— Что угодно? — неожиданно услышали мы.
Из-за шкафа вышел высокий капитан с огромной книгой в руке и, не дожидаясь нашего ответа, сказал:
— Все обедают, скоро будут. Обождите в сенях.
Я никогда прежде не бывал в отделе кадров и, не знаю почему, чувствовал себя униженным, как бы стыдясь своего нынешнего положения, точно я пришел что-то выпрашивать.
«Хорошего офицера в кадрах не увидишь, — размышлял я, — он не будет сидеть здесь и ждать милости. Бывает, пошлют в резервную часть — и жди потом, чтоб в каком-нибудь полку понадобился офицер именно твоей специальности и твоего звания. Правда, артиллеристы — «дефицитный» народ, но кто знает, все случается…»
Я был поглощен этими малоприятными мыслями, когда заскрипели ступени, послышались громкие голоса и в избу шумно вошли офицеры.
— Ого, нашего полку прибыло, — весело сказал один, увидев нас.
— Свято место пусто не бывает, — со смехом отозвался второй.
Мои попутчики тотчас вскочили на ноги.
Я последовал их примеру, хотя вошедшие не были выше меня по званию.
Офицеры, прибывшие со мной, имели при себе личные дела, у меня же не было ничего, кроме случайно сохранившегося старого удостоверения личности еще времен моего пребывания в полку.
Не без удивления узнав, что я был командиром полка, высокий капитан снова вернулся к шкафу, возле которого мы увидели его впервые, перерыл на полке какие-то папки, раскрыл одну и громко прочел:
— «Командир отдельного артиллерийского полка майор Георгий Захарьевич Хведурели…»
— Так точно! — ответил я.
К счастью, в отделе кадров фронта имелись личные дела на каждого командира части. Капитан, захватив с собой наши личные дела, прошел вместе с нами к соседнему столу.
В комнате у противоположных окон друг против друга сидели два майора. В углу примостилась машинистка.
Капитан что-то доложил одному из майоров, положил перед ним документы и вышел из комнаты.
— Садитесь! — предложил усатый майор, оглядев каждого из нас, спокойно закурил трубку и стал проверять принесенные ему документы.
Судьба моих спутников решилась тотчас. Майор (он оказался заместителем начальника отдела кадров) сказал им:
— Отправитесь в распоряжение командующего артиллерией Н-ской армии. Документы получите у капитана Николаева, того самого, который только что привел вас. Вы свободны… А вас я прошу остаться, — обратился он ко мне.
Он долго и внимательно изучал мое личное дело.
— Сколько вы пролежали в госпитале? — спросил он наконец.
— Около трех месяцев.
В листке учета кадров последним местом моей службы был указан полк.
— Вы были ранены, будучи командиром полка, не так ли?
— Нет. Я был начальником штаба артиллерии армии.
Майор взглянул на меня с таким удивлением, точно я рассказал ему небылицу. Он долго смотрел на меня, покручивая ус.
Я назвал число и номер приказа о моем назначении начальником штаба. Майор куда-то позвонил, но там ему не ответили.
— Вам надо подождать начальника отдела, — сказал он, — полковник скоро будет.
Мне недолго пришлось ждать в коридоре.
— Майор Хведурели! — позвал меня заместитель, приглашая следовать за ним.
Мы приблизились к голубому, украшенному резьбой дому с белыми занавесками на окнах, с дверью, обитой войлоком.
Майор постучался и надолго исчез за дверью. Наконец дверь снова открылась, на пороге показался майор и в замешательстве обратился ко мне:
— Полковник ждет вас.
Я вошел. Кто-то поспешно встал с мягкой постели и пошел мне навстречу. Он был одет по-домашнему: теплый свитер с высоким воротником надежно защищал от холода, синие бриджи были заправлены в белые бурки с отогнутыми голенищами. Он стоял против света, поэтому лица его я не различал, но весь его облик, походка, движения показались мне удивительно знакомыми. Я вгляделся и оторопел: передо мной стоял Яхонтов! Он остановился, склонив голову набок, сложил руки за спиной и, прищурившись, улыбнулся мне.
Я к тому времени пережил немало и думал, что меня уже ничем не удивишь, но эта встреча была настолько неожиданной, что я долго не мог произнести ни слова.
