Это почти все, о чем спрашиваем мы и на чем попадается тот, кто лжет.

Но главная проверка не здесь. Руководствуясь правилом «Не верь тому, кто боем не испытан», мы проверяем моральные качества новичков на боевых делах, при выполнении заданий. Но не хватает оружия, и поэтому многих местных жителей отправляем домой, а невооруженных военных — в штаб Гудзенко.

Брезгливо оглядывая затрапезный вид недавних сержантов, капитан Гудзенко говорит:

— Вот что: отыщи шинель и винтовку, где бросил, тогда будешь принят!

От Гудзенко они снова идут к ямпольцам, к эсманцам, ищут в лесу Севский отряд и там получают другой ответ:

— Без оружия не принимаем!

Некоторые из нас утверждают, что перегибаем палку, отталкиваем от себя ценных людей, но большинство командиров твердо убеждены, что поступают правильно. К тому же все считают, что, заставляя людей заработать право быть партизаном, тем самым проверяют их, «пропускают через фильтр», и многие новички приходили вновь, раздобыв оружие у населения, а некоторые приносили свои винтовки, пистолеты, припрятанные где-либо в стрехах, погребах, ямах.

Несколько раз приходил к нам Коля Коршок, смуглый красивый подросток. В первый раз я посоветовал ему вернуться к маме. И он ушел, закусив губу. Спустя неделю явился он с большим «Смит-Вессоном», которым когда-то вооружены были городовые. Осмеяв допотопный револьвер и его владельца, мы снова отказали пареньку в приеме.

Прошло дней пять, и Коршок снова появился в лесокомбинате. На этот раз с обрезом, вправленным в самодельную рукоятку.

Меня растрогала настойчивость подростка, и я сказал ему, что навоеваться он еще успеет, что мы сейчас отказываем в приеме даже взрослым, советовал подрасти.

Вскоре я узнал, что он пытался поступить к севцам, изменив в комсомольском билете год рождения, но и там ничего не вышло. И вот я вижу у реки толпящихся партизан и местных ребятишек.

— Смотрите, купается! — восторженно звенит чей-то молодой голос. — Под лед ныряет!

Ватага ребят кидается к мосту.

— Утонул! Утонул! — кричат они. К проруби бегут партизаны. Все заглядывают в темную потревоженную воду. Опершись руками о кромку льда и пытаясь разглядеть в проруби нырнувшего, напряженно застыли неразлучные друзья Сергей Пузанов, Троицкий, Кручинин и Мишка Карманов.

В воде что-то зажелтело, потом показалась голова и плечи подростка. Ловко подхватив мальчишку под руки, парни вытащили его из проруби, быстро окутали тулупом и нахлобучили на голову шапку.

Я сразу узнал в нем Николая Коршка.

— Ну как, нашел? — спросил Пузанов паренька.

Отдуваясь и дробно стуча зубами, пятнадцатилетний водолаз озорно глядел из-под бараньей шапки.

— Видел… Лежит… Только н-не… д-дост-тал. Глыбоко… м-метра три… А н-ногой все-таки прикоснулся…

— Может, мне нырнуть? — глядя на Сергея, спросил Троицкий. — Как-никак, это ж нестреляная гильза!

— Нет, не лезь, я сам! — запротестовал парнишка, рывком распахивая тулуп.

— Хватит с тебя! — сказал Пузанов, растирая пареньку ноги снегом. А тот вдруг сбросил тулуп к, взмахнув руками, снова нырнул в прорубь.

— Пропав малый!..

— С ума сошел!..

— Тю, скаженный, та хиба в таку пору…

— И што вы там шукаете? Який клад?

Не обращая ни на кого внимания, Троицкий зорко следил, как подрагивает ременная вожжина, уходившая вслед за парнишкой.

Прошло несколько секунд. Вода забулькала, заиграла пузырями. Показалась голова и посиневшие руки. Парнишку вновь подхватили и завернули в тулуп. Подросток тряс головой, сплевывая, и, отдышавшись, произнес только одно слово, которое у Сергея и Мишки вызвало ликование:

— Зацепил!

Троицкий потянул за вожжи, Сергей взялся помогать.

— Осторожно… легче!..

Сбросив полушубок и засучив повыше рукава, Кручинин лег на край проруби, запустил в воду руки.

— Есть! — крикнул он и стал тянуть что-то большое, тяжелое.

Из воды показалась трубчатая дуга хобота. За нее уцепились все, кто был поближе.

— «Максим»!

— Вот оно что!

— Ай да ребята!..

На льду уже стоял всем знакомый, родной станковый пулемет системы «максим».

— Клад!

— Вот счастье привалило!

— Герой-парень! — похвалил Сачко. — Надо его к нам, в третий взвод! — Он поднял на руки водолаза и бегом понес его в поселок.

Троицкий деловито спрятал замок и, хлопнув крышкой пулемета, бесцеремонно отстранил любопытных.

— Нашли диво! Может, взаймы просить станете! — и, показав рукой на прорубь, произнес с насмешкой: — Кто хочет? Пожалуйста! Может, и для вас там хранится…

— Ну-ну, и цепкого же парня выловили. Да еще с пулеметом! — завидовал Прощаков, командир первого взвода.

— Чей он? Откуда?

— Дружок наш, Коршок Коля, барановский… — пояснил Кручинин.

— С Пустогорода он, а не из Барановки, — уточнил Гусаков.

— Не в этом дело: главное, парень — во! — засмеялся Пузанов и, подхватив пулемет за хобот, покатил его в расположение взвода Сачко.

В тот же вечер юный партизан Николай Коршок был зачислен в мою группу.

Комсомольское племя ни за что не хотело оставаться в стороне от борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и пробивалось в отряды через любые рогатки, как пробивается в весеннюю пору зеленая поросль.

В эти же дни был принят в наш отряд еще один «вооруженный» комсомолец, перещеголявший Коршка, — он привел в отряд артиллерию. Это был Вася Анащенков, пробравшийся к нам из Лемешовки.

История его военных похождений была для здешних мест характерной. Когда началась война, Вася проводил своего отца в севский военкомат и с тех пор лишился покоя.

События разворачивались молниеносно.

Часть колхозников погнала гурты скота на Орел, другая часть была призвана в армию. Работы в колхозе свернулись. Васе дома не сиделось. Чаше всего можно было видеть его на Севско-Глуховском шляху. Вглядываясь в запыленные колонны отступающих войск, он надеялся увидеть отца или знакомого, который сказал бы ему, где отец. Но ни отца, ни знакомых он не встретил.

Однажды утром Вася увидел, что на Севско-Глуховском шляху остановилась батарея противотанковых пушек. Горячий поклонник артиллерии еще с тех пор, как увидел кинофильм «Шел солдат с фронта», Вася в тот же день оказался на батарее, где и выполнил первое поручение артиллеристов: принес молока раненому бойцу.

После этого он попросился в расчет, желая заменить выбывшего из строя бойца.

Политрук батареи Будаш взял к себе паренька. И вот Вася — подносчик снарядов. Тысячи их были сложены артиллеристами в большие погреба, вырытые в соседнем перелеске.

Но подавать снаряды пришлось Васе только один раз, когда пристреливали пушки.

Когда начались бои, Васю отослали домой. А на следующий день, стоя во дворе своей хаты, он увидел, как над расположением батареи закружились немецкие бомбардировщики; скоро он услышал взрывы, от которых в небо тучей полетела земля.

Твердо решив проведать своих друзей, Вася захватил молока и хлеба и знакомой дорогой помчался на батарею, И тут случилось то, чего никак не ожидал парнишка: на половине пути он столкнулся с незнакомыми людьми. Низко пригибаясь к посевам овса, они тащили на лямках небольшую пушку.

Непривычные глазу фигуры в коротких куртках, странный цвет одежды, погоны на плечах — все это испугало Васю. Он кинулся бежать, за ним погнались, стали стрелять. Вася упал. Рыжий верзила схватил его и приволок к опушке леса. Длинноволосые, очкастые, грязные, с засученными рукавами, немцы окружили подростка. Один, с белыми галунами на воротнике и в погонах, больно щелкнул Васю по затылку, закричал:

— Зольдат? Большевик?

Не получив ответа, он схватил Васю за воротник гимнастерки, сорвал с петлиц артиллерийские эмблемы и швырнул их на землю.

Другой фашист, ловко ощупав Васины карманы, спросил на ломаном языке:

— Ти вояк, зольдат, одер сивиль?

Вася сказал, что гимнастерку он нашел на дороге.

— Брэшэш, пся виру матка! — закричал немец и снова спросил: — Дэ жиеш, рус, домивка дэ твоя?