- Кто эта страдалица, что сниться мне? И за что же её так, бедняжку…
Но закончить мысль Татьяна не успела, опять послышались шаги и она поспешила в своё прежнее убежище. Во двор вышла та же женщина, теперь в её руках были: плетёный дорожный сундук, баул и пара шляпных коробок. Все вещи добротные, скорее всего господские.
- Просушивать развесит? - подумала Татьяна, но женщина приостановилась и повернула голову к углу дома и постройки.
- Ну что тебе, Степан? Не видишь дел с утра невпроворот… - чуть протяжно и кокетливо ответила кому-то неведомому работница.
- Подождут дела-то Авдотьюшка, господа ж все к заутренней ушли… иди пока время есть - страстным полушёпотом заманивал служанку мужчина.
- -Вещи снесу и подойду, нетерпеливый какой… - томно повела плечом Авдотья и скорым шагом пошла к бочке. Татьяна съёжилась и затаила дыхание. Работница с маху выставила все вещи на скамью и пошла обратно, на ходу начиная разговор.
- Слыш чё говорю, Стёп..., нынче Гаврила смурной какой-то. В церковь ходил по великим праздникам, а тут и он и камеристка, и барыня, и её брат приказчик спозаранку… Должно быть за здоровье рабы божьей Елены Жуковской молится будут. Её же, болезную, ночью с какой-то оказией Гаврила в Тверь отправил к тётушке… И то, круглая сиротинушка ж она осталася… Наша хозяйка ей мачехой будут, да ещё какой… И за что она невзлюбила голубушку нашу… Ай, ну куда ты холодными ручищами-то… Степа-а-а-а-н...
-Авдотья, ну погодь, пойдём ужо ко мне…- слышится хрипловатый голос Степана. Ответом был звонкий шлепок:
- Да што ты за охальник, Степан, слышь чё говорю… Как же такие одёжды-то сказали пожечь. И не верится мне что заразным барышня заболела… А платья красивые такие… Это ж барин, её папенька, как дорожные наряды заказывал - на воды все ехать собирались нонче… Эх, померла её маменька третьего года, а недавно и барина удар хватил - вот барышня и слегла. А купчиха-то, знамо мачеха, больную касатушку в Тверь к тетеньке отправила. Дай-то Господь ей живой добраться. Степан, а ну увидит кто… Степа-а-н…
Под бурчание и шёпот оба отдалились и после скрипа двери всё стихло.
Татьяна забыла как дышать. Её разум отказывался верить - это НЕ СОН. Всё слишком реально… Из своего 21 века Татьяна каким-то образом попала в тело этой бедняжки Елены… Только бы не сойти с ума, только бы сохранить разум. Ни в коем случае нельзя терять ясность сознания…Страшно до головокружения, но надо на что-то отвлечься, надо чем-то заняться… И её взгляд упал на вещи на скамье… Переодеться, пока есть время. И уезжать срочно, в… куда там сказала служанка? В Тверь, к тёте этой Елены. Где тут дорожная одежда?
Нижнее бельё 19 века — это сплошные рюшечки, оборочки и завязочки. Завязочки - это нечто... Татьяна кое-как связала ленты (извините за подробность) панталон. Как они тут без резинок живут? Тоже самое и с чулками. Не дай Бог в дороге свалятся чулки или того хуже панталончики. Хоть все приличествующие пропорции в фигуре Елены и присутствовали, но не такое пышное как у… Авдотьи. И пока та Авдотья получает удовольствие на все свои прелести, нужно «делать ноги» Татьяне… или теперь Елене. Пожалуй пока Татьяне, с Еленой она надеется «смириться» разве что подъезжая к Твери. Корсет Татьяна переложила на дно сундука, тело Елены и так чуть что норовило в обморок брякнуться. Выложила пелерину и перчатки - их оденет в последнюю очередь. Дорожные платья Елены были: коричнево-кремовое с черными оборками и темно-зелёное с черными полосами и зелёными же оборками. Шляпки были соответственно коричневыми и зелеными с чёрными лентами. В каком же она будет незаметнее? Образ девушки в трауре по папеньке в дороге будет очень кстати. Пожалуй поедет в зелёном. К нему ботиночки были черными. Нижнюю юбку Татьяна одела одну. И в этой бы не запутаться. Ну почему у этих господ пуговички на спине? Еле-еле влезла и застегнула, хорошо тело Елены молодое, статное, но гибкое. Кончики пальцев девушки почти не пострадали, в отличии от располосованных ладоней.
