Как же, ведь в их лице государство поддерживает свой престиж. Короче, в этой самой Женеве они договорились с одним из двоюродных братьев эмира, которых не меньше дюжины. Оказалось, для эмира важнее всего наказать конкретных людей. Что касается общественного резонанса, здесь он поможет нам, русским, спасти лицо и объявит о помиловании. Даже готов выдать по этому случаю двух человек, паршивых сутенеров, осужденных за убийство проститутки. Один из них вообще оказался гражданином Украины, но это выяснилось потом.

— Значит, процесс был закрытым, мало кто видел лица?

— Да. Журналисты в зал не допускались. Только свидетели, защитники и обвинитель, и еще вдова Яндарбиева в качестве потерпевшей. Здесь у мужиков тоже негусто было с сослуживцами. Телевидение могло спокойно показать акт передачи «наших разведчиков» где-нибудь на пустынном аэродроме, и только два десятка человек здесь и столько же в Катаре могли понять, что это спектакль. Вот и ты тоже решил, что эмир в последний момент перетрухнул. А на самом деле… На самом деле мы тогда проиграли мидовцам, их вариант был взят за основу. И теперь мы имеем то, что имеем.

Глеб представил двух сотрудников в каменном мешке. Перспектива двадцати пяти лет и надежда, что тебя не бросят. Себя на их место он поставить не мог, потому что ни секунды не тешил бы себя этой надеждой. На то он и внештатный агент, чтобы в случае провала не признавать в нем исполнителя воли государства.

— Как они в тюрьме догадались про сделку?

— Насчет этого он не рассказывал. Мы виделись всего один раз: сидели и курили в полной темноте.

«А мне зачем все знать? — задался вопросом Слепой. — Как еще меня можно использовать?»

Ответ был получен очень скоро. Но вначале подполковник последний раз прошелся по мидовцам:

— Они больше собственные Интересы отстаивают, чем державы. Я не имею в виду, что они продают Родину за деньги. Все не так грубо и пошло.

Просто за рубежом у всех этих людей хорошие связи и свои интересы. Их дети учатся за границей, их жены лечатся там, их мемуары там печатаются. Наша линия в международных отношениях только наполовину российская, а наполовину мидовская. Там, где не надо, наш МИД проявляет показную жесткость. Там где действительно нужна жесткость, они стремятся закруглить дело по-хорошему. Искусно втирают очки администрации президента.

«И ничего хорошего не заслуживают», — мысленно закончил Сиверов.

— Ничего плохого не станется ни с нашими мидовцами, ни с их золотыми детками. Детки займут приготовленные для них места, сами обзаведутся потомством — такими же урожденными мидовцами. Но нервы аристократам попортить стоит. Слегка опустить их на бренную землю. Чтобы не смотрели на страну как на большую фишку в своих переговорах.

— Не станется ничего плохого?

— Веденеев обещал, и я ему верю. У нас не служат люди с преступными наклонностями. Кстати, насчет заложников ты сам скоро сможешь убедиться. Я же тебе не просто так объясняю расклад.

Ты лучше всего подходишь для посредника. Через тебя он должен выставлять требования, через тебя получать ответ.

— Это новое задание?

— Считай как хочешь. Новое или продолжение прежнего.

— В конце мне опять предстоит сесть в лужу?

— Вряд ли. Пока не вижу в этом необходимости.

— По-вашему, мидовцы станут мне доверять как посреднику? Не заподозрят, что я с самого начала был в сговоре с капитаном?

— Они сами явятся с предложением. Увидишь.

За время их разговора городской пейзаж внизу успел измениться, закатное солнце спряталось за дома, зажглись цепочки фонарей. Цветы на клумбе казались теперь пластмассовыми, а статуя Маяковского — хромированной. Точно так же изменилось и освещение самого дела — дела о капитане ФСБ, который чудом спасся от двадцатипятилетнего срока.

— Если бы он просто пришел и откозырял: капитан Веденеев прибыл для продолжения службы?

— Продолжал бы себе служить. Он ведь ни в коем случае не стал неудобной фигурой. Никто другой не засвечивался по телевизору в качестве капитана Веденеева, не давал интервью о своем освобождении… Все хорошо, только он не хочет возвращаться.

Глава 28

Назначение посредником Сиверов получил легко и быстро. Формальное утверждение новой миссии оказалось более продолжительным. Почти одновременно с разговором на балконе гостиницы «Пекин» в приемную МИДа вместе с другой почтой доставили конверт без обратного адреса. Потом раздался звонок, и неизвестный голос предупредил, какой именно конверт надо срочно распечатать.

Внутри оказалось послание от Веденеева:

«С вами и теми, кого вы выберете, я ничего обсуждать не буду. Все переговоры через старшего охраны. Я перед ним в долгу, теперь хочу дать ему возможность проявить себя с лучшей стороны».

На следующий день в гостиничном номере «Пекина» состоялось «расширенное совещание» с участием представителя МИДа и родителей всей «пятерки» — некоторые из них специально прилетели в Москву. От ФСБ присутствовали подполковник Звонарев и один из младших офицеров, сопровождавших его в прошлый приезд в гостиницу.

Глеба пригласили участвовать только через два часа. Он догадывался, о чем шла речь в его отсутствие. Родители, конечно, обрушились с претензиями. Звонарев выставил свои контраргументы по поводу поведения «золотой молодежи». Припомнил наверняка и Миронов скандал в казино, и капризы Дениса по поводу свидания, и ложь Прилукских насчет похорон. Обсуждались, конечно, варианты поиска заложников и охрана отпрысков, оставшихся на свободе.

Обсуждение не было мирным. Когда Сиверов переступил порог, наэлектризованный воздух сильно вибрировал. Мидовцы сидели по одну сторону стола, не желая смешиваться с чужими. Пока Глеб усаживался, они неотрывно смотрели на него.

Смотрели как на главного врага, даже более ненавистного, чем сам Веденеев.

Присутствовала только одна женщина, остальные семьи представляли отцы. Представитель министерства тоже был мужчиной — самым молодым из всех по ту сторону стола.

— Почему он выбрал именно вас? — спросил этот белокожий блондин, скорее скандинавского, чем славянского типа.

Звонарев не дал Глебу открыть рот.

— Зачем нам ходить по кругу? Я уже объяснял: сам того не желая, Веденеев испортил человеку послужной список. Теперь он дает ему шанс уладить дело к общему удовлетворению. Другого ответа вы все равно не услышите.

— Можно нам пообщаться с этим самым человеком без вашего посредничества? — спросил Воротынцев-старший.

— На здоровье. Вы ведь уже общались по телефону, и никто этому не препятствовал.

— Тогда была другая ситуация, — поджав губу, старший Воротынцев перевел бесцветный взгляд на Глеба. — Я не спрашиваю, как сгорел дом.

В конце концов, вы не пожарник и не подряжались беречь мое имущество. Не спрашиваю, почему вы отпустили моего сына к любовнице, которая старше его в два раза, — вас никто не обязывал следить за его нравственностью. Меня удивляет катастрофический общий итог. Товарищ подполковник уже представил свои объяснения, — слово «товарищ» Воротынцев особо подчеркнул, как своего рода характеристику. — Я бы свел их к двум пунктам. Первый: никто не застрахован от ошибок, особенно если имеет дело со специалистом из своих.

Второй: ваши подопечные вели себя далеко не лучшим образом, ежечасно создавая вам проблемы.

У вас есть что добавить? Вы находились на месте, вам создавали проблемы. В самом деле все было так невыносимо?

— Я себя не оправдываю, — кратко ответил Слепой.

— Для начала неплохо.

— Вас выбрали, как опытного агента, — у крайнего из мидовцев явно были нелады со здоровьем, отечные глаза и обвислые щеки делали его похожим на породистого пса. — Настолько засекреченного, что нам отказались сообщить даже вашу настоящую фамилию. Неужели задание было настолько сложным?

Сиверов юлить не собирался.

— Психологически да.

Мидовцы едва заметно подались вперед, ближе к краю стола. Они явно не ожидали такого признания.