Яхонтов приблизился, крепко пожал мне руку и спокойно (таким я его вообще не помнил) сказал:
— Не думали встретить меня здесь, не так ли? Что поделаешь, гора с горой не сходятся, а человек с человеком… Я все знаю о вас… Между прочим, помните следователя, что приходил к вам? В том, что он отвязался от вас, есть и моя заслуга.
— Мало приятного в том, что командира батареи твоего полка отдают под суд, притом когда он не виноват… — Я и сам удивился, что начал с Яхонтовым разговор с такой странной фразы.
— Разумеется, — поспешно ответил Яхонтов и тотчас добавил: — Я не только поэтому заступился за вас… Конечно, и потому тоже, но… — как всегда многословно и скороговоркой говорил он, — одним словом, в этом вы правы… — Он не закончил фразы и повернулся к майору, стоящему в дверях: — Позови сержанта Сенину…
— Разве я не прав? — спросил я, когда майор вышел.
— Эх, майор, не спешите… и не будьте так вспыльчивы, — визгливо засмеялся он. — Об этом мы еще поговорим… А теперь скажите, вы уже совсем здоровы, хорошо себя чувствуете?
— Хорошо, товарищ подполковник, простите… полковник!
— Да, получил наконец… — Он произнес эти слова так, словно говорил о чем-то незначительном.
Я огляделся. На стене возле постели висел свеженький китель с полковничьими погонами. Погоны ввели в армию недавно, и я внимательно рассматривал их. На правой стороне кителя сверкал орден Александра Невского, пожалуй самый крупный и красивый военный орден.
Дверь открылась, и вошла сержант Сенина.
— Товарищ полковник, вы звали?
— Узнала? — спросил полковник, указав на меня.
— Конечно же… — быстро ответила Сенина. Она гостеприимно улыбнулась мне своими блестящими глазами.
Странно, эта крупная, широкобедрая женщина показалась мне гораздо привлекательнее, нежели раньше.
— Ну что ж, принимай гостя!
— Сию минуту, сию минуту! — засуетилась Сенина и выбежала из комнаты.
— Я, дорогой мой майор, ворчун, но душа у меня добрая. И не злопамятен я… Не будь я таким, принял бы тебя иначе… Не обижайся, я это говорю просто так, по-дружески…
Я только кивнул головой, вспомнив поговорку: «Когда сидишь в лодке, не спорь с лодочником».
— Так вот, должен признаться, уж очень нескладно получилось у вас это. Чуть было батарею не сгубили. А все из-за вашего упрямства… Я ведь отлично знаю вас, ох как знаю, — погрозил он мне пальцем, — когда видишь, что ладонью неба не прикрыть… — Полковник не докончил фразы, широко развел руками и пожал плечами.
— Вот я вовремя отступил и целехонькими вывел три батареи! Теперь все они боеспособны. Правда, людей помяло, но пополнение уже прибыло, и снова у нас три батареи. На твоей же стороне было всего две батареи, а теперь ни одной!..
Я не утерпел:
— Если бы мы тоже бежали, как вы…
— Извините, дорогой мой майор, мы не бежали! Нет! Мы отступили на заблаговременно подготовленные запасные позиции! Как раз все дело в том, чтоб знать, когда отступать, а когда идти в наступление!
Правда, полковник стал моим начальником, но я предпочел говорить с ним так же свободно, как разговаривал прежде. Смена тона могла быть истолкована им как заискивание и подобострастие с моей стороны.
— Вам, кажется, первое удается больше!..
Полковник обладал великолепным даром: то, что ему не хотелось или было невыгодно слышать, он пропускал мимо ушей. Вот и сейчас он «не услышал» меня.
— Некоторых достойных ребят из трех батарей я представил к награде, вот и меня не обошли, — он показал на китель.
Дверь шумно распахнулась, и в комнату вошла Сенина с большим расписным подносом. Она ловко и споро накрыла на стол и снова исчезла.
«Да, проворная женщина», — подумал я.
Словно угадав мои мысли, полковник проговорил:
— В моем возрасте, майор, жить без женщины очень трудно… Вот доживешь до моих лет, сам убедишься… Ну что ж, — поднял он стакан, — за нашу победу! — чокнулся со мной и залпом проглотил водку.