Режиссер. Да, но в современных пьесах злодеев не бывает. Пора бы знать. Теперь все действующие лица — теплые. Смотришь пьесу — будто ванну принимаешь: тридцать пять градусов по Цельсию, двадцать восемь — по Реомюру…

Худой актер. А с кем же в пьесе противоборство идет, если злодеев нет?

Режиссер. Пора бы знать! Конфликты отменены. А на место злодеев употребляются, так сказать, стихийные бедствия: землетрясения, наводнения, лавины, град, моровые поветрия… Товарищ помреж, какое у нас в этой пьесе бедствие?

Помреж. Саранча, Святослав Ярославыч.

Худой актер (грустно). Саранчу мне не сыграть…

Хорошенькая актриса. Ужас какой — саранчу играть!.. У саранчи, во-первых, коленки назад; кто же это захочет себе фигуру портить?!

Режиссер. Ну, начнемте, товарищи. Сегодня попробуем разобрать первый акт. Анна Косьмодемьяновна, пожалуйте!..

Героиня выходит и садится у стула, изображающего окно, на стул, изображающий стул.

Помреж (суфлирует безо всяких знаков препинания). Выстрелы хорошо если наши стреляют а вдруг…

Героиня (суфлеру). Не подавайте мне, я знаю текст… Святослав Ярославыч, я не могу репетировать, когда нету выстрелов… Это меня уводит…

Режиссер. Все потому, что вы не собранны!

Героиня. Нет, я собранна.

Режиссер. А что говорил Станиславский? «Если актриса собранна, она может внутри себя стрелять и даже вздрагивать от этого»!.. Да-с!.. (Помрежу.) Дайте ей выстрелы!

Толстый актер (вполголоса). Где это Станиславский так говорил?

Любовник. Теперь, знаете, кто что хочет, то и придумывает за Станиславского…

Режиссер. Тихо!

Помреж, найдя свободный стул, громко стучит ножками стула о пол.

Героиня (вздрогнув). Выстрелы… Хорошо, если это наши стреляют. А ну как это саранча стреляет?.. Святослав Ярославыч, я не понимаю этого места… Как это саранча может стрелять?

Режиссер. Все потому, что вы не работаете над ролью! Конечно, саранча стрелять не может. Но ведь это говорит кто? — женщина, которая боится за своего возлюбленного. Она, может быть, волнуется. Она, может, дура!..

Героиня. Кто дура?

Режиссер. Вы.

Героиня. Как вы смеете?!

Режиссер. Да не вы лично, а женщина, которую вы играете!..

Героиня. Все равно я заявлю в местком.

Режиссер. Ваше право!.. А теперь давайте репетировать!

Героиня. А ну как это саранча стреляет?.. А он там, мой любимый… Может быть, какая-нибудь отдельная саранча вцепилась ему в щиколотку… Но что это?.. Я слышу шаги… Святослав Ярославыч, я не могу репетировать, когда нет шагов. Это меня уводит.

Режиссер. Все ее уводит! Дайте ей шаги!

Помреж тем же стулом, каким воспроизводил выстрелы, представляет шаги.

Полегче! Ведь это герой-любовник идет, а не саперная рота из бани возвращается.

Героиня. Куздюмов — вы?

Любовник (вступая в репетицию). Я.

Помреж (суфлирует). В изнеможении опускается в кресло.

Героиня и Любовник дружно опускаются на один и тот же стул, стукнувшись боками.

Режиссер. Анна Косьмодемьяновна, неужели трудно запомнить, кто и когда в изнеможении опускается в кресло?! Сейчас как раз он опускается. А вы его приводите в чувство.

Героиня. Что с ним?! Воды! (Произносит нечто вроде кучерского междометия «тпрру», означая этим, что брызнула водой.)

Любовник. Где я?.. Саранча отступила, Калерия!

Героиня. Если бы вы знали, Куздюмов, как вы мне из-за этого стали дороги!.. Но что с вами, Куздюмов?

