— В таком случае, — ответил граф, — мы сразу же перейдем к ликерам. Признаюсь, я собирался озадачить этих господ местным вином, но поскольку один из участников вышел из игры, нам подадут коньяк — единственный напиток, достойный завершить список вин.

В несколько напряженном молчании на стол поставили большие пузатые бокалы, в каждый налили по нескольку капель драгоценной влаги и слегка покачали их, чтобы высвободить букет.

— Это, — сказал Питер первый, снова обретший дружелюбие, — это и в самом деле чудесный старый французский коньяк. Думаю, ему с полсотни лет.

— В вашей оценке, милорд, не хватает тепла, — отозвался Брендон, — это Коньяк с большой буквы, первый из всех коньяков, непревзойденный и несравненный, настоящий Наполеон. Ему надо отдать честь, как самому императору, чье имя он носит.

Брендон поднялся, держа в руках салфетку.

— Сэр, — сказал граф, поворачиваясь к нему. — Справа от меня сидит самый замечательный знаток вин, но ваши способности уникальны. — Он сделал знак Пьеру, который торжественно внес пустые бутылки уже с открытыми этикетками: от скромного шабли до гордого «Наполеона», чья императорская печать была выгравирована на стекле. — Каждый раз вы правильно называли происхождение вина и год урожая. В мире не может быть больше шести таких знатоков, как вы, и мне казалось, что только один из них — англичанин. Не окажете ли вы на этот раз нам честь и не назовете ли свое настоящее имя?

— Неважно, как его зовут, — сказал Питер первый и встал. — Руки вверх, все присутствующие; граф, давайте формулу!

Брендон рывком поднял руки, все еще сжимая салфетку. Белые ее складки извергли огонь; выстрел попал точно между курком и стволом пистолета Питера и взорвал в нем патрон, нанеся непоправимый ущерб хрустальной люстре. Питер первый тряс онемевшей рукой и изрыгал ругательства.

Брендон, продолжая держать его под прицелом, бросил настороженный взгляд на Питера второго, который, когда выстрел развеял его розовую дремоту, стал проявлять агрессивность.

— Поскольку развлечения становятся все более разнообразными, могу я попросить вас, граф, о любезности обыскать этих джентльменов и выяснить, нет ли у них еще какого-нибудь оружия. Благодарю вас, а теперь почему бы нам не сесть и не допить вино?

— Вы… вы… — прорычал Питер первый.

— О, мое имя действительно Брендон, — весело откликнулся молодой человек. — Терпеть не могу вымышленных имен. Вроде чужой одежды эти псевдонимы никогда не приходятся по-настоящему впору. Питер Дит Брендон Уимзи; имя, конечно, длинновато, но очень удобно, если его использовать частями. У меня есть и паспорт, и все прочее, но я их не показал, поскольку репутация этих документов здесь была несколько подмочена. Что до формулы, граф, я предпочел бы вручить вам мой собственный чек. Похоже, кто угодно имеет возможность размахивать банкнотами Английского банка. Я считаю, что вся эта тайная дипломатия — ненужное дело, но это уже забота Военного министерства. Очевидно, все мы привезли сюда одинаковые документы. Я так и думал. По-видимому, какой-то сообразительный умник успешно продался сразу двум претендентам. А вам двоим, джентльмены, пришлось пережить веселенькое время, думая, что другой — это я.

— Милорд, — с нажимом заговорил граф. — Эти двое — англичане или были ими. Мне безразлично, какое именно правительство оплатило их предательство. Но я, увы, недалеко от них ушел. Будучи монархистом, я не считаю себя подданным нашей продажной, вконец разложившейся республики. Но у меня болит душа из-за того, что бедность заставила меня согласиться продать свою страну Англии. Возвращайтесь в ваше Военное министерство и скажите там, что я отказываюсь передать им свою формулу. Если между нашими странами, не дай Бог, разразится война, я буду на стороне Франции. Это мое последнее слово, милорд.

Уимзи поклонился.

— Сэр, — сказал он. — Совершенно очевидно, что я не выполню своей миссии, чему я рад. Ведь по существу торговля средствами уничтожения — грязное дело. Захлопнем же двери за этими двумя — они безлики и ничтожны — и допьем коньяк в вашей библиотеке.

Голова дракона

— Дядя Питер!

— Одну минутку, Корнишон! Нет, мистер Фоллиотт, пожалуй, я не возьму Катулла[30]. Тридцать гиней многовато за книгу без титульного листа и без последней страницы. Но вы могли бы прислать мне Витрувия и «Сатирикон»[31], когда они у вас появятся. Хотелось бы все-таки взглянуть на них. Ну, старина, что там у тебя?

— Дядя Питер, посмотрите, пожалуйста, на эти картинки. Я уверен, что это ужасно старая книга.

Лорд Питер Уимзи вздохнул, пробираясь сквозь темное помещение книжной лавки, сплошь заваленное всяким хламом, скупленным у владельцев частных библиотек. Неожиданная вспышка кори в престижной школе мистера Балтриджа совпала с отсутствием герцога и герцогини Денверских, и таким образом на попечении лорда Питера оказался его десятилетний племянник, виконт Сент-Джордж, более известный как Юный Джерри, Джеррикинс или попросту Корнишон. Лорд Питер не принадлежал к числу прирожденных дядюшек, которые «своим умением обращаться с детьми» приводят в восторг старых нянек. Тем не менее ему удавалось устанавливать терпимые отношения с детьми на почетных условиях, так как он всегда относился к ним с той же скрупулезной вежливостью, что и к родителям. Лорд Питер и теперь готов был отнестись с должным уважением к находке Корнишона, хотя нельзя было доверять вкусам ребенка, и книга могла оказаться каким-нибудь ужасным изданием грубого меццо-тинто или низкосортным современным репринтом, украшенным электротипией. Трудно было ожидать чего-либо лучшего с «дешевой полки» книг, выставленных на уличную пыль.

— Дядя! Здесь какой-то странный человек с огромным носом и ушами, с хвостом и собачьими головами по всему телу. «Monstrum hoc Cracovioe». Monstrum — значит монстр, не правда ли? Это и так видно! А что такое Cracovioe, дядя Питер?

— О! — произнес лорд Питер с величайшим облегчением. — Краковский монстр? — портрет, нарисованный взволнованным подростком, безусловно свидетельствовал о старине. — Давай посмотрим! Совершенно верно, это очень старая книга. «Cosmographia Universalis» Мюнстера[32]. Я очень рад, Корнишон, что ты в состоянии оценить стоящую вещь. Мистер Фоллиотт, как попала сюда «Космография» за пять шиллингов?

— Видите ли, милорд, — ответил продавец, который последовал за своими покупателями к полке, выставленной на улице, — книга в очень плохом состоянии; переплет оборван, почти все карты-развороты на двойных листах отсутствуют. Она попала к нам несколько недель назад вместе со всеми книгами библиотеки, которую мы приобрели у джентльмена в Норфолке — его имя вы найдете в книге: доктор Конньерс из Элсолл Мэнор[33]. Конечно, мы могли бы придержать книгу и попытаться собрать ее целиком. Когда попадется другой экземпляр. Но вообще-то книга эта для нас случайная и не представляет интереса. Поэтому ее выставили на продажу, как говорится status quo[34], за ту цену, которую можно получить.

— О-о! Посмотрите! — воскликнул Корнишон. — Тут нарисован человек, которого режут на кусочки. Тут что-то написано.

— Я думал, что ты можешь читать по-латыни.

— Вообще-то да, но тут какие-то крючки… Что они означают?

— Это просто сокращения, — терпеливо объяснил лорд Питер. — Здесь описаны обычаи жителей острова. Когда они видят, что родители состарились и от них нет уже никакой пользы, стариков отводят на рынок и продают каннибалам, которые их убивают и съедают. Так же поступают с людьми помоложе, если они безнадежно больны.