Глава XI Ночные странствия

Навстречу мне шёл патруль. Хотелось бежать, а надо было идти медленной, спокойной походкой. И вдруг я услышал за собой топот бегущего человека. Кто-то схватил меня за руку.

— Бежим, Костенька, бежим!

Это был Бурцев. Он вдруг потерял самообладание.

Бежать в солдатских шинелях почти на виду у гауптвахты было безумием. Но напрасно я успокаивал Бурцева. Он тащил меня всё дальше и дальше и остановился только тогда, когда мы пробежали мимо того места, где нас ожидали.

Товарищи, ожидавшие нас, заметив две бегущие фигуры, бросились было за нами, но, увидав, что никакой погони нет, решили, что это не мы, и вернулись на старое место. Прождав нас ещё некоторое время, они предположили, что всё сорвалось, и ушли.

— Ну что теперь будем делать! — вскричал Бурцев, хватая себя за голову.

— Ты знаешь какой-нибудь адрес? — спросил я его.

— Нет.

— А квартира Канторовича?

— Туда нельзя идти в солдатском, там много полиции. И действительно, я был без кушака, и каждый городовой мог арестовать меня за непорядок.

— Знаешь ты товарища, у которого можно было бы переодеться?

— Есть у меня хороший человек на примете, — вымолвил он. — Кум мой. — И повёл меня к нему.

Только войдя в низенькую, душную комнату, я при тусклом свете маленькой керосиновой лампы разглядел дворницкую бляху на висевшем на стене тулупе. Как известно, дворники при царском режиме несли полицейскую службу.

Но было уже поздно. Бурцев стал уговаривать кума снести записку, обещая ему за это пять рублей.

— Да иди ты к чорту! В эдакий час! Какую там записку? — огрызнулся дворник.

Обрадовавшись ответу, я толкнул рукой Бурцева:

— И впрямь пойдём.

Но кум внезапно изменил своё решение:

— А что же, давай снесу.

Нам обоим стало вдруг ясно, что кум пойдёт предавать нас. Я подскочил к дворнику и нанёс ему сильный удар по голове. Бурцев другим ударом опрокинул его на пол. Связав его, мы выскочили, замкнув снаружи дверь.

Снова мы без толку бродим по улицам... Где-то за нами увязался случайный ночной полицейский обход. Раздались свистки, началась погоня. Нам удалось скрыться.

Опять Бурцев ведёт меня к «хорошему человеку», уверяя, что на этот раз всё будет хорошо.

— Куда ты ведёшь меня? — шепнул я ему, заметив у дверей домика бело-чёрный полосатый шест — отличительный знак гауптвахты.

Но Бурцев уже втащил меня в маленькую комнату и разбудил спящего на койке солдата.

Мы были в маленькой «сторожке», служившей военным карцером, где солдаты отбывали кратковременные дисциплинарные взыскания. Часовых здесь не было. Арестованных обслуживал военный сторож, который принадлежал к сторожевой команде главной гауптвахты и поэтому был подчинён Бурцеву.

Теперь Бурцев, растолкав его, попросил снести в город записку.

Солдат с недоумением и явным беспокойством смотрел на Бурцева. Видно, он почуял что-то неладное. Я косо поглядывал в угол, где стояла винтовка.

Солдат вдруг вскочил со своей койки и, упав перед Бурцевым на колени, завопил:

— Андрей Дмитриевич, уйди! Христом-богом прошу, не заставляй на душу грех принимать!

Бурцев пробовал было настаивать.

— Подожди, — сказал я, отстранив Бурцева и обратившись к солдату. — Есть у тебя лишний кушак?

— Да вот, — арестованных.

Он открыл сундук и вытащил целую пачку солдатских кушаков. Я схватил первый попавшийся.

— Получай за кушак!

Бросил ему свою шинель, схватил Бурцева за руку и увлёк его за собой из сторожки.

Было уже утро, когда мы вышли на улицу.

Мы были на окраине города. До Нахимовского бульвара, где находилась квартира Канторовича, было очень далеко. От утренней поверки нас отделяли считанные минуты. Если ещё какой-нибудь час мы пробудем на улице в денщицких мундирах, в которых мы ушли из тюрьмы, нас неизбежно схватят.

— Едем, — сказал я Бурцеву и решительно направился к стоявшему невдалеке извозчику.

— Куда?

— Разумеется, к Канторовичу.

Читатель уже заметил, что Бурцев, проявлявший изумительную находчивость на гауптвахте, совершенно растерялся, как только вышел вслед за мной из тюрьмы. В этом нет ничего удивительного. Покинув гауптвахту, он очутился в подполье, в совершенно непривычной для него обстановке. Здесь у него не было никакого опыта.

— Если ты не поедешь, я один поеду, — сказал я ему на ходу.

Это подействовало.

Я приказал извозчику остановиться метрах в пятистах от квартиры Канторовича.

— Плати, — сказал я Бурцеву.

У него оказались две золотые пятирублёвые монеты. Одну из них он подал извозчику.

— Сдачи нет!

— А у меня других нет.

— А мне какое дело!

Лавки были закрыты. Что было делать? Дать извозчику пять рублей — значило сразу возбудить подозрение. Я пустился на хитрость.

— Да дай же, братец, сдачи! Мы и так загуляли; офицер, поди, встал уж. Знаешь, наше дело — денщицкое!

— Да нет у меня, толком говорю тебе!

— Ну, нам ждать нельзя. Бери пять рублей, да скажи, где стоишь: приду к тебе за сдачей. Отдашь ведь?

Извозчик и тут стал протестовать:

. — Не хочу твоих денег. Потом скажешь, что десять рублей дал мне.

Долго мне пришлось убеждать его, прежде чем он согласился отпустить нас.

Ворота того дома, где жил Канторович, были уже открыты. Дворник подметал улицу. Выждав минуту, когда он отвернулся, мы незаметно проскользнули во двор. Через мгновенье мы были окружены своими. Началось переодевание. Надо было торопиться. Квартира Канторовича была вообще ненадёжна. Кроме того, этот адрес был известен Схиртладзе. Молодая девушка — сестра или невеста Канторовича, сейчас уже точно не помню — стояла у застеклённого окна, выходящего на лестницу.

— Полиция, — вдруг шепнула она.

Мимо окна быстро промелькнуло белое пятно военного кителя. В то же мгновение раздался длинный, тревожный звонок.

— Другого выхода нет? — спросил я девушку.

— Нет.

— Оружие есть? Девушка принесла револьвер.

Бурцев стоял у окна, выходившего на лестницу. С этой позиции он в случае необходимости мог выскочить через окно. Сам я стал немного поодаль, в глубине передней, скрывшись за шкафом.

Дверь сотрясалась от ударов.

— Гасите свет и открывайте дверь, — сказал я девушке.

Твёрдым шагом она направилась к двери. Щёлкнул замок.

— Господин Канторович здесь?

— Его нет в городе.

Я не видел вошедшего. Но что за странный, дрожащий голос? Так не говорят полицейские.

— Не может быть! Я умоляю вас... Он должен быть здесь.

— Говорят вам, его нет! — уже строго ответила девушка.

Но я уже понял, в чём дело, и вышел из своей засады.

В ту же минуту с каким-то беззвучным рыданием человек в белом солдатском кителе бросился ко мне.

Это был Штрык.

В три часа ночи он подвёл часового первой смены к дверям моей камеры и, указав на чучело, сдал пост. До рассвета Штрык находился на гауптвахте, а затем незаметно вышел и направился к городу. Не найдя товарищей, которые должны были ожидать его на условленном месте, Штрык, полный тревоги, отправился по данному мной адресу.