Ша нуар
От мороза с его причудами
Я бегу…
Уголек с двумя изумрудами
На снегу.
Я котенка беру за пазуху
И — домой…
Вытер все мороз сухо-насухо
Белизной.
Поднимаюсь —
ярус за ярусом.
На, бери!
Ты глядишь на нас страхом яростным
У двери.
Ты темней его, несмышленого,
И сильней.
И глаза у тебя зеленого
Зеленей.
От мороза с его причудами
Я бегу.
…Уголек с двумя изумрудами
На снегу…
«Актриса взглядом встретилась со мной…»
Актриса взглядом встретилась со мной
И улыбнулась. Я заулыбался.
Но, оказалось, взгляд предназначался
Тому, кто за моей стоял спиной.
Я из театра выбежал. Навстречу
Летела ветвь сирени. Взмах руки
Приветствовал меня. Но вопреки
Тому, что есть, — я знал, что не отвечу,
Пока не оглянусь: кто за спиной?
Я оглянулся: падал снег стеной,
Снег давних лет… Я замер сокрушенно.
Швырнув сирень кому-то, раздраженно
Ты у меня спросила: что с тобой?
Пейзаж с дорогой
Интеллигентной милой недотрогой
Сидела б дома возле мамы строгой,
Задумав свой лесной пейзаж с дорогой.
Он целый год туманился во мне.
И в тишине. И в шуме. И во сне.
Я рассказал — ты тут как тут.
С треногой?
Знай, черный ворон каркает в лесу.
Не «никогда», а «навсегда» вопит он.
Поскольку плохо, видимо, воспитан.
Сосну заденет, мглой веков пропитан, —
Сосна роняет иглы и росу.
Огромный бор.
Он нынче свеж и темен.
Поскольку ливень тоже был огромен,
Как ворон древен и как голубь чист.
А ты, мое любимое созданье,
Уже бежишь, не приходя в сознанье,
Когда к тебе осина тянет лист.
Стой, у рябины — ягоды в горсти.
Возьми.
Знакомых дома угости.
Черт надоумил взять тебя со собой.
Да. Я влюблен в свою же ученицу.
И даже — хоть сейчас готов жениться…
Какой, однако, все же разнобой.
Столбы лучей сияют меж стволами.
Взлетает ворон, каркая над нами
Уже по-иностранному почти.
На «невермор» от злости переходит.
От черных крыл вершины так и ходят.
А ты дрожишь.
Тебя волненье сводит.
Я понимаю, Бог тебя прости.
Ты говоришь: а где ж пейзаж с дорогой?
Вот это все и есть пейзаж с дорогой.
А впрочем, там, за выселкой убогой,
Есть электричка…
Клумбы. И пути.
Я повторяю: вот пейзаж с дорогой.
Гуляй.
Но красок масляных не трогай.
Ширяет черный ворон над треногой
В художническом пристальном лесу.
Он чует запах, душами пропитан.
Не «никогда», а «навсегда» вопит он.
Качнет сосной, поскольку так воспитан, —
Сосна уронит иглы и росу.
Еще ты будешь счастлива, я знаю.
Смотри, как тянет просека лесная.
Ее считать дорогою — не след.
Вернусь сюда один,
На склон пологий.
Под шум вершин.
Я не собьюсь с дороги.
Я не скажу тебе, что весь секрет
В том, что дороги не было и нет.
Она пройдет сквозь строй стволов — в итоге.
Просветом. Птицей…
Мало ли примет?
Моление о разлуке
Пишу, а сам уже не понимаю,
Кого письмом нелепым донимаю,
Кому, зачем, о чем напоминаю.
Вы все смешались у меня в уме.
Еще чуть жив один последний абрис,
Но я забыл его обратный адрес.
Он так расплылся, этот абрис бедный,
Как бледный промельк чей-то в полутьме.
Я уходил — меня вы находили.
Я приходил — вы тотчас уходили.
Так значит, что ж, разлуки все же были?
Ведь вы навзрыд холсты мои рубили,
Сбегали, плача от любви ко мне.
Я понимаю, это очень трудно —
Знать, что художник — это неподсудно.
И не ославит и, что есть, оставит.
Ну разве что прославит…
«Но кого?
Ведь на ином московском вернисаже
Себя самой и не узнаешь даже,
А вся толпа опять вокруг него.
А где же дни, что были все короче,
А где же те промотанные ночи,
Невесть зачем проплаканные очи?
Бежать, бежать! Иначе кто кого…
Какое „испытанье на разрыв“?
Вы — на разрыв испытывали женщин,
Те, кто увенчан, и те, кто развенчан.
Как сладок был кратчайший перерыв.
В индустриальном впишемся пейзаже,
Со счетоводом полежим на пляже,
Устроимся. Найдем.
Но все же, даже…
Какой-то отблеск ваш, зачем он жив?»
Любимая, прости, я не премину.
Но я сейчас пишу одну картину.
Но я забыл, с которой говорю…
Я вспомню все! Но я ломаю руки.
Ведь я пишу картину о разлуке.
Я Вас любил любя, а не от скуки.
И за разлуки
не благодарю.
Я вспоминаю только встречи, встречи,
Чистейшие, как снег, черты и речи,
Улыбки ваши, слезы, очи, плечи…
И жду свою последнюю зарю.