На следующий день Углю пришлось ни свет ни заря приступать к своим новым обязанностям. Его голова еще немного шумела после вчерашнего веселья, однако в целом он чувствовал себя вполне превосходно. Антоний несмотря на пережитое унижение от поражения и последующего за ним понижения по званию все же нашел в себе силы выстроить своих бойцов во внутреннем дворе замка градоправителя и хмурым голосом известить их о том, что у них отныне новый командир.

— Я не стану подчиняться этому отродью. — Нагло процедил один из гвардейцев, с вызовом глядя на Угля. Это был молодой розовощекий парень с полным веснушчатым лицом. — О нем говорят, будто бы он демон, а не человек. А еще в городе ходит слух, что его здесь приговорили к смерти лет двадцать тому назад, но он тогда сумел сбежать, а теперь вот снова объявился.

— Твое имя, боец. — Тяжело проронил Уголь, пристально глядя на парня.

— Да пошел ты. — Выдохнул гвардеец, тщетно стараясь справиться с дрожью в голосе. Взгляд жутких багровых глаз напрочь лишал его воли к сопротивлению. К тому же он прекрасно видел, как гигант одолел Антония, а центурион по праву считался в своем отряде первым клинком. Лишь среди стражей самого императора встречались более грозные бойцы.

— Твое имя, боец. — С нажимом повторил Уголь, медленно приблизившись к солдату и играючи пресекая его заполошную попытку вытащить клинок. — Твое имя. — Твердые как железо пальцы богатыря впились в плечо гвардейца, заставив того непроизвольно всхлипнуть от боли.

— Тит… Тит, господин… — Судорожно выдохнул парень. От его былой бравады не осталось и следа.

— Тебе следует усвоить урок, Тит. Никогда не пререкайся со старшим по званию. — Чугунный кулак Угля вонзился гвардейцу под дых, заставив того рухнуть на колени, хватая ртом воздух. — Вы слышали волю принца. — Богатырь повернулся к остальным воинам, и никто из них не сумел выдержать его взгляда. — Отныне я ваш командир, и за любое неповиновение буду жестоко карать. Если вы думаете, что я блефую, то вы жестоко заблуждаетесь… Сегодня я отпускаю вас. Но завтра к рассвету всем быть здесь в срок. Трезвыми и готовыми к учениям. Я не враг вам, но распускаться и филонить не позволю никому… Разойтись.

Еще через день Уголь под присмотром Антония уже вовсю гонял ветеранов и кандидатов в новобранцы на внутреннем полигоне, когда внезапно на широком посыпанном песком дворе показались серые рясы псов господних. Их было три десятка. Вооруженные копьями пикинеры, за спинами которых безмолвно маячили арбалетчики. Их грозное оружие было заряжено и недвусмысленно направленно в сторону нового командира охранников принца.

— Как это понимать? — нахмурился богатырь, глядя на суровых молчаливых клириков.

— Ты, именующий себя Углем, подлежишь аресту по приказу верховного пресвитера Орроу, благочестивого брата Преона. — Звучным уверенным голосом отчеканил командир вновь прибывшего отряда.

— В чем меня обвиняют? — голос богатыря был абсолютно спокоен. Он был уже далеко не тем беззащитным напуганным мальчиком, которого едва не сожгли на костре вместе с проклятой гитанской ведьмой, путавшейся с нечистыми силами.

— Это ты узнаешь от самого благочестивого брата Преона. — Отрезал командир. — Ну как, пойдешь добровольно, или мне приказать убить тебя на месте?

— Я человек принца Эльзикса. — Предпринял последнюю попытку защититься Уголь. — Вы не можете так просто арестовать меня без его ведома.

— Не смей прикрываться именем принца, отродье! — в голосе пресвитера зазвучала едва сдерживаемая ярость. — Аррексиона мы известим отдельно, что же касается тебя самого, то я даю тебе секунду на размышление. Либо ты идешь с нами, либо мои воины нашпигуют тебя бельтами по самые гланды. Так что ты выбираешь?

И Уголь медленно побрел вслед за тотчас же окружившими его святыми братьями в сторону епископского собора провожаемый злорадными торжествующими взглядами собственных солдат. Внутри собора у него отняли меч и кинжал. Кожаный доспех, впрочем, разрешили оставить, благо богатырь надевал его прямо на голое тело, и, заковав в кандалы, под конвоем препроводили в уже хорошо знакомую ему подземную темницу.

Когда тюремщики, наконец, оставили его в полном одиночестве, Уголь погрузился в мрачные размышления. Все та же тесная клетушка устланная гнилой соломой, да он уже совсем не тот… Двадцать лет минуло, но для него все было словно вчера. Казалось, что даже сейчас среди здешней затхлой вони и смрада застарелых нечистот он отчетливо слышит едва уловимый сладкий аромат смуглой кожи Зивиры…

Итак, его худшие подозрения подтвердились. Старый пресвитер узнал его. Да и как не узнать, когда он даже не озаботился изменить собственное имя. Уголь прекрасно понимал, что по нему его могут легко вычислить, но оно настолько глубоко въелось в его плоть и кровь, что он просто не смог заставить себя назваться как-то иначе. И теперь священник приложит все усилия, чтобы костер, которого ему однажды удалось избежать, наконец-таки настиг его.

Уголь непроизвольно стиснул толстые изрядно проржавевшие прутья решетки. В случае чего ему ничего не стоит выломать ее, убить охранников и уйти в степь, благо ни одного живого свидетеля его предательства не осталось. Однако он не станет этого делать. