- Клянусь бородою самого Мортаза-Али (зять пророка Магомета), да будет мир его душе, - заволновался Аббас. - Через неделю Худадат-Мирза сможет снова ходить в свою жандармерию.
- Вы сказали, почтенный Аббас, что ваш больной служил у некоего Краузе-сахиба. Я не знаю здесь такого.
- Теперь, ага, он уже не Краузе. Теперь он и не немец, - засмеялся Аббас. - Теперь он обучает музыке жандармов, дружит с амрикани и называется по-другому.
- А как?
Хаким озадаченно взглянул на меня, подумал и медленно произнес:
- Ага! Я человек маленький, ничтожный. Меня любой полицейский может раздавить, как червяка, а гнев начальства сделать меня прахом…
Мне стало жаль бедняка.
- Не надо, почтенный хаким Аббас. Я случайно спросил вас про этого Краузе.
Гость мой молчал, потом вздохнул и еще тише сказал:
- Ага! Вы сами подошли ко мне, я вас вовсе не знал, и я случайно очутился в вашем доме. Поэтому вы должны поверить моим словам. Я бедняк, фагыр (нищий). И отец, и дед мои были из самой несчастной райи (бедноты), и никогда никто из них ни от кого не слышал ласковых, добрых слов, не видел правильных, хороших дел. От своих властей и помещиков - побои и ругань, ну, а уж об иностранцах и говорить нечего. Инглизы считают нас ниже собак и грязнее свиней. И вот, ага, вдумайтесь в то, что я скажу вам: первый раз в жизни добрые слова и дела отец мой и дед, да будет им тепло в раю аллаха, увидели, как вы думаете, от кого? От русских. Тридцать лет назад здесь шла, ага, большая война между турками и урусами. Инглизы воевали с османами у Багдада, а русские возле Хамадана. А у нас в Иране был в эти дни голод. Никто: ни шах, ни шейхи, ни богачи не помогали крестьянам… Люди умирали, как мухи, и кто же стал кормить несчастных? Вы, русские. И мой дед, и мой отец, и вся наша деревня выжили до нового урожая только благодаря русским. Это было еще тогда, когда у вас был свой падишах, а когда он провалился в джехеннем (в ад), то, - лекарь приподнялся с места и, стоя, продолжал, - Ленин сделал свою страну богатой и свободной. И хотя от нас скрывают многое, но правда доходит и до наших ушей, ага. Я боюсь, сагиб, говорить громко, но в своей душе я кричу: «Зендебад энглаби сорх, зендебад Совет, зендебад барадер урус!» (Да здравствует красная революция! Да здравствуют Советы! Да здравствуют русские братья!)
- Садитесь, садитесь, пожалуйста, Аббас хаким! - сказал я, усаживая на стул гостя.
- Мы, иранцы, очень внимательно наблюдаем за всеми, ага. Инглизов и американи мы отлично знаем и ничего не ждем от них хорошего, но с русских мы не спускаем глаз. А почему? Для того, чтобы проверить, такие ли они хорошие в жизни, как говорят о них. И народ радуется. Ваши солдаты просты, храбры и справедливы. В них нет английской надменности и американского презрения к нам. Разве я, простой и нищий человек, пошел бы в гости к амрикани или инглизу? Я бы и не посмел, и не поверил бы им, а к вам пришел без страха, потому что вы русский, советский человек. Я все это говорю, ага, к тому, что если чем-нибудь смогу заплатить хотя бы частицу долга моего отца и деда, то с радостью сделаю это. А теперь, ага, если вам не безразлично, отпустите вашего гостя, и он вскоре снова посетит ваш дом.
Я крепко пожал Аббасу руку.
- А это, дорогой хаким, примите от меня в виде платы за обучение и ваше потерянное время, - сказал я, передавая гостю пятьдесят риалов.
Минуту Аббас колебался, затем отстранил мою руку:
- Не надо, сагиб! Вы дали моему достоинству и сердцу больше, чем любые деньги. Вы принимали меня, как хозяин гостя, мы пили за вашим столом, как равные, беседовали, как друзья. Разве могу я после всего этого, сагиб, взять от вас деньги?
Он прижал к сердцу ладони, низко поклонился и со словами «селям» (будьте здоровы) ушел.
- Госпожи Барк нет дома, - изгибаясь передо мной в дугу, сообщил швейцар. - Но если его превосходительство подождет, я вызову ее горничную, - предложил он и, не дожидаясь ответа, позвонил.