- Служанку то мою не попросишь, некогда ей, охальнице - с грустной иронией подумалось Татьяне.
Все вещи переложила поудобнее. Одну картонную коробку нужно освободить под грязную одежду страшных ночных приключений. Внутреннее чутьё подсказывало Татьяне не оставлять здесь ничего. Из баула в полупустую шитую бисером сумочку она переложила: обвязанные лентами стопки каких-то документов (бумага была с гербами и печатями), пачки писем; так же перевязанные несколько тетрадок и книжечек; несколько кружевных платочков. Заглянула в кошель для денег - там были ассигнации и какие-то монеты. В деньгах выходит папенька Елену не ограничивал. Монеты, завернула в платочек и переложила в сумочку, а кошель с ассигнациями вернула в баул. Не роскошную, но довольно изящную шкатулку она раскрыла и поставила на скамью - надо как-то привести волосы в порядок. Татьяна мочила руки в воде, стряхивала и наклонившись пыталась расправить спутавшиеся волосы от кончиков к вискам и лбу. К затылку страшно было прикасаться. Дотянулась до широкого гребня и не разгибаясь стала аккуратно прочёсывать волосы. Потом собрала их все и скрутила узлом выше затылка. Ещё продвинув вперед узел волос так, что спереди они были чуть свободными, а сзади туго собранными Татьяна, закрепила узел гребнем и несколькими шпильками. Одела шляпку, подвигала головой - до болезненной шишки ничто не доставало.
Пелеринка, перчатки, вуаль и можно идти. Глянула в сторону развлекающихся слуг и в это время там что-то стукнуло и послышались голоса. Подхватив вещи Татьяна спешно пошла через арку к воротам. Они были чуть приоткрыты и девушка проскользнула на улицу. Стараясь не бежать, а идти с достоинством, не спеша, Татьяна уходила подальше от дома.
- Ну и как же отсюда ездят в Тверь? - в отчаянии подумала она.
- Подозвать извозчика, сказать «до железнодорожной станции», там купить билет до Твери. И даже оплата извозчику и цена билета «проявились» в голове у Татьяны.
- Хорошо, что в сознании проявляются хоть какие-то познания Елены - обрадовано подумала она.
Извозчик уложил вещи в коляску и они покатили к вокзалу.
-Как же ей вести себя что бы не сделать что-то неподобающие на людях? Изображать глубокий траур и легкую болезненность? Или наоборот? - Татьяна вздохнула, не зная что предпринять.
Потом она подумала что в таких одеждах ходить обвешенной вещами наверное не прилично, подъезжая к вокзалу решила рискнуть и обратилась к извозчику:
- Любезный, ты наверное знаешь здешних носильщиков, присоветуй кого понадёжнее - сопроводить до касс и на перрон.
- А как же, барыня, сей момент кликну - услужливо отозвался возница и подбежавший носильщик поклонившись и забирая вещи, произнес:
- Пройдемте за мной, барыня, до кассы.
- Барыня, так барыня. Молодая вдова под темной вуалью это тоже не плохо, тем более этих людей я больше не увижу - подумала Татьяна.
Ранее, пока ехала в коляске Татьяна сосчитала монеты и поняла, что может не вытаскивать ассигнации, ей должно хватить денег на дорогу, если не делать крупных покупок. Как же хорошо что в теле сохранились навыки и привычки Елены.
До отправления утреннего поезда оставалось чуть больше получаса и Татьяна решила пройти на перрон. Там уже прохаживались отъезжающие и провожающие. Рядом с шумной семьёй, состоящей из дородного отца семейства, хлопотливой матушки, сына-гимназиста и девицы на выданье, скамья оставалась свободной. Татьяна указала на неё носильщику и протянула ему мелкую монету, присаживаясь на скамью. Барин прохаживался вдоль перрона, матушка втолковывала что-то сыну, а тот, утомлённый нравоучениями, пытался забрать какую-то вещицу у сестры. Девушка вскочила, что-то огорчённо вскрикнула и отбежала к скамейке Елены. Матушка продолжала выговаривать сыну, отец обвёл всех тяжелым взглядом. Юноша вскочил и склонил голову в молчаливом покаянии. Девушка, глядя на отца, присела в легком реверансе. Отец досадливо махнул рукой и продолжил движение. Девица вздохнула, и обратилась к Елене: