Вчера я уже едва не позволила себе лишнего. Хотя, я и так позволила достаточно. Будь моя воля, я бы… но не могу. Не нужно начинать то, чего не сможешь закончить. А наши отношения невозможны. Нет перспективы. Совсем. Никакой. Даже не говоря о том, что секс ради секса для меня неприемлем, я просто до чертиков боюсь влюбиться в него, а потом, когда мы вернемся на базу, и он уйдет в свои катакомбы, рыдать ночами в подушку. А если ему не дадут вернуться? Я ведь даже не смогу его защитить. Как же больно думать об этом… а не должно, ведь Лекс не человек.
Давай подумаем головой, Ольга. Впереди чуть больше месяца совместной работы. Затем наша миссия подойдет к концу, мы вернемся в Юрмалу, и все будет, как раньше. Кому я вру? Для меня уже ничего не будет как раньше. Я не смогу убить Лекса, даже если он бросится на меня с намерением перегрызть глотку.
Я сидела в кресле и медленно пила коктейль, когда Лекс нечаянно задел локтем шоколадку, лежавшую на подлокотнике. Он сухо извинился, а я нагнулась, чтобы поднять ее. Но вдруг бок пронзила такая боль, что я застонала. Разогнуться не было сил. Через секунду Лекс уже сидел на полу рядом со мной.
– Тихо, тихо, – шептал он, поглаживая меня по руке. – Подыши, сейчас пройдет. Дыши глубже.
– Я не рожаю! Чего мне дышать?! – прорычала я сквозь зубы так злобно, как смогла в своем состоянии. – К тому же я не могу глубоко дышать. У меня легкое пробито, твою мать!
Лекс в отчаянии взмахнул руками.
– И что мне делать с тобой? Могилу рыть? Ты же врач вроде как, так скажи!
– Я не врач, я только студентка, – прошептала я и, обхватив себя руками, откинулась в кресло. – Сейчас должно отпустить.
Лекс молча обнял меня, присев на подлокотник. Я чувствовала его теплое дыхание над моим ухом. Боже мой, как хорошо в его объятиях. Я уже почти не чувствовала боли. Я ощущала лишь его сильные, мягкие руки. Руки, готовые защищать меня от всего. Я обняла его руку и взглянула ему в глаза. Лекс смотрел на меня с такой нежностью, что я невольно заулыбалась. Он склонился к моему лицу и, ласково проведя пальцем по щеке, бережно поцеловал. Я улыбалась, а он продолжал целовать меня. Мир вокруг замер. Мы одни в этом городе и, кажется, в целой Вселенной. Я снова таю. Как так мой заклятый враг сумел сделать то, что не удалось ни Игорю, ни другим мужчинам? Он сумел растопить мое сердце. Банально, но это так. Больше я не буду обманывать себя, это бесполезно.
– Ну и чего ты улыбаешься? – не выдержал Лекс и чмокнул меня в кончик носа, заставив улыбнуться еще шире.
– Ты можешь заставить меня плакать.
– Ни за что на свете, – он снова поцеловал меня и добавил: – Скажи, тебе полегче?
– Немного. Ты подействовал на меня как морфий.
Лекс опустился на колени перед моим креслом, а я продолжила завтракать.
– И все-таки мне не нравятся эти твои припадки.
– Говоришь, как про эпилепсию, – усмехнулась я.
– Оль, это не смешно, – нахмурился он. – Тебе надо к врачу.
– Капитан Очевидность. Ну давай дойдем до местной больницы. Только чего-то я сомневаюсь, что там даже тараканы еще остались. Врачи есть только в полевых госпиталях. А насколько я помню, до ближайшего из них километров сто. Сомневаюсь, что ты меня донесешь, – я отвернулась и тише добавила: – А если и донесешь, я не доживу.
– Еще раз такое услышу, рыжая… – попытался поругаться Лекс.
– Будем реалистами, Лекс. У меня пробито легкое. Развивается пневмоторакс. Это такая дрянь, когда воздух скапливается в плевральной полости, – в ответ на его потерянный взгляд поясняю, – в легких, короче. Не заморачивайся. Главное, чтобы кровь в легкие не пошла.
– А может?
– Теоретически одно неловкое движение…
Лекс выругался, и единственное приличное из всей его тирады:
– Я не хочу тебя хоронить, ясно тебе? Плевал я на задания. Тебе нужно к врачу.
– Знаю. Но конечная точка нашего пути в ста двадцати километрах отсюда – Магнитогорск. Госпиталь в Салавате.
– Шикарно. Схожу на хоккей, пока ты будешь валяться.
– Лекс, у нас есть задание, значит, надо выполнять, – как можно строже сказала я.
Конечно, понимаю, что Лекс шутит. Ни о каком хоккее и речи сейчас не шло. Ледовые арены давно разрушены, хоккеисты по всему миру уехали в Африку или ушли на фронт добровольцами.
– Послушай, мы потеряли вертолет, ты ранена. Какое задание? Это глупо.
– Нет, зубастый! Глупо это брать кредит на свадьбу. А то, что я делаю, называется Родине служить!
– Оль, ты не в штабе, и генералов тут нет, – закатив глаза, выговорил мне Лекс.
Эти слова меня задели.
– Лекс, я делаю то, что делаю не ради показухи и медалей.
– Да знаю я, какая ты. Кстати, знаешь, как я называл тебя раньше?
Я покачала головой и в ожидании взглянула на него.
– Отмороженная сука, – ответил Лекс, поглаживая мою руку.
– Какая прелесть, – сдавленно засмеялась я.
– Но это было раньше, – быстро исправился он. – Тогда я еще тебя не знал. А сейчас…
– А что сейчас?
– Я прибью того, кто так тебя назовет.
Я улыбнулась и опустила глаза. Подлизывается, хитрый лис. Я осторожно встала, опасаясь нового приступа боли. Вроде ничего.
– Пойдем, хватит сидеть.
– В госпиталь, – между дел сказал он.
– В Магнитогорск, – невозмутимо добавила я. – В Магнитогорске тоже есть госпиталь. Разница каких-то двадцать километров.
– Я сказал, в госпиталь, – прорычал Лекс.
– А мне плевать, что ты сказал. Тут я команды отдаю.
– Ольга!
– Лекс!
Перестрелка взглядами.
– Але, зубастый, ты забыл. В нашей группе я командую, – сквозь зубы процедила я вновь. – Ты подчиняешься.
– А я бабам не подчиняюсь.
Я засмеялась, глядя на его чрезвычайно пафосное и важное лицо, и властно добавила.
– Поцелуй меня.
Вопросительный взгляд.
– Мне повторить, Лекс?
Повторять не пришлось. Через мгновение Лекс как миленький чмокнул меня в губы.
– А говоришь, не подчиняешься женщинам, – довольно улыбнулась я.
– Ах ты, рыжая стерва, – засмеялся он в ответ. – И все-таки мы идем в Салават.
– Магнитогорск, – я взяла одну сумку с оружием и вышла из комнаты.
– Госпиталь! – донеслось вслед.
– Магнитогорск!
– Госпиталь!
– Магнитогорск!
– Ольга!
– Лекс!
Мы прошли два квартала. Лекс нагло отобрал у меня сумку, но свое оружие я всегда держу при себе. Город был точь-в-точь похож на все остальные маленькие провинциальные городки с населением меньше двух сотен тысяч жителей. Одинаковые узкие, двухполосные улицы, двух-пятиэтажные дома вперемешку с частным сектором, выбитые стекла, распахнутые двери, перепаханный ботами асфальт, местами поросший травой, разбитые машины, опрокинутые мусорные баки, поваленные столбы с оборванными проводами – все как везде. И ни души.
Я шла и размышляла о возможности спецслужб всех стран предотвратить эту войну. Откуда вообще взялись боты? Что побудило их придти именно в этот год, в этот день и час? Наконец, почему, несмотря на то, что армии всей планеты уничтожили уже тысячи инопланетных гадов, они откуда-то все лезут и лезут?
В тот год сотрудники станции «Восток» в Антарктиде зафиксировали небывалое повышение сейсмической активности.
Антарктика – самая климатически суровая область Земли с низкими температурами воздуха, сильными ветрами, снежными бурями и туманами. Это самая большая в мире холодная пустыня. Минимум доходил до −89,2 С. При пересечении горных цепей и холмов скорость ветра может достигать 320 км/ч. Антарктида – самый изолированный и единственный материк, не имеющий коренного населения, что не удивительно, учитывая выше названные факторы.
Антарктида характеризуется минимальной по сравнению с другими материками сейсмической активностью, потому ученые и пришли в замешательство. Полученные со спутников фотографии заставили ужаснуться весь ученый мир. В восточной части материка произошла серия мощных взрывов. Теперь мы знаем, что это проклятые машины пробивались к свету, как подснежники. А спустя неделю началась война.