Любовник. Пустяки, Калерия… Я контужен саранчою. Профессор говорит, что мне нужно сделать переливание крови…

Режиссер. Анна Косьмодемьяновна, тут вы отходите в сторону, чтобы потом в порыве броситься к нему. На сколько шагов вы можете броситься в порыве?

Героиня. Ну… шага на три…

Режиссер. Мелкий у вас порыв!

Героиня. А вы хотите, чтобы я в порыве пробежала пять километров, как чемпион мира?

Режиссер. Я попросил бы исполнять художественные указания режиссуры! Идите во-он туда, в угол!

Героиня, ворча, плетется в дальний конец сцены. Можно разобрать только несколько раз произнесенное ею слово «формализм».

Режиссер. Вы теперь полегче с формализмом! Про Мейерхольда небось книги выпускают. Ну и вот. Давайте!

Любовник. …Мне нужно сделать переливание крови, Калерия!

Героиня (бежит к нему, споткнулась и упала). Так и знала!..

Режиссер (творчески горячо). Хорошо! Говорите текст!

Героиня. Лежа?

Режиссер. Лежа!

Героиня. Это натурализм.

Режиссер. Не натурализм, а метод физических действий. Кедров что сказал? «На сцене надо все время физически действовать».

Толстая актриса (вполголоса). Когда это Кедров сказал?

Толстый актер (махнув рукой). Теперь каждый сам себе Кедров, сам себе Станиславский. Сам себе Немирович, сам себе Данченко, сам себе Щепкин и сам себе Яблочкина…

Режиссер. Тихо там!.. (Героине.) Мы услышим сегодня ваш текст?

Героиня. Мне неудобно так…

Режиссер. Лягте поудобнее… Я жду!..

Героиня ворочается, принимая различные позы. Нашла подходящее положение. Подняла руки в направлении стула, на котором сидит герой.

Героиня. Возьмите мою кровь, Куздюмов!

Любовник. Ни за что, Калерия!

Героиня. Интересно, долго мне еще лежать?

Режиссер. Можете подползти к нему. Ползите! Так! Говорите!

Героиня. Ой!

Помреж. В тексте роли у вас тут нет никакого «ой».

Героиня. А если я занозилась?..

Режиссер (в ярости). Говорите текст!!

Героиня (с горечью). Вы мною брезгуете, Куздюмов!

Любовник. Глупая!

Режиссер. Поцелуй! Так! Взялись об руку! Пошли переливаться! Так! Калерия вернулась ослабевшая… Пусть вас заносит, ну, в левую сторону!.. Так. Теперь уже вы можете в изнеможении опуститься в кресло. Вы этого давно хотели…

Героиня. Я не могу опускаться в изнеможении на такой убогий стульчик. Это меня уводит.

Режиссер. Ну знаете, то, что вас все время уводит, — это меня приводит! Опускайтесь!

Толстый актер (вполголоса). Как странно, что Станиславский ничего не сказал про кресло…

Героиня (села). Как я слаба… Но мысль, что моя кровь — теперь уже кровь моего дорогого Куздюмова, придает мне силы… Что это? Я слышу шаги… Опять нет никаких шагов!

Режиссер. Дайте ей шаги, пока ее не уводит!..

Помреж стучит стулом.

Легче! Это же любящая мать идет, а не обвал в горах… Да где же мать-то? Где Перерубова-Пополамская?

Помреж. Ведь она в отпуску.

Режиссер. В каком отпуску?

Помреж. Известно в каком — в декретном: месяц до родов, два месяца — после…

Режиссер. Да я же ее вчера видел, и незаметно было!

Помреж. Вот незаметно, незаметно, а сегодня уже за версту заметно. Не передать ли роль Стрепетуевой?

Режиссер. Для Стрепетуевой это не в диапазоне. И вдруг она тоже — в отпуск… Нет! Переделаем роль на мужскую… Пусть не мать будет, а отец. Вот Творожич жаловался, что у него нет работы… Ему и дадим. Позовите его!