«Теперь Лена будет долго сердиться», — подумал Василий и, сняв трубку телефона, медленно набрал номер Игоря Михайловича.

…Стрельцов встретил Звенигородского в прихожей. Через несколько минут туда вошел Хромой с картиной в руках.

— Берешься? — пытливо глядя в глаза Василию, спросил Биг Босс.

— В прошлый раз я сказал, что это невозможно, — виновато улыбнулся Василий. — В конце концов, англичанин Томас Китинг на протяжении двадцати лет снабжал ведущие лондонские галереи поддельными шедеврами известных мастеров, главным образом, чрезвычайно популярного в Великобритании художника прошлого века Самуэля Палмера. Китинга подвела лишь нелепая случайность… Даже сам Пикассо не мог определить подлинность своих произведений! — Василий вздохнул: — Короче, я попробую. Но на это уйдет немало времени. Да и краски нужны особые…

— Если все будет хорошо, ты получишь семь тысяч, — сказал Игорь Михайлович. — Три, когда привезешь готовую картину, и четыре после ее реализации. Краски, кисти… будут оплачены отдельно. — Он помолчал, потом безапелляционно закончил: — Даю тебе две недели.

— Хорошо.

— Если я увижу, что работа стоит этих денег, заказы будешь получать постоянно, — добавил Стрельцов. — Нужно, кстати, сделать несколько копий Брюллова, Венецианова, Аргунова. За ценой, как говорится, не постоим.

Проработав над полученной от Стрельцова картиной в течение пяти дней, Василий объявил жене: «Передай подруге, что через неделю купишь понравившиеся тебе вещи». Лена сразу посветлела лицом и бросилась целовать мужа. Мир был восстановлен.

«Как же все-таки мало нужно для счастья, — размышлял, лежа в постели рядом с мирно посапывающей женой, Василий. — Хотя, чего говорить — баба, она и есть баба…».

Оставив Звенигородского работать над «Гойей», Игорь Михайлович с новой любовницей Светкой полетел в Таллинн.

Полет до столицы Эстонии занимал считанные часы. Их едва хватило Стрельцову на то, чтобы обдумать свое нынешнее положение.

С некоторых пор Игоря Михайловича стали одолевать — сначала исподволь, а потом все ощутимее — сомнения: так ли он живет, как надо, и тем ли, чем надо, занимается. Нет ничего удивительного в том, что такие мысли время от времени приходят практически ко всем, кто не ладит с законом.

Впрочем, имелась одна возможность, которой во времена «деловых людей» старшего поколения просто не существовало, — отъезд за границу.

Но для этого, во-первых, надо было суметь захватить с собой значительную часть накопленного и награбленного — иначе вся затея с переездом теряла смысл, во-вторых, подыскать такую страну, у которой не существовало бы договоров о правовой помощи с Советским Союзом и в которой царили бы сильные традиционные предубеждения против исторической Родины Стрельцова. Иначе можно было запросто угодить на скамью подсудимых в иностранном суде или быть выданным в качестве уголовного преступника обратно в СССР.

Стрельцов мечтал обосноваться в Южной Америке, скажем, в Парагвае… Там он мог быть спокоен за свое будущее, безмятежно загорать на известных курортах, в то время как вся его гоп-компания, включая того же Звенигородского, вполне возможно кормила бы гнуса в местах не столь отдаленных…

В гостинице «Виру» Стрельцова и Светку ждал заранее заказанный люкс.

Первые дни были отданы любви и прогулкам по Старому Городу. В Таллинне Игорь Михайлович почувствовал то очарование, которое ни в каком другом месте не замечал. «Здесь европейский дух, — твердил он, вглядываясь в лица прохожих. — Перенеси этих людей в соседнюю Финляндию или Швецию, они бы и там чувствовали себя, как дома». Но как попасть туда самому с львиной долей своих богатств?

У Стрельцова был знакомый, который наверняка знал, как безболезненно переправить за рубеж достаточно средств и ценностей, чтобы и там жить безбедно. Но знакомый не отвечал на телефонные звонки, и тогда Стрельцов решился на последний, самый рискованный вариант.

