Задорнов обиделся.

На протяжении всей пресс-конференции он в сторону этого журналиста даже не смотрел.

* * *

Редактор — кандидат филологических наук между прочим, — прочитал текст будущей публикации и вдруг подозвал к себе корреспондента.

— Ты тут что-то непонятное написал.

— «Все усилия пропали втуне», — прочитал корреспондент. — Что ж тут непонятного?

— Что такое «втуне»?

— Ну, бестолку.

— Замени, — приказал редактор. — Такого слова в русском языке нет…

* * *

Перед выборами мэр города совершил турне по наиболее авторитетным газетам, чтобы заручиться поддержкой.

Посетил он и солидный деловой еженедельник.

В конце беседы предложил:

— Давайте дружить. Я всегда рад встречаться с прессой. Вы — молодые умные ребята. И газета ваша хорошая. Вы за сенсациями не гоняетесь… Когда мы с вами еще раз увидимся? Назначайте день, я приеду.

Один журналист ляпнул:

— А давайте на следующий день после выборов…

* * *

В одной газете месяца два не платили зарплату.

Корреспондентки, заглянув в бухгалтерию и узнав, что денег опять не будет, долго дымили в курилке, возмущались и вынашивали планы мести.

— А давайте в сэкс-шопе купим резиновый член, — придумала одна. — И приклеем его к столу директора. Приходит он, садится, а тут такой подарок!..

Предложение вызвало безумный восторг:

— Давайте, давайте!.. Так ему и надо, паразиту..

Корреспондент, проходя мимо, тоже заинтересовался:

— А что, неплохо. По сколько сбрасываемся?

— Да не сейчас — потом… Денег нет!

Дней через десять бухгалтерия начала гасить задолженность.

Получив свою часть зарплаты, корреспондент подошел к сотрудницам испросил:

— Ну, девочки, так как насчет фаллоса директору?

— А ну его в пень, урода, — деньги на него тратить!.. Пошли лучше пиво пить!

* * *

Относительно молодой журналист устроился на работу в газету с сильными почвенническими традициями.

Кроме того, средний возраст местных корреспондентов был лет пятьдесят, не меньше.

Буквально с первых дней работы он был озадачен оценками, которые время от времени давали старшие коллеги, говоря о ком-нибудь:

«Да это же француз, что ты от него хочешь!..».

Или:

«Да это все французские штучки!..».

При этом упоминались фамилии типа Рабинович или Вайсман.

Не сразу парень понял, что «француз» — это эвфемизм слова «еврей».

Сейчас за него не выгоняют с работы и не прорабатывают в парткоме за национализм и (или) сионизм.

А вот советские журналисты, прошедшие кузню шестидесятых-семидесятых, на всю жизнь запомнили, что в стенах редакции слово «еврей» произносить нельзя…

* * *

Когда в городе появилась еще одна городская газета, новоиспеченный редактор обзвонил знакомых журналистов, предлагая сотрудничать.

Связался он и с журналистом, специализирующемся на тюремной тематике.

— Давайте я вам о новочеркасской тюрьме напишу, — предложил журналист. — Рассказываться в статье будет о том-то, том-то и том-то…

Редактор немедленно пришел восторг.

— Замечательно! — закричал он. — Пиши! К пятнице управишься?

— Я постараюсь.

Прочитав статью, редактор пришел в еще больший восторг и заверил, что наследующей неделе материал обязательно будет опубликован!..

Развернув свежий номер газеты, журналист матюкнулся.

Вместо полосного очерка он увидел заметку строк на семьдесят, в которой узнал только свою подпись.

Даже акценты в заметке были расставлены так, что первоначальный смысл менялся с точностью до наоборот.

Журналист выругался и решил прекратить какое-либо сотрудничество с этой газетой.

Даже за гонораром в день выплаты не пошел.

А через некоторое время встретил на улице редактора.

— Здравствуй, дорогой, — сказал редактор. — Почему не заходишь? Почему нам больше ничего не пишешь? Нам нужны золотые перья!

* * *

Один журналист работал в тюремной газете.

За десятилетие стал большим специалистом в области жаргона.

Да и вид приобрел соответствующий — короткая стрижка, приблатненные манеры…

Со стороны посмотришь — по улице идет какой-то босяк, а не майор внутренней службы.

На жаргоне психиатров это называется профессиональной деформацией личности.

В народе говорят проще: с кем поведешься, от того и наберешься…

Как-то он поехал в столицу России к знакомому.

Только сошел с поездка — к нему подвалил какой-то блатной:

— Здорово, брателла!

Признал, надо полагать, родственную душу…

Майор в тон ему ответил. Ему приятно было щегольнуть познаниями.

Завязалась беседа, в которой случайный знакомый стал прощупывать намерения: ты сюда просто так приехал или на "гастроли"?

Когда узнал, что просто прикатил отдохнуть, людей посмотреть и себя показать, пригласил в гости.

Да столь настойчиво, что журналист не смог отказаться…

По дороге майор старательно осмотрел себя — нет ли в одежде чего-нибудь такого, что позволило ли блатному корешу и его друзьям узнать, что привезли на блат-хату работника ГУФСНа?

К счастью, ни галстука, ни форменного ремня на нем не было — обычная гражданская одежда…

Всю ночь они беседовали о жизни, бухали.

Майор сумел произвести должное впечатление — человека делового, знающего и себе на уме.

Утром он уехал восвояси — живой и здоровый.

Если до этого случая он сомневался в своем знании жаргона и блатных обычаев, то теперь его буквально распирало от гордости.

Боевое крещение состоялось!

* * *

Молодого журналиста месяц печатали в одной газете — на правах внештатного автора.

Все, что он писал, редактору безумно нравилось.

Потом журналисту предложили штатную работу.

В конце недели состоялась очередная планерка, и новичку предложили сделать обзор свежего номера.

Ну, журналист высказался в полный рост.

Начал он с просчетов верстки, а закончил характером публикуемых материалов и редакционной политикой газеты.

В том смысле, что надо оперативнее откликаться на события городской жизни. Даже на криминал и "желтые" скандалы. Иначе скоро газета потеряет читателей, прогорит и все они останутся без работы…

Некоторые корреспонденты поддержали журналиста.

Состоялся конструктивный разговор.

Только редактор сидел надувшись, как мышь на крупу.

И во взгляде его было: пригрел, блин, гадюку у себя на груди!..

В понедельник, когда журналист пришел в редакцию, сослуживцы намекнули, что ему в самый раз писать заявление.

— С какой стати? — сказал журналист. — Если уж газета считает себя демократическим изданием, то должна уважать чужое мнение!

— Так-то оно так… Но лучше ты не жди, когда тебя вызовут на ковер.

Два дня редактор, большой любитель поболтать о литературе с начитанным новичком, ограничивался лишь кивков, встречая утром в коридоре.

Все материалы, которые журналист сдавал, возвращались на доработку или вовсе отклонялись от публикации.

А на третий день, возвращая очередную статью, редактор буркнул:

— Не оправдал ты моих надежд…Пиши заявление по собственному или уволю по статье за профнепригодность!

Журналист прекрасно понимал, что уволить его за профнепригодность практически невозможно — несмотря на молодость, он уже имел имя.

Но спорить не стал.

Написал заявление и получил расчет.

Потом не без гордости рассказывал:

— Я в такой-то газете проработал две недели… Это мой рекорд. Меньше я еще нигде не работал.

— А почему ушел?

— С редактором таким-то может сработаться только гомосек. Причем — пассивный.

* * *

Корреспонденты газеты, в которой был очень сволочной редактор, для релаксации после фитилей повесили на стену плакатик.