Потом случилось событие, которое крайне потрясло весь город. Несколько бродячих хулиганов среди бела дня затащили одну учащуюся средней школы — члена хунвэйбиновской организации в укромное место на стройке и совершили групповое изнасилование.

Все население города, независимо от принадлежности к тем или иным его слоям, и учащиеся средних школ или институтов, и организации монархистов, и хунвэйбины организаций цзаофаней — все были охвачены священным гневом. В то время все организации хунвэйбинов институтов и средних школ города, не договариваясь, не объединяясь, стали действовать совместно и провели всеобщую очень шумную и мощную демонстрацию.

Возгласы возмущения хунвэйбинов сотрясали небесную высь, в городской вышине эхом отдавались громогласно выкрикиваемые призывы.

«Даешь красный террор!».

«Искореним хулиганствующих стиляг!». «Не позволим позорить боевых друзей-хунвэйбинов!». «Отомстим за позор боевых друзей-хунвэйбинов!». «Развернем смертельные атаки против хулиганствующих стиляг!». В небе колыхались транспаранты, призывающие в карательный поход против стиляжьего хулиганья.

По рассказам, некоторые хулиганы-стиляги, эти отпетые бандиты, в тот день дрожали от страха, были перепуганы до смерти, они не смели даже шагнуть за порог своего дома, боялись, что их жизнь висит на волоске. Кое-кто с наступлением темноты тайком направился на железнодорожную станцию в надежде незаметно на поездах ускользнуть за пределы города. Однако хунвэйбиновские пикеты были заранее расставлены на станции, как сети, из которых нельзя уйти, скрыться посчастливилось немногим.

На следующий день в пределах всего города была проведена карательная операция по выявлению и захвату хулиганствующих стиляг. На этот раз все хунвэйбины как никогда чувствовали себя уверенно и смело, так как защищали правое дело, у них не было нравственных преград, они больше, чем когда-либо ощущали удовлетворение от своих действий. В этих мероприятиях были задействованы главным образом хунвэйбины средних школ. А что касается списков стиляг с адресами их местожительства или работы, то в этом вопросе не было никаких трудностей: органы общественной безопасности, отделения полиции, уличные комитеты не имели никаких оснований, чтобы не обеспечить хунвэйбинов данными обстановки, не было никаких причин, чтобы не выразить поддержку действиям хунвэйбинов.

Наша организация получила списки уголовного отдела управления общественной безопасности по одному из микрорайонов. В этом списке оказались некоторые известные во всем городе хулиганы. Патруль в составе ста человек, направленный нами по городу, останавливал машины, повсюду задерживал людей значившихся в списках.

— Вытряхивайся из машины, импортный!

— Вытряхивайся из машины, черная овчарка!

Одного за другим мы брали под стражу из машин смертельно бледных, дрожащих как осиновый лист разномастных хулиганов типа «старших братьев», «вторых братьев», «саньхэньсылэн», «девять тигров, тринадцать соколов», в прошлом кичливых местных ядовитых змей. Собирали всех вместе — и парней, и девушек — в общей сложности выловили больше тридцати человек.

Мощный ураган «красного террора» пронесся над всем городом.

Его жители, бурно выражая восторг, в то же время чувствовали себя неспокойно.

«Красный террор» взбудоражил весь город так, что он стал похож на двор, в котором кудахчут куры, бегают собаки, летают гуси.

Раз людей задерживали, конечно же, с ними надо было разбираться, виновных наказывать так, чтобы они испытали на себе, чего стоят хунвэйбины.

Помещений для индивидуальной работы по их фильтрации не было, негде было добиваться признания путем насилия. А работали так: получали сведения — сразу проверяли, проверив, арестовывали. Арестовав, допрашивали. Не давали показания — били. Побьешь — информация в руках. Есть информация — снова проверка. Проверили — еще арестовали. Чем больше задержишь, тем больше арестуешь.

В то время подвальные помещения ряда средних школ превратились в тюрьмы, концентрационные лагеря.

Тогда даже если ты был хороший и совершенно безвинный человек, но хотя бы мимолетно виделся с хулиганом, если был просто знаком, даже если совсем не встречался и не был знаком, а всего лишь был соучеником хулигана, сослуживцем, соседом, или имел родственные связи, тебя тоже запирали в подвал какой-нибудь средней школы и хунвэйбины избивали тебя ремнями до крови, у тебя невольно вырывались вопли ужаса.

Еще до культурной революции хунвэйбины всегда ненавидели хулиганов. Многие из них, видимо, уже терпели обиды с их стороны, но до поры до времени могли лишь возмущаться и не смели их тронуть. Даже больше того, не смели не только трогать, но и возмущаться. Поэтому теперь, когда те самые злостные хулиганы попали им в руки, они были с ними безжалостны.

Это зверское преступление — групповое изнасилование хунвэйбинки вызвало мстительное возмущение, особенно среди девушек-хунвэйбинов. Они были более безжалостны к хулиганам чем хунвэйбины-мужчины. Это объяснялось тем, что еще будучи ученицами средних школ, они боялись их так же, как волков и тигров. Как только они вспоминали то, что было полгода назад, их юные сердца наполнялись ужасом от того, как они тогда прятались от отпетых и особо злостных хулиганов; поэтому они считали, что эти отъявленные злодеи, без стыда и совести творившие произвол, должны, выстроившись в ряды, стать перед ними на колени и трепетать от страха; каждый в соответствии со своей виной должен стоять на коленях перед императрицами, подставив шею под нож, как раб перед смертью, покорно ждать наказания; они почувствовали себя в роли героинь-спасителей мира, карающих преступников и изгоняющих насильников, почувствовали удовлетворение и радость, совершая возмездие и отмщение.

По отношению к бродягам-хулиганам женского пола они, тем не менее, были снисходительны, сострадали им. Они не позволяли хунвэйбинам-мужчинам слишком жестоко издеваться над их личностью, добросердечно сдерживали их ремни, чтобы не наносить женскому телу тяжелых повреждений, делали так, чтобы тело девушек не испытывало сильной боли. То, что парни-хунвэйбины допрашивали, оскорбляли и добивались признания принуждением, часто вынуждало девушек-бродяг вести себя дерзко. Они защищали не свое право на хулиганство и бродяжничество, а инстинктивно оберегали обычное женское достоинство.

Если сравнить допросы, оскорбления и добывание признаний избиением девушек и парней из числа хулиганов, то в подсознании хунвэйбинов возникало особенное удовольствие, обоснование которого можно найти в теории Фрейда. Несомненно их ненависть к девушкам-хулиганкам ни в коей мере не уступала ненависти к парням-хулиганам. Однако корни психологии подобной ненависти крылись именно во внешней женской красоте. Внешность некоторых бродяжничавших девушек была, можно сказать, изумительной. Они были красивы, но в то же время опустившиеся. Благопристойность и бесстыдство. Они ненавидели такое единство противоположностей, вызывавшее у них крайнюю досаду. Эти девицы были любовницами тех самых хулиганов, с которыми они имели дело. У некоторых из них было по несколько любовников, однако предпочтение отдавали кому-то одному.

Поскольку «красивые узницы» вводили в соблазн парней-хунвэйбинов, те внутренне проявляли к ним свое пренебрежение. Это были переживания, создавшиеся в результате неожиданного столкновения их неотступных дум и представлений. Для того, чтобы изменить их социальное происхождение, которое невозможно постичь, изменить возникшие у них подсознательные переживания, от которых они не могли избавиться, они бесконечно проводили допросы, оскорбляли и избивали «красивых узниц». Естественно, для этого под разными предлогами старались избавиться от своих боевых подруг-хунвэйбинок.

В числе хулиганов, задержанных нами и содержавшихся в школьном подвале, была одна девушка из организации «девять тигров, тринадцать соколов», как говорили, самая молодая птичка. Примерно нашего возраста. К тому же самая красивая. Еще говорили, что в «тринадцати соколах» все девушки были красивые.