― Старая, злобная сплетница, ― подвела черту Тётя Сима. Она оттолкнула вдруг растерявшуюся Нину Тимофеевну. ― Отойди, чего встала на дороге. Девочка уставшая, голодная, а ты тут стоишь вся из себя такая расфуфыренная, хороших людей помоями поливаешь и пройти не даёшь. Беги, Галочка, домой. Твои, небось, беспокоятся.

― Сима, ― пришла в себя Нина Тимофеевна, ― у тебя от твоих любовных романов, мозги в сахарную вату превратились.

Галя не стала слушать их дальнейших препирательств и метнулась в подъезд.

Глава 58

― Милый, ты меня любишь?

― Да…

― А как?

― Как ни странно…

Автор неизвестен

Глава 58

Галя открыла дверь, вошла в квартиру и невольно вздрогнула. Посреди коридора на стуле, прикрыв глаза и сложив руки на коленях, сидел отец. Его лицо выглядело усталым и будто разом постаревшим. Сбоку к стулу была прислонена старая винтовка.

― Папа, ― тихо окликнула она. Отец слегка вздрогнул, будто очнувшись, посмотрел на неё немного растерянным взглядом. ― Папочка, ― девушка обронила сумки на пол подошла к отцу и присела рядом с ним на корточки, ― что случилось?

― А, Галчонок, наконец-то ты пришла. Я уж думал идти тебя искать.

― Почему?

― Мы с матерью тебе уже полчаса барабаним, а ты всё вне зоны доступа.

― Извини, наверно, батарея села. Папа, что случилось, почему ты здесь сидишь? Да ещё винтовку свою приволок?

Из кухни торопливо вышла Мария Васильевна. В руках она держала стакан с водой и на ходу отсчитывала капли, расплывающиеся в воде маслянистыми коричневато-жёлтыми разводами. По коридору поплыл противный сладковатый запах.

― Ой, доченька, слава богу, ты дома, ― обрадовалась она и на её бледном лице, появилась ласковая улыбка. ― На вот, выпей. ― Женщина попыталась всучить мужу стакан, но тот с досадой отмахнулся.

― Не пляши ты вокруг меня со своей валерьянкой. Сто грамм лучше налей, а то у меня мозг кипит.

Мария Васильевна покладисто кивнула, глянула на стакан, зажатый в руке, и, по-видимому, решив, что нечего добру пропадать, решительно опрокинула противно пахнущий раствор себе в рот. Поморщилась и передёрнула плечами от отвращения.

― Иди тогда на кухню, не в рюмочной чай, а я не официантка. И пукалку свою убери, от греха подальше, ― строго велела она и опять исчезла на кухне. ― Галчонок, раздевайся, руки мой и тоже ступай на кухню. Ужин давно готов.

― Да что у вас тут происходит?! ― не выдержала Галя.

― Не кричи, ― буркнул отец. ― У тебя будет ещё возможность высказаться. Слышала, что сказала мать? Вот и исполняй. Шагом марш! ― Григорий Иванович тяжело встал, подхватил винтовку и, шаркая ногами, поплёлся в спальню, где у него был оборудован сейф для оружия.

Когда Галя появилась на кухне, отец уже сидел за столом. Мария Васильевна торопливо расставляла тарелки с горячей картошкой. Девушка выложила купленную к ужину колбасу, копчёное мясо, большую банку оливок, свежие огурцы и помидоры, фрукты. Пока мама торопливо всё нарезала и ставила на стол, девушка выложила на тарелку пирожные и присела напротив отца.

― Маш, ― ты ничего не забыла? ― не выдержал Григорий Иванович.

― Ах ты, господи. Сейчас, сейчас. Женщина достала их холодильника бутылку водки, рюмку и поставила перед мужем.

― Нет, уж, девочки, разговор у нас предстоит нелёгкий. Так что, мать, доставай ещё две рюмки и сядь, наконец. Голова кругом от твоей суеты.

― Пап, ты же знаешь,… ― попыталась отвертеться Галя.

― Знаю, ― буркнул Григорий Иванович, ― но для шампанского сегодня повода нет.

Мужчина налил себе полную рюмку, женщинам по половинке.

― Будем, ― отсалютовал он рюмкой, и, дождавшись, когда они пригубят, одним махом опрокинул жидкость в рот. Зажмурился, шумно выдохнул, отставил бутылку с рюмкой в сторону и уставился на Галю. ― Ну, а теперь, поведай нам, дочушка, о своём женихе.

― О каком ещё женихе? ― оторопела Галя, смутно начиная догадываться о том, что случилось.

