Среди миллионов московских окон, сиявших в это вечернее время, ничем особенным не выделялись два полуциркульных окна с темно-синими занавесками.

Окна были все же не совсем обычными, из пуленепробиваемого стекла, сделанные по последним технологиям. Не каждый западный богатей мог себе позволить такие окна, а вот Нестеров приобрел-таки и вставил в проемы московской квартиры.

Несмотря на то что в комнате, к которой больше подходило название «зал», переливаясь хрустальными подвесками, ярко светилась люстра, на обеденном столе горели две свечи в высоких стеклянных подсвечниках. При желании за столом могло бы разместиться человек двадцать гостей, и никто бы не задевал соседа локтем, но сейчас за ним сидели лишь хозяин и его супруга. Хозяйкой Станиславу Нестеров не называл даже в мыслях. Все, что имелось в доме, принадлежало ему, со Станиславой он лишь временно делился имуществом.

Нестерова пыталась расслышать в словах мужа фальшь, ей казалось, будто он притворяется и ему все известно о ее новом знакомом, что троих бандитов, переодетых рабочими зеленхоза, подослал именно он и теперь играет с ней, со Станиславой, как сытый довольный кот с маленькой бедной мышкой – и есть неохота, и отпустить жалко.

– Дорогая, ты себе салат-то накладывай, – предложил Нестеров.

– Не хочу.

– Боишься поправиться?

– И это тоже.

– Брось, изредка можно позволить себе кое-что лишнее.

Станислава напряглась, ожидая, что именно сейчас прозвучит что-нибудь гнусное.

– Да, да, дорогая, я, конечно, имею в виду еду, а не другие излишества жизни, – и глаза Нестерова озорно заблестели.

– Конечно, – Станислава готова была лишиться чувств.

Ей хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не услышать продолжение, которое могло быть следующим: «Насчет супружеской измены я тебя предупредил, шкура ты подзаборная. Я тебе дал шанс признаться мне самой, а ты его, дура, не использовала, теперь пеняй на себя!»

При этих мыслях пальцы Станиславы предательски задрожали. Она несколько раз бралась за тонкую ножку бокала, но поднимать его над столом не рисковала: вино могло расплескаться.

– Выпьем, дорогая, – предложил Нестеров, поднимая рюмку водки.

Станислава набрала воздуха, задержала дыхание и приподняла бокал. Вино покрылось мелкой рябью, так бывает на озере в сильный ветер.

Нестеров приподнял брови:

– Тебе плохо?

– Нет, что ты, просто волнуюсь.

– Из-за чего? – голос Виктора Николаевича зазвучал строже.

– Глупости, дорогой, не обращай внимания, – Станислава еле успела перехватить бокал, крепко сжав ободок пальцами, иначе стекло зазвенело бы, ударившись о зубы.

«Слава Богу, что не откусила кусок стекла, – ужаснулась Станислава, сглатывая вино. – Спросил бы у меня кто, зачем испытываю эти мучения? Тысячи женщин мечтают о таком муже, как Нестеров, а я, имея все, что пожелаю, ищу приключений на свою голову. Значит, не все у меня есть, – усмехнулась она, – чего-то в жизни да не хватает».

– Завтра мы вместе идем в гости, – напомнил Нестеров, – и попробуй только выглядеть скучной и неинтересной.

– Хорошо, я постараюсь, если, конечно, не разболится голова.

– Никаких «если, конечно». Ты профессионалка, умеешь держаться на публике, что бы ни случилось.

– Единственное, чего я не могу пережить, так это если у меня колготки поехали, тогда ни про что другое думать не могу, – вышла из положения Станислава.

– Ты настоящая женщина, за что тебя и люблю, мерзавку.

– Взаимно, – ответила с улыбкой Станислава.

Когда супруги оказались в постели, Нестеров обнял жену. Та притворно вздрогнула, словно от возбуждения, и томно вздохнула. Она с первого дня знакомства, а началось оно с постели, не считала близость с Нестеровым чем-то приятным. Тот никогда не заботился о женщине, думал лишь о себе. Но если Станислава пребывала с мужем в периоде примирения, то весьма искусно симулировала удовольствие от близости с ним.

Рука мужчины легла на грудь женщине, и Виктор Николаевич зашептал ей на ухо:

– Сейчас, дорогая, идет очень крупная игра, в которой я не хочу проиграть.

– Я знаю, – все еще томно отвечала Станислава.

– Ни хрена ты не знаешь. Если мы выиграем, то поднимем зараз столько, сколько никогда еще не поднимали.

– Я никогда не лезла в твои дела.

– Еще чего не хватало! Своим проститутским поведением ты можешь испортить мне всю игру, завалить дело, одна сотая часть которого стоит дороже тебя и всего модельного агентства.

– Временами я не совсем понимаю тебя, – пролепетала Станислава.

– Тогда тебе придется туго, – и Нестеров больно сжал тело Станиславы сильными пальцами.

– Больно.

– Будешь дурой – будет еще больнее. Гостей будет много, но ты ни в коем случае не должна узнавать Игоря Горбатенко.

– Горбатенко? Игоря? – в растерянности произнесла Станислава, пытаясь припомнить, не было ли такого среди ее любовников. – Кто он?

– Боже мой, – вздохнул Нестеров, садясь на кровати, – трижды он бывал у нас в загородном доме, ты еще подавала ему кофе. Он ничтожество!

Станислава с трудом припомнила еще довольно моложавого мужчину с проплешиной на голове и тугим, напоминающим по форме молодой огурец, животом. Ей запомнились пальцы гостя, короткие, толстые, с по-женски аккуратными ногтями, запомнился липкий взгляд. Разглядывать Станиславу Горбатенко стал не как большинство мужчин – от ног, а сразу от бедер, вперив взгляд в низ живота. На лицо же, казалось, вообще не обратил внимания.

– Я что-то слышала недавно о нем, он вроде решил баллотироваться?

– Ты вообще его не знаешь, и дома у нас он никогда не был.

– Никогда? – переспросила Станислава.

– Даже если ты увидишь его в нашей гостиной, его там нет.

– А теперь давай займемся любовью, – проворковала Станислава, на самом деле не испытывая ни малейшего желания предаться сексу.

Нестеров секунд десять думал, глядя на идеально побеленный потолок, обрамленный вызолоченным гипсовым карнизом.

– Мне расхотелось, – угрюмо сообщил он.

– Я умею возбуждать и мертвых, – игриво напомнила Станислава.

Обычно Нестеров, решив заняться сексом, на полдороге не останавливался, теперь же он, даже не пожелав жене спокойной ночи, повернулся на бок и больше не подавал признаков жизни.