руку.

 Из-за оставленной приоткрытой двери комнаты Винсента пробивался неяркий свет и длинным лучом вытягивался по коридору, маня подобно маяку. Приглашение без слов на разговор, о котором он знал, оправдывая свой трехсотлетний жизненный опыт.

 Когда Спикер толкнул тяжелую створку, огонек одинокой свечи задрожал, но не погас, и его свет лег на лицо вампира, острее обозначая его черты. Окрасил в рыжий встрепанный хвост русых волос. На долю секунды оживил густой багрянец крови на клейморе, покоящейся на коленях. Винсент Вальтиери медленно поднял голову, и его алые глаза встретили вошедших прямым и ясным взглядом.

 — Все же они помиловали двоих. — Голос вампира звучал так же, как и днем. Спокойно, без тени тревоги и сомнений.

 Он — самый старший в Братстве. Она знает, что делать. Он знает, как найти выход. Разумный и единственно верный выход.

 Мир качнулся, но в этот раз остался ослепительно ясным, не заволокла глаза лихорадочная краснота, в которую можно было нырнуть и найти спасение в отрицании.

 В коридоре с шипением гаснет факел. С клинка медленно капает кровь, и в набухающей капле отражается пламя свечи. Спикер тяжело прислонился к стене и молчит, глядя в пустоту и не спрашивая ничего даже взглядом, только пытаясь осознать свой вопрос.

 — Кто-то должен принимать тяжелые решения. — Алые глаза смотрят прямо, не давая сбежать от реальности, одним взглядом удерживая здесь и сейчас. — Я достаточно хорошо знаю вас обоих. Вы бы не смогли этого сделать. Не смогли бы с этим жить. Ваш век короче моего, и было бы слишком жестоко так его отравлять. Я думаю, вы оба прекрасно понимаете это.

 — Винсент... — Лашанс посмотрел на вампира, но так и не шевельнулся.

 Все движения и спешка потеряли смысл еще внизу, но в полной мере это доходило сейчас, в комнате с единственным пятном света, в котором поблескивала на полу лужа капающей с меча крови.

 Капля, две, три.

 Они все мертвы.

 Пламя снова дрогнуло, повинуясь движению воздуха. Может, кто-то вошел в убежище. Уже неважно.

 Она твердо знала, что Антуанетта Мари лежит в их комнате, и что вампир осторожно закрыл ее красивые голубые глаза и поправил светлые локоны.

 "Скоро все закончится" — сказал он, прощаясь с ней вечность назад, зная наперед все и не желая тревожить ее напрасным страхом перед неизбежным. Остальные тоже так ничего и не узнали ни об Очищении, ни о том, что им в любом случае не дожить до утра.

 — Я вижу, вы начинаете меня понимать. — Винсент выпрямился, и в его бесстрастный до этого взгляд вернулась привычная теплота. — Есть вещи, которые не могут закончиться хорошо. Как бы я ни хотел, я не мог спасти всех. Нас убили бы. Или те, кого прислала Черная Рука или я. С той лишь разницей, что в первом случае не выжили бы и вы. Я знаю Анголима, он не мог не потребовать подтвердить свою верность. Но я знал, что ты придешь. — Тень улыбки коснулась похожего на череп лица, когда вампир посмотрел на бывшего ученика. — Хотя бы за моим советом. Мне жаль, что это все, что я смог сделать.

 Капли воска текли по свече, вязкая и густая кровь застывала на полу. В полумраке виднелась каменная плита, и впервые бросилась в глаза глубокая трещина.

 Альга как-то грозилась разнести ее к скампам, жалуясь на холод и неудобство, и, может, это был след ее не доведенного до конца замысла.

 Терис наконец смогла закрыть глаза, распадаясь на части перед осознанием того, что прошлой жизни уже никогда не будет. Все заканчивалось здесь, в полумраке, горело в огне единственной свечи, растворялось в тишине убежища, в одночасье ставшего склепом. Заканчивалось так, как должно было, потому что другого выхода не нашел даже старый и мудрый вампир.

 — И...что теперь?.. — Общий вопрос, заданный неизвестно кем, был первым и последним. Все остальные, разрывавшие на части разум, вдруг утратили всякий смысл.

 Терис открыла глаза, и зрение собрало воедино осколки последнего клочка уходящей в прошлое жизни.

 Кровь перестала капать с клейморы и застыла бурым пятном на полу. Свеча почти догорела, и огонек плясал на фитиле в лужице расплавленного воска, бросая на стены бьющиеся в агонии тени.