- Господин полковник! - раздался сверху голосок Зоси, и она стремительно сбежала по лестнице ко мне. Глаза ее светились, сияли радостью и теплом. Подвижная, ласковая, живая, она была прежней Зосей, обаятельной и деликатной, доверчивой и желанной, той самой, какой я увидел ее в первый раз.
- Как хорошо, что вы заехали! Ведь госпожа Барк искала вас, хотела звонить вам. Если вы не торопитесь, поднимитесь, прошу вас, наверх, и я позвоню мадам, доложу о том, что вы приехали.
- Охотно, - сказал я, любуясь ею.
Зося улыбнулась и так доверчиво и светло глянула на меня, что я даже смутился.
Она легко взбежала по лестнице и, распахивая дверь, сказала:
- Прошу вас.
По ее лицу, по радостному возбуждению, по тому, как она бросилась ко мне, было видно, что мой приезд обрадовал ее. Она что-то хотела сказать, но я поднял предостерегающе палец.
- Позвоните, пожалуйста, госпоже Барк и передайте ей мой привет.
Девушка, несколько удивленная моей холодностью, недоумевающе посмотрела на меня.
- Сейчас позвоню, - растерянно сказала она и набрала нужный номер. Пока она звонила, я быстро написал карандашом:
«Зося! Ни звука, ни слова не говорите со мной ни о чем, кроме как о госпоже Барк. Я не доверяю даже стенам этого дома. Ваш брат уже вызван сюда и через несколько дней вы увидите его… Напишите, когда и где мы увидимся с вами… - Я подумал, помедлил и дописал: - Очень, очень хочу встретиться…»
- Госпожа Барк? Говорит Зося! Господин русский полковник приехал с визитом, хотел оставить карточку, но я, зная, что вы искали его, попросила его наверх… Он у телефона… - И, повернув ко мне свое милое личико, все с тем же недоумевающим видом, сказала: - Прошу, госпожа Барк ждет вас.
Я дал ей записку и взял трубку.
- Хелло! Это вы, мой милый полковник! - услышал я в аппарате знакомый голос. - Как хорошо сделала Зося, что соединила нас…
- Я очень признателен и благодарен ей за это, - сказал я.
- Какие счастливые ветры занесли вас ко мне? - снова зарокотало в трубке.
- Желание видеть вас…
- …и немного Зосю… Не так ли?
- Честное слово, верно! - рассмеялся я. - Прямо скажу, ваша очаровательная Зося не на шутку нравится мне.
- Что вы, что вы, пан полковник! - хватая меня за руку, прошептала девушка.
Я легко и нежно обнял ее свободною рукой и прикоснулся губами к ее лбу.
- Ради бога, не говорите этого при ней, а то вы вскружите голову бедной девочке, - сказала мистрис Барк.
- Нет, мадам, это не страшно!.. Ваша Зося холодна ко мне, несмотря на мои страданья, - сказал я, снова целуя неподвижно и покорно стоявшую девушку, - а главное, я…
- Хотите я закончу за вас? - весело прозвучал голос Барк. - Главное, что вы, как Парис…
- …запутался, встретив трех богинь, и вот я…
- …и вот вы просто не имеете яблока, чтобы выбрать свою богиню. При встрече я дам яблоко, а вы передайте его…
- …достойнейшей, - закончил я.
- Любовь слепа. Кто знает, какая женщина или какой мужчина является достойнейшим? К сожалению, мы это узнаем поздно. Иногда слишком поздно! - со вздохом закончила она. - Ну, да что мы с вами ведем такой скучный разговор. Я нахожусь сейчас у прелестной госпожи Янковецкой.
- Передайте ей мой привет.
- Приезжайте сюда и сделайте это сами. Скажите Зосе, чтобы она проводила вас… Как видите, я не ревнива, - засмеялась мистрис Барк.
- Вы просто умны и равнодушны, - сказал я.
- Кто знает, в чем заключается женский ум и где кончается равнодушие… Итак, передайте трубку Зосе, я сама скажу ей.
Я отдал трубку.
- Хорошо… я провожу, - тихо сказала Зося и, вешая трубку, прижалась ко мне. Затем, словно испугавшись своей смелости, бросилась в другую комнату. Спустя несколько минут уже в пальто она вышла ко мне.
- Идемте, пан полковник, - пропуская меня вперед, сказала она.