― Видишь, мать, твоя порода, ― ткнув пальцем в жену, процедил Григорий Иванович. ― Молчит, как партизан. Нет, чтоб отцу с матерью, так, мол, и так…

― Мам, объясни толком.

― Этот… твой заявился, ― поджав губы, обронила Мария Васильевна.

― Твой? ― тихо, почти ласково переспросил Григорий Иванович. ― Твой?! Так ты всё знала и молчала! ― рявкнул он и грохнул кулаком по столу так, что подпрыгнули тарелки, жалобно звякнули рюмки и пустая опрокинулась.

― Не шуми, ― поморщилась Мария Васильевна. ― Я знала только, что у Галочки появился настойчивый поклонник и,… ― она несколько минут колебалась сказать или не сказать, но потом, решившись, тихо добавила, ― и то, что он ей не по душе.

― Что ж ты не расспросила? Кто? Почему?

― Она не хотела о нём говорить, а я не настаивала.

― Здорово! Она не хотела, ты не настаивала, а я вообще, как последний болван, был не в курсе. А тут бах-тарарах, ― Григорий Иванович опять шваркнул кулаком по столу, ― жених на пороге, а я осёл ослом Может, кто-нибудь из вас, дорогие мои, объяснит, какого чёрта я в собственном доме, как посторонний? Что я такого сделал, что собственная дочь мне больше не доверяет? А?

― Папа, папочка, прости, не сердись. ― Галя вскочила, обошла стол, прильнула к спине отца и обняла его за шею, прижавшись щекой к его щеке. ― Я ничего не говорила о Решетникове, не потому, что пыталась от вас что-то скрыть. Просто, я не собиралась впускать этого человека в свою жизнь. Он чужой, посторонний,… никто.

― Галчонок, ― отец погладил руки дочери, обнимающие его за шею, расцепил и крепко сжал её маленькие ладошки в своих огромных, шершавых руках, ― если бы ты знала, как мне сегодня было больно и обидно. Этот напыщенный генерал сидел тут и вещал о ваших отношениях, а мне ты ни пол словечка не обронила. Думаешь, я не понял, что он пытался тебя принудить? Думаешь, твой отец не сможет тебя защитить?

― Прости. Я не хотела вас волновать по пустякам.

― Хорош пустяк, ― хмыкнул Григорий Иванович, ― в центнер весом. Вот, что, давай-ка выкладывай, что там между вами происходит. Это женишок не мальчик уже, а от него жаром так и пышет. Хотя, судя по тому, что он мне тут успел сказать, пока я его с лестницы не спустил, ты, вроде, не особо его привечаешь. Мне интересно, что ж ты такого сделала, что мужик буквально с катушек слетел.

― Что?! Ты его с лестницы спустил?

Мария Васильевна вдруг захихикала:

― Ты бы видела, Галчонок, его лицо, когда отец на него свою пукалку наставил. Я сама чуть не сомлела.

― Мам, винтовка же сломана, ― усмехнулась Галя. ― У отца всё руки не доходят её починить

― Ага, больно я там присматривалась, что он навёл. А если бы он свой браунинг или штуцер достал?

― Ну, мать, ты даешь, ― развёл руками отец. ― Я ещё из ума не выжил, чтобы в собственном доме пальбу открывать. Как бы я из тюрьмы дочку от этого упыря смог защитить? ― Григорий Иванович вскочил, несколько раз нервно прошёлся по кухне, заметив, стоящую на подоконнике почти полную бутылку дорогущего французского коньяка, резко распахнул окно, вышвырнул её на улицу и захлопнул створку.

― Гриша! Сума сошёл! ― Мария Васильевна испуганно задохнулась. Женщина подбежала к окну, открыла и выглянула наружу, напряжённо прислушиваясь.

― Что?! Пожалела, да?

― Совсем очумел! Мусорное ведро на что? А если ты кому-нибудь по голове заехал?

― М-да, ― Григорий Иванович смущённо почесал грудь. ― Хотя помереть от бутылки коньяка ― это даже символично. Всё-таки, не кирпич какой-нибудь. Мать, закрой окно, холодно. Тихо, значит не нашла бутылка своего героя. Чего ты всполошилась? У нас, из-за этой проклятой стройки, уже больше года под окнами даже собачники не ходят.

― Ох, Гриша, Гриша, ― укоризненно проворчала Мария Васильевна. ― Не мальчик давно, а руки вперёд головы думают. Ты хуже, чем обезьяна с гранатой.

― Это почему я хуже обезьяны? ― возмутился мужчина.