Таким образом, во время правления Елизаветы постоянно проверялось политическое искусство и политическая сила монарха династии Тюдоров. Положение у нее было такое, труднее которого не бывает. Ей приходилось сопротивляться махинациям советников, когда они пытались втянуть ее в свои интриги. Ее информационные источники были почти совершенно ненадежны, а ее собственные советники и послы, так же как и иностранные дипломаты, давали ей ту информацию, какую им было нужно. Конкретные политические (или тактические) линии, которые она проводила, мало кем поддерживались, а те служащие, которые их, как предполагалось, выполняли, часто не верили в то, чем они занимались. Она не могла доверять своим агентам — администраторам ли, послам, местным губернаторам или генералам — они не выполняли ее приказов, если за ними постоянно не следили. Ей нужно было покупать сотрудничество нерадивых слуг, предлагая заманчивые награды — но распределение милостей могло привести либо к монополии распределителя благ, либо к фракционной борьбе между конкурирующими группами. И ей приходилось достигать этого, несмотря на страшное политическое препятствие: она была женщиной в мире мужчин.

Принадлежность Елизаветы к женскому полу создавало три большие трудности в патриархальном обществе, где для женской власти не было идеологических оснований. Во-первых, усложнилась проблема наследования, поскольку трудно было найти отца для ее ребенка, не найдя господина для себя. Сэр Филипп Сидни предупреждал королеву, чтобы она не выходила замуж за Алансона, поскольку когда герцог начнет требовать, чтобы она переменила религию, она будет разрываться между покорностью Богу и покорностью своему мужу. Во-вторых, это осложняло ее отношения с политическими деятелями: ей нужно было сделать так, чтобы они охотно ей подчинялись, и убеждать их, что она знает лучше. В-третьих, это усложняло ее отношения с подданными: ей надо было найти то лицо монархии, которое подходило бы женщине и все же предполагало повиновение. Из этих трудностей и пришел образ королевы-девственницы, матери ее народа. Девственность не очень-то помогала с проблемой наследника — но она давала возможность вполне оправдаться в том, что она не будет решаться в браке. Королева-девственница получала возможность очаровывать своих советников и придворных и обеспечить влюбленное сотрудничество некоторых из ее магнатов. И девственная мать могла разыгрывать роль заботливой защитницы интересов своих детей.

Елизавета привнесла настоящий драматический талант в роль королевы-девственницы и матери и освободила себя от некоторых ограничений своего пола. Но постановка, в которой она была звездой, не сходила со сцены сорок пять лет, дублерши у нее не было, и ей приходилось играть в каждом спектакле: это было постоянное напряжение. Не всегда ее исполнение бывало безупречным: ей не нравилась ее роль в первые годы, когда она надеялась выйти замуж за Дадли; она ей надоела в 1579 г., когда она подумывала о браке с Алансоном; и она не вполне с ней справлялась в последнее десятилетие. В некоторых важных случаях она произнесла не те слова — в ее действиях относительно герцога Норфолка и северных графов в 1569 г. и с Эссексом и его союзниками в 1596. Она часто вызывала недовольство своих протестантских поклонников, когда не надевала их костюм в 1561, 1565, 1575, 1579 и 1584 гг. Она потеряла уверенность в интерпретации роли в 1585 г. и позволила своему партнеру уговорить ее на более агрессивную версию для зарубежной аудитории. Ее отношения с актрисами на второстепенных ролях хорошими не были никогда, ей нелегко было работать с молодыми новичками, а как старую опытную актрису ее переиграл своим огненным талантом Эссекс. Но ее исполнение приносило награды, и если чего-то не хватало в драматической концепции, это с лихвой перекрывалось чистым профессионализмом.

Сравнение с драмой очень подходит для правления Елизаветы, ибо ее сила была иллюзией, а иллюзия — ее силой. Как Генрих IV во Франции, она создала из себя такой образ, который принес ее стране престиж и стабильность. Благодаря постоянному вниманию ко всем деталям всего ее исполнения она заставляла всех остальных исполнителей ходить на цыпочках и сохраняла для себя роль королевы. Елизавета сделала себя необходимой для своих политиков, популярной в своем народе и вызывала вынужденное восхищение у собратьев-монархов. Хотя они могли пылать гневом к «новой Иезавели», правители Европы вынуждены были признать ее искусство, Особо поражен был папа Сикст V. «Только посмотрите, как она правит! — заявил он в 1588 г — Она всего лишь женщина и владеет всего лишь половиной острова, и все же она вызывает страх у Испании, у Франции, у Империи — у всех!» Елизавета выгодно отличалась от своих современниц: Екатерина Медичи не смогла предотвратить гражданскую войну во Франции, а Марию Стюарт выгнали из ее королевства после семи лет личного правления. Фрэнсис Бэкон сделал вывод; «Женское правление было редкостью во все времена; удачное правление еще большей редкостью, удачное и в то же время долгое правление — это уникальное явление»⁶. Для правителя-женщины просто долговечность уже была громадным достижением.

Но не только королева считала мудрым стремление выжить. Испанский король Филипп, как и Елизавета, правил больше сорока лет, и для него колебания тоже были политическим инструментом: когда его убеждали, что надо действовать быстро, он устало отвечала: «Я и время уладим наши дела, как сумеем»⁷. Если учесть, что каждое новое правительство вначале обладает малой принудительной силой, только скромные цели были осуществимы, и многое можно сказать в защиту умелого бездействия. Грандиозные проекты, как убедился Филипп со своими тремя катастрофическими армадами против Англии, очень часто приносят горе. После 1559 г. Елизавета не предпринимала решительных политических начинаний: она сопротивлялась попыткам ее министров вовлечь ее в действие, и судьбы английских военных походов показали, что ее опасения были справедливы. Похвала Фрэнсиса Бэкона в адрес Елизаветы удивительно негативна: одобрения заслуживает то, чего она не делала, а не деяния ее. Королева была тактиком, а не стратегом — прирожденная актриса, но не драматург и не режиссер.

Королева Елизавета не пыталась решить проблемы, она их просто избегала, а некоторые пережила, они просто исчезли. Остальные вернулись и преследовали ее наследника, Якова I — но это были его проблемы, а она никогда особенно не думала о том, что произойдет после ее смерти. Ее отказ заниматься проблемой преемственности, продажа королевских земель для финансирования войны, ее отказ использовать и наградить поколение Эссекса показывают, насколько ограничен был ее взгляд в будущее. Этот прагматический подход к политике стал возможен, потому что она придерживалась ограниченной концепции своей роли как королевы. Хотя Елизавета много говорила о ее долге перед Богом и заботе о своем народе, это было политическое пустословие, чтобы оправдать правление. После церковного соглашения 1559 г. она не чувствовала общественного долга сделать что-нибудь еще — не реформировала администрацию, не навела порядок в церкви, не улучшила положение бедных, не колонизировала Северную Америку, поскольку не видела причин, чтобы все это делать. Целью Елизаветы в качестве королевы было быть королевой; ее ис пользование королевской власти не было средством к достижению высших целей, это само по себе было целью. Она не согласилась бы с утверждением Филиппа II, что «монарх создастся для общества», еще менее с тем, что монархия — это «форма рабства, увенчанная короной»⁸. Может быть, королева Елизавета и служила Богу, но уж никак не своему народу.

1. Hurstfield J 1971 Elizabeth I and the Unity of England. Penguin edn, p. 136

2. Adams S L 1984 Eliza enthroned? The Court, and its politics. In Haigh C A (ed.) The Reign of Elizabeth I. Macmillan, p. 77

3. Erickson C 1983 The First Elizabethan. Macmillan, p. 398; De Maisse A H 1931 A Journal of All That Was Accomplished by Monsieur de Maisse. Nonsuch, p. 115