— Перестань молоть чепуху! — вмешалась в разговор его жена. В своем новом платье она показалась мне более красивой и элегантной, нежели в тот день, когда я увидел ее впервые. — Жалкий хвастун! Ты никогда не мог отличить хорошего сандвича от плохого. Тебе все нравится, что ни положи на тарелку.

— Ну-ну-ну! Зачем так категорически? — возразил муж. — По-моему, достаточно взглянуть на тебя, чтобы всякому стало ясно, понимаю я в сандвичах или нет. Ха-ха-ха!..

Но шутки политического секретаря не смогли окончательно развеять странную натянутость и отчужденность, сковывавшие гостей. Тем не менее ни на минуту не прерывался приличный общий разговор, менялись тема за темой. Гупте, видимо, все время казалось, что его присутствию здесь придается недостаточно значения, поэтому при каждом удобном случае он старался перевести разговор на собственную персону.

— Искусство нуждается в мудрых покровителях, — говорил он внушительно, — только они могут представить его широкому кругу людей в истинном свете. Возьмите наши памятники древности. До сих пор публика без конца твердила об Эллоре да Аджанте[85]. И только благосклонное внимание правительства поставило в тот же ряд великолепное искусство Кхаджурахо[86]. Но ведь абсолютно то же самое происходит в нашей сфере. Сейчас, как вы знаете, на горизонте индийского танца зажглась новая звезда — Камини. О ней говорят даже больше, чем о Шачи. А многим ли известно, что и четыре года назад Камини танцевала нисколько не хуже, чем теперь. Просто у нее не было тогда настоящего покровителя! Если же отвлечься от собственных ее достоинств, то надо прямо сказать, что человеком, который по-настоящему явил миру ее искусство, был ваш покорный слуга. Это я от имени «Обители искусств» организовал первое ее выступление в Дели! А теперь смотрите, как далеко она шагнула!

— Будем надеяться, что наша Нилима превзойдет Камини, — заметил политический секретарь, беря с блюда очередной кебаб. — Она обладает всеми ее достоинствами, а сверх того еще и кое-какими собственными, не правда ли?

Когда гости начинали говорить о Нилиме, Харбанс еще упорней замыкался в своем молчании. Гупта же то и дело подчеркивал всем своим тоном и поведением, что истинный хозяин здесь — он, а Харбанс может рассчитывать лишь на роль подручного.

— Кхуллар-сахиб, пододвиньте-ка поближе блюдо с рисом, — командовал Гупта, — господин профессор возьмет себе еще немного.

— Да, да, конечно, вот оно, — послушно откликался Харбанс, через силу стараясь держаться в рамках приличий, и подавал требуемое блюдо.

Не раз затрагивались и темы, касающиеся внешней политики Индии — оказываемая ей другими странами экономическая помощь; строительство металлургических предприятий в Руркеле и Бхилаи; изменения в индийском обществе, происшедшие за тринадцать лет независимого существования. Сукумар Датт заговорил о распространившихся в последнее время продажности и коррупции.

— Я наблюдаю многие признаки нравственного упадка в среде наших граждан, — горестно сетовал он. — И не вижу средств борьбы с ним. Каких бы успехов ни достигла Индия в области внешней политики, это вовсе не оправдывает внутренней ее слабости. Конечно, мы желаем сохранить мир к собственном доме, но ради этого терпим ужасные пороки, а ведь они подрывают нашу систему изнутри. Пока жив пандит-джи[87], все обстоит более или менее благополучно. Но страшно подумать, что будет потом!..

Когда обсуждались вопросы политики, иноземные гости старались отделываться ничего не значащими замечаниями. А политический секретарь и вовсе игнорировал подобные разговоры. В такие минуты внимание его всецело сосредоточивалось на собственной тарелке.

— Вот не знал, Нилима, — шутил он, — что ты такой же отличный кулинар, как и актриса! Хорошо бы моей жене поучиться у тебя готовить индийские блюда. Вернемся на родину и будем иногда в память о вашей стране готовить такие же вкусные вещи…

Из всех присутствующих на банкете иностранцев только жена профессора свободно высказывала свое мнение по любому вопросу.

— Да, да, я тоже очень сильно чувствую это, — поддержала она Сукумара Датта. — У вас, по-моему, все заражены ужасным своекорыстием, а иные даже хвалятся своими аферами. У нас есть один знакомый подрядчик — так вы знаете, он без всякого стеснения заявил, что если другие извлекают пользу из трудных обстоятельств страны, отчего бы и ему не поступать так же? Как-то мы обедали у него, и он сказал…

— Мало ли о чем болтают люди у себя за столом и в гостях, — прервал ее муж. — Не нужно придавать значения случайным разговорам! Мы не можем руководствоваться ими, составляя собственное мнение… Да, так что вы сказали, мистер Датт? Неужели и вправду вы считаете, что страна переживает такой упадок морали? Но возьмите Бхакра-Нангал[88] и другие подобные проекты — разве они не показывают, что ваши лидеры предпринимают величайшие усилия, чтобы сделать страну богатой и процветающей? А вы как считаете, мистер Судан?

Но жена профессора и тут не успокоилась.

— И все-таки я хочу сказать одну вещь! — прервала она мужа. — Очень редко встречаю я здесь людей, которые искренне гордятся своей страной. Мы живем в Индии уже полгода. И насколько возможно изучить страну за такой срок, настолько я ее и знаю. Возьми хоть того человека, который хотел заключить с тобой сделку на продажу вина из дипломатической квоты[89]. Помнишь, сколько он доставил тебе беспокойства? А ведь это наш хороший знакомый! И довольно богатый человек. Когда он пришел к нам…

— Но это же только один человек, — снова осадил ее профессор. — Почему мы должны на его примере делать выводы о нравственности целой страны? Я ведь тоже здесь полгода, но и до сих пор считаю, что мы пока ничего толком не знаем.

После второго окрика не в меру разоткровенничавшаяся гостья поняла, что зашла далеко.

— Ну, конечно, в общем ты прав, — согласилась она, словно торопясь загладить свою вину. — Что можно узнать о стране за какие-нибудь шесть-семь месяцев? Так, кое-какие детали, которые уж особенно нас задевают… Безусловно, наше знание Индии очень поверхностно… Да, так о чем вы говорили, мистер Датт?.. — И чтобы окончательно выбраться из неловкого положения, сделала вид, что вдруг заинтересовалась нарядом Нилимы — О, какое у вас чудесное сари! — Она пощупала рукой материю. — Будь у нас в стране обычай носить сари, я непременно попросила бы купить для меня точно такое же!..

Жена политического секретаря давно уже боролась с зевотой. Но под конец сдалась — отвернувшись от всех и крепко стиснув зубы, она незаметно зевнула. И сейчас же ее муж взглянул на часы. Никто не сказал вслух, что пора расходиться, но все это поняли.

— Ну так что же — придете вы на наше представление? — поспешил еще раз оседлать своего любимого конька Гупта. — А вы? А вы? Очень прошу вас всех пригласить с собой на вечер и своих друзей! Только при общей поддержке наши усилия увенчаются успехом. О билетах не беспокойтесь — мистер Харбанс принесет вам их, сколько пожелаете. В известном смысле это первое выступление нашей уважаемой Нилимы, и я хочу, чтобы оно достигло своей цели. Всем сердцем я чувствую, что мы имеем дело с прекрасной артисткой, которая заслуживает надлежащей оценки, и только потому взялся организовать ее представление. Успех должен принадлежать ей по праву! Но, господа, учтите — очень многое зависит от вас. Да, конечно, значительная доля ответственности за успех всего дела лежит и на вас, мистер Датт!.. Если кому-нибудь понадобятся контрамарки, прошу сказать мне… А вам, мистер Судан… Впрочем, вы же здесь свой человек, не мне вас учить!

Прощаясь с Нилимой, политический секретарь взял ее руку в свои ладони и добродушно сказал:

— Если выберу время, приду непременно. Твое представление, я уверен, доставит мне невыразимое удовольствие!.. Но уж если окажутся срочные дела и я не смогу приехать, заранее прошу прощения… А билет обязательно пришлите, не забудьте — недоставало еще, чтобы я остался без места!.. Но в общем я очень надеюсь, что сумею вырваться. А пока прими самые сердечные пожелания успеха! Если представление будет хорошо принято, если твое имя наделает шума, — ведь будет так, а? — то станем думать о том, чтобы устроить твои гастроли за границей. Ну, об этом мы еще поговорим!.. Я сделаю все, чтобы такой день настал… Итак, договорились?