— Ну, как продвигается твоя картина? — спросила однажды Лена.

Василий испуганно вздрогнул и торопливо прикрыл простыней «Гойю». Однако он опасался напрасно. Лена спрашивала про его собственную картину — с дверными петлями.

— Нормально, — буркнул художник. — Я ее уже закончил.

— Значит, ты уже можешь отправить ее на выставку?

Василию было приятно, что жена стала снова проявлять интерес к его творчеству. Но он лишь горько усмехнулся:

— Разве ты не знаешь, что Союз художников — это организация ненавидящих друг друга людей? Ты думаешь, там сидят и ждут мою картину? Да как только они увидят ее, тут же кинутся критиковать и ругать! Когда я впервые в жизни выставился, отобрав лучшие работы, в которые вложил всю свою душу и сердце, то из представленных на выставке художников раскритиковали именно меня. Словно не было других достойных критики картин… Мафия, одним словом!..

— Бенуа сначала в щепки разнес Врубеля, а потом сказал, что это великий художник, равный гениям Возрождения, — веско проговорила Лена.

— Знаешь хоть, при каких обстоятельствах он это заявил?

— Не знаю, — честно призналась Лена, — об этом в «Огоньке» не говорилось…

— Эта цитата взята из некролога на смерть Врубеля! Его действительно написал Александр Бенуа.

Таллиннское кафе «Старый моряк» находилось в подвале. Потолок поддерживали черные, щербатые от времени дубовые балки. По стенам были развешаны начищенные медные чайники и кастрюли. Внутри темно и тихо. Посетители переговаривались вполголоса или даже шепотом.

Игорь Михайлович заказал грог и бифштекс. Он знал, что Светка любит мясо.

Постепенно кафе заполнялось народом, а воздух в нем — струйками табачного дыма. Голоса звучали все громче. Говорили в основном по-эстонски, и Биг Босс чувствовал себя совсем как за границей.

Мясо было съедено. Биг Босс заказал еще грог и бросил взгляд на свисавший с запястья золотой «Ролекс».

Через десять минут Игорь Михайлович встал из-за столика и направился в туалет. Проходя мимо стойки бара, увидел сидевшего на высоком вращающемся табурете стройного блондина. Он неторопливо прихлебывал пиво из грубой глиняной кружки.

На обратном пути Биг Босс остановился возле него.

— Выпьем вина? — предложил он блондину.

Тот с нескрываемым высокомерием посмотрел на Стрельцова. После длительной паузы все же соизволил поинтересоваться:

— Какого?

— Конечно, рейнского.

Выражение высокомерия в глазах эстонца сменилось неподдельным интересом.

— Садись, — предложил он Стрельцову, указывая на кожаный табурет рядом со своим.

— Тебя зовут Арне? — спросил Игорь Михайлович.

— Допустим, — процедил эстонец.

Стрельцов оглянулся. Откуда-то из глубины зала возникли двое крепких парней. Модные кожаные куртки черного цвета плотно обтягивали их мощные торсы. Парни молча остановились неподалеку от бара и скучающе жевали резинки.

— Смотри… — Стрельцов извлек из кармана бумажник и вытащил тщательно упакованную в целлофан фотографию. На ней был изображен Игорь Михайлович в обнимку с блондином примерно сорока лет. Блондин был чем-то неуловимо похож на Арне. В углу фотографии виднелся нарисованный с соблюдением малейших деталей мальтийский крест.

Арне разорвал целлофан и поднес фотографию близко к глазам.

— Так ты и есть тот самый москвич, который дал боссу 80 тысяч, когда шел суд?

Стрельцов молча кивнул.

— Благодаря тебе босс избежал «вышки», получил всего 12 лет, — задумчиво проговорил эстонец. — Но ведь после того, как был зачитан приговор, ты получил причитающееся тебе.

Стрельцов снова молча кивнул.

— Чего же ты хочешь?!

— Информацию!

Стрельцов заметил, как напряглось лицо Арне.

— Ты еще долго собираешься здесь торчать? — раздался над самым ухом Биг Босса капризный голос Светки.

Обернувшись, Игорь Михайлович терпеливо улыбнулся: