«Человеку учиться естественно и приятно» — это было его убеждением.

Не только из книг черпал культуру и знания Горький. Он любил знающих и интересных людей, умел увидеть в каждом человеке что-то важное, интересное.

«Счастлив ты, Алексей… Всегда около тебя какие-то удивительно интересные люди…» — говорил писатель Леонид Андреев, жалуясь, что «почти не видит людей значительных, оригинальных». Между тем круг знакомых обоих писателей был примерно одинаковым, но Горький иначе понимал и видел людей.

Постоянно окружавшая Горького высококультурная среда оказывала свое влияние на писателя, вышедшего из общественных низов — малокультурных и нередко безразличных к знаниям. Не все люди из горьковского окружения придерживались передовых взглядов, и это также не могло не сказаться на писателе, жадно тянувшемся к культуре, знаниям и подчас поддававшемся идеям тех, кого он уважал и ценил.

Не сразу выработался у Горького и высокий эстетический вкус. Среда, в которой прошли его детство и юность, не способствовала развитию в писателе верных эстетических требований. Так, наряду с подлинно художественными вещами, ему долго нравились и полотна второстепенных художников. Только упорным трудом, чтением, беседами с замечательными людьми искусства развил Горький высокохудожественный вкус, стал человеком, к оценкам которого внимательно прислушивались Станиславский, Шаляпин, Бунин, Бродский и другие писатели, артисты, художники.

Тесная дружба, несмотря на нередкие личные конфликты, незатихающий идейный спор, связывает Горького с Леонидом Андреевым. Его Горький называл «единственным другом в среде литераторов». Л. Андреев признавался, что обязан Горькому «пробуждением истинного интереса к литературе, сознанием важности и строгой ответственности писательского звания».

Интересный, остроумный собеседник, писатель иного, чем Горький, художественного склада и мировоззрения, Л. Андреев удивлял «силой своей интуиции», плодовитостью «богатой и яркой фантазии», «цепкостью воображения». «В истории русской литературы за ним навсегда останется место одного из оригинальнейших художников», — писал Горький, полемизируя, однако, с пессимистическим взглядом Л. Андреева на человека, абстрактностью и условностью в изображении его. Горького возмущало, как писатель, который хочет стать мыслителем и философом, имеет «страшно бедный» запас знаний, неохотно пополняет его.

Споры с Андреевым рождали новые замыслы, поднимали новые темы…

Крепнет дружба Горького с Шаляпиным. «Горький имеет на Шаляпина большое влияние — он перед Горьким преклоняется, верит каждому его слову», — с неудовольствием писал в 1904 году директор императорских театров Теляковский.

Сближается писатель с промышленником Саввой Морозовым, «исключительным человеком по широте образования, по уму, социальной прозорливости и резко революционному настроению», который давал деньги на издание «Искры», на организацию побегов революционеров.

У Горького был непростой характер, дружить с ним было нелегко. Он много спрашивал со своих товарищей, не все могли выдержать его требования. В то же время Горький отнюдь не подавлял близких людей, не стремился переделать их на свой лад, а ценил в своих товарищах своеобразие их характера и мышления. Он не только обогащал других, но и сам часто во многом был обогащен ими.

В жизнь Горького входит Мария Федоровна Андреева.

«Я женился церковным браком в 1896 г. и через семь лет по взаимному согласию с женой мы разошлись, — писал Горький в 1906 году. — Церковный развод обставлен в России столь унизительными и позорными формальностями, что мы его не требовали и нужды в нем по условиям русской жизни не имели. С первой женой мы сохраняем добрые отношения, она живет на мои средства, и мы встречаемся как друзья. Со второй женой живу гражданским браком, принятым в России как обычай, хотя и не утвержденным как закон».

Мария Федоровна Андреева, дочь главного режиссера Александринского театра, одаренная от природы умом, талантом и красотой, была актрисой МХТа и первой исполнительницей роли Ирины в чеховских «Трех сестрах» (ее знакомство с Горьким произошло в Крыму, когда МХТ приезжал к Чехову).

Но не только артисткой была Мария Федоровна. Член большевистской партии — характерна ее партийная кличка «Феномен»[16] — она хранила нелегальную литературу, доставала документы, собирала средства для партийной работы. Положение жены действительного статского советника (статского генерала) брак фактически прекратился в 1896 году, — вхожей в дом московского генерал-губернатора, позволяло ей до поры до времени оставаться вне подозрений со стороны царской охранки. В ее квартире скрывался от полиции Н. Э. Бауман; она была переводчицей при встрече Ленина с Каутским в 1907 году.

Андреева стала другом Горького на долгие годы, женой, ближайшей помощницей, переводчиком и секретарем.

Мария Федоровна любила Горького горячо, самоотверженно: «Пока я нужна, — писала она в одном из писем, — пока я могу хоть немного облегчить, помочь, сделать хоть что-нибудь, — для меня не существует вопросов самолюбия, личности, личной боли или слабости — пусть это не покажется… слишком громким. Надо, чтобы ему было легче».

«Удивительный человек, — писал Горький о ней в 1912 году. — Энергии в ней заложено на десяток добрых мужчин. И ума — немало. И — славное, верное сердце».

Мария Федоровна прожила долгую интересную жизнь (она умерла в 1953 году, 85 лет). После Октября она руководила театрами Петрограда. С 1919 года М. Ф. Андреева — комиссар Петроградского отделения Народного Комиссариата внешней торговли. В 1921 году правительство посылает ее за границу реализовать отобранные на экспорт художественные ценности — страна голодала и ей нужна была валюта и хлеб. Позднее она занималась и экспортом кинофильмов. В 1931–1948 годах М. Ф. Андреева руководила московским Домом ученых.

Дружеские отношения с Горьким она сохраняла до конца его жизни, хотя их личные судьбы разошлись в 20-е годы[17].

Русская революция… — великолепная революция!

1

Революционные события 9 января 1905 года застали Горького в Петербурге. Утром этого дня более полутораста тысяч человек — рабочих с женами и детьми — шли к Зимнему, шли к царю подать петицию (просьбу). Царь встретил их свинцовым дождем. В этот день были убиты не только сотни рабочих — в этот день была убита вера в царя. И уже в полдень в царские войска и полицию полетели булыжники и кирпичи, возникли на окраинах города баррикады.

Большевики-ленинцы предупреждали о кровавой расправе, но еще сильна была вера рабочих в доброго царя, еще был авторитетен поп Гапон, возглавивший движение.

Узнав о предстоящей демонстрации, Горький стремится предотвратить кровопролитие. Вместе с группой литераторов и ученых он посетил Председателя комитета министров и министра внутренних дел, но тщетно: расправа с пролетариатом была уже запланирована.

В день Кровавого воскресенья он с утра был на улицах, вместе с толпой шел с Выборгской стороны к Зимнему дворцу, стал свидетелем дикой расправы царских палачей с мирной демонстрацией рабочих: «Драгун ударил его (рабочего. — И.Н.) шашкой по лицу и наискось рассек лицо от глаза до подбородка. Помню неестественно расширенный глаз рабочего… режет мне память визг драгуна, предстает передо мною лицо убийцы, красное от холода или возбуждения, с оскалом стиснутых зубов и усиками дыбом на приподнятой губе. Замахиваясь узкой полоской стали, он взвизгивал, а ударив человека крякал и плевал, не разжимая зубов. Утомясь, качаясь на танцующем коне, он дважды вытер шашку о его круп, как повар вытирает нож о свой передник… Близко от солдат, среди неподвижных тел, полз на четвереньках какой-то подросток, рыжеусый офицер не спеша подошел к нему и ударил шашкой, подросток припал к земле, вытянулся, и от его головы растеклось красное сияние».