он говорил правду. Действительно, в фундамент развиваемой им «биологии» были положены именно такие краеугольные камни, но вряд ли он мог предвидеть, произнося эти слова с большой аффектацией, как быстро этот фундамент развалится и как скоро начнет оседать и рушиться все здание мичуринской биологии. с таким трудом возведенное, на костях стольких отечественных ученых построенное.
Уже в 1953 году открытые выступления против лепешинковщины прозвучали и на конференциях, и в различных органах советской печати, и в письмах специалистов к «столпам» нового учения[45].
С 5 по 7 мая 1953 года, как уже упоминалось в предыдущем разделе, Отделение биологических наук Академии наук СССР провело 3-ю конференцию-совещание по живому веществу. На ней Лепешинская и ее приближенные повторили уже известные наборы фраз о живом веществе, а Лысенко выступил с докладом о виде и видообразовании, заявив:
«Работы О. Б. Лепешинской дают новые материалы для конкретного решения вопросов о видообразовании»383.
В поддержку лепешинковщины выступил заведующий кафедрой 1-го Московского медицинского института В. Г. Елисеев. К числу сторонников «учения о живом веществе» примкнул физиолог растений Андрей Львович Курсанов[46]. В его совместном с Э. И. Выскребенцовой докладе, названном «Дыхательная функция полостей тутового шелкопряда в процессе метаморфоза», сообщалось:
«…продукты распада тканей личинки… участвуют в формировании новых клеток… Полостная жидкость шелкопряда может рассматриваться как живое вещество»384.
Однако на этой конференции не все прошло для лысенкоистов гладко. Орехович в докладе «Некоторые экспериментальные данные о процессах превращения и синтеза белков в живом веществе» «подверг критике взгляды некоторых исследователей, которые весьма упрощенно подходит к проблеме живого вещества»385.
В резолюцию, принятую на конференции, пришлось вписывать пункты, которые внешне звучали пристойно, но всеми воспринимались как критические по отношению к новому «учению»386. Ученые, как и все советские люди, привыкшие читать между строк, воспринимали эти пункты резолюции как явное осуждение взглядов и Лысенко и Лепешинской, когда видели, например, такое предложение:
«Нельзя считать правильным, что в борьбе за утверждение материалистической идеи развития тщательные и безукоризненные экспериментальные доказательства в некоторых случаях подменялись недостаточно обоснованными гипотетическими построениями и декларативными утверждениями»387.
Хотя те, кто занимал командные должности в советской биологической и медицинской науке — Опарин, Имшенецкий, Курсанов, Тимаков388, горой стояли за Лепешинскую, критиков это не испугало (все-таки после смерти Сталина 3 марта 1953 года люди вздохнули свободнее, массовые репрессии были приостановлены и выражение своего собственного мнения по вопросам, не связанным с марксистской идеологией или работой государственного аппарата, не влекло за собой арестов или гонений). Вести об аргументированных нападках на Лепешинскую (и косвенно, конечно, на Лысенко) стали широко известными, и Президиуму Академии наук СССР не осталось ничего другого, как включить в постановление по поводу этой конференции389 наряду с трафаретными призывами к «расширению фронта работ» и развитию «материалистической клеточной теории» фразы с осуждением ошибок:
«…конференция выявила некоторые недочеты в разрабатываемой проблеме… выражающиеся в недостаточной критической оценке вновь получаемых результатов и увлечении теоретическими схемами, иногда не подкрепляемыми фактическими доказательствами»390.
Президиум АН СССР разрешил провести осенью 1954 года очередную конференцию по проблеме «живого вещества», но события развернулись столь быстро, что этот пункт постановления так и остался на бумаге.
По инерции в 1953 году многие успели опубликовать статьи и книги о незыблемости учения о живом веществе. Особенно усердствовали Студите кий, В. Г. Елисеев, М. Я. Субботин (заведующий кафедрой гистологии Новосибирского мединститута) и другие391. Ученик Елисеева (аспирант его кафедры в 1-м Московском мединституте) Б. А. Езданян, работу которого его научный шеф высоко оценил, якобы доказал, что мужские подовые клетки формируются не из клеток зачаткового пути, как со времен Августа Вейсмана считали все биологи, а… из живого вещества392. Езданян, не смущаясь тем, сколь чудовищно безграмотно звучат его слова, писал:
«…наличие в мужских половых железах родоначальных клеток., ошибочно»393; «…также ошибочно утверждение представителей буржуазной биологической науки о том, что они (родоначальные клетки. — В. С.) являются прямыми потомками первичных половых клеток»394.
Правда, надо заметить, что смелость в отметании выводов западной (а, значит, и буржуазной) науки Езданяну придавало не только поощрение со стороны его шефа, но и то, что до них нашлись «смельчаки», отбросившие как заблуждение представление об истоках возникновения сперматозоидов. За год до того, как на кафедре Елисеева Езданян «доказал» возникновение мужских половых клеток буквально из ничего, к подобному выводу пришла сотрудница Московского государственного университета Н. С. Строгонова. Она сообщила:
«Сперматогонии развиваются из безъядерных протоплазматических капель, которые, в свою очередь, возникают из живого промежуточного вещества»395.
Благодаря таким публикациям положение Лепешинской оставалось достаточно прочным, к тому же многие, лично вовлеченные в лепешинковщину люди, запятнавшие себя своими прежними выступлениями, старались поддержать ее авторитет. Вот характерный пример. Номер «Журнала микробиологии, эпидемиологии и иммунологии», в котором помещалась итоговая статья Ореховича, посвященная развенчанию Бошьяна, открывался статьей одного из руководителей медицинской науки в СССР Тимакова396, в которой он с первых же строк давал понять, что продолжает поддерживать Лепешинскую и что с развенчанием Бошьяна общая ситуация в советской науке не изменилась нисколько, а борьба с буржуазными «извращениями» и «измами» по-прежнему должна вестись с позиций лысенкоизма.
«В микробиологии… на протяжении длительного времени основными, ведущими, господствующими направлениями были идеалистические мономорфистские представления (теория мономорфизма Кона и Коха, учение о диссоциации и циклогении, вейсманизм и морганизм и т. д.)», —
писал Тимаков397, и чтобы не оставалось никаких сомнений по поводу «краеугольных камней», продолжал ссылаться на якобы положительную роль Августовской сессии ВАСХНИЛ:
«После сессии ВАСХНИЛ 1948 г. в нашей стране исследования по проблеме изменчивости микроорганизмов были развернуты в различных учреждениях»398.
Не меняла своего поведения и Лепешинская. Она вступала в дискуссии, печатала одну за другой мемуарные (о встречах с Лениным) и квазинаучные книжки (переиздавая под разными названиями все ту же книгу «Происхождение клеток из неклеточного вещества»), В эти годы пропагандистский аппарат Кремля нагнетал неприязнь к Западу, бичевал космополитизм, пугал шпионажем капиталистических разведслужб. В этой деятельности Лепешинская приняла живое участие. Она писала:
«Большевистская партийность в науке требует боевой направленности… требует борьбы против идеализма…
На моих глазах под руководством Ленина и Сталина совершилось великое историческое дело — идеализм был изгнан сначала из общественных и экономических наук, затем из многих областей естествознания. Эта борьба была нелегкой. Отживающие реакционные идеи не исчезают сами, так же как не сдаются без боя породившие их отживающие классы. И-сейчас, пока есть капиталистическое окружение, эти идеи будут пытаться импортировать к нам и, в частности, через каналы специальных наук. Вот почему мы должны быть бдительными и зоркими. Вот почему мы должны еще и еще раз посмотреть, не гнездится ли где-нибудь в забытом уголке науки нечистая сила идеализма»399.
45
** Понимая, что прорваться сквозь плотный частокол цензурных и прочих ограничений и опубликовать свои возражения вряд ли удастся, кое-кто «беспокоил» автора клеточном теории и ее покровителей письмами. Например, известный сибирский эпидемиолог заслуженный врач РСФСР Иван Григорьевич Корочкин направил много писем лидерам мичуринской биологии, в Институт Маркса-Энгельса — Ленина — Сталина, в редакции Большой советской энциклопедии и ряда журналов, в которых он сопоставлял различные высказывания Лепешинской м Лысенко, противоречащие друг другу и общепринятым положениям науки. Лспсшинская пыталась отмахнуться от этих писем. Она сообщила
«Чтобы ответить на все поставленные Вами вопросы, мне надо написать целую научную статью, на что у меня нет абсолютно времени, т. к. я безумно загружена своей научной и общественной работой. Так что я с большим сожалением должна отказаться от выполнения Вашей просьбы» (цитировано по имеющемуся у меня оригиналу письма — орфография оригинала сохранена. — B.C.).
Но задаваемые И. Г. Корочкиным вопросы были продуманы, касались кардинальных положений лепешинковщины и ей пришлось вступить в переписку с сибирским ученым, вернее, в полемику с ним в попытке объяснить свои позиции. Естественно, что в ответах она не шла дальше своих прежних тезисов и лишь переливала из пустого в порожнее. (Выражаю благодарность за предоставление копий этих писем сыну Ивана Григорьевича — профессору Л. И. Корочкину).
46
А. Л. Курсанов — сын крупнейшего русского ботаника Л. И. Курсанова, специалиста по низшим растениям. По учебникам Курсанова-старшего учились все студенты-биологн огромной страны. Уже одно это обстоятельство облегчило его сыну Андрею продвижение по службе после окончания МГУ. В (946 г. он стал членом-корреспондентом АН СССР, в 1952 г. — директором Института Физиологии растений АН СССР, и 1953 г. — академиком. Ему было присвоено званнс Героя Социалистического Труда, он был награжден многими орденами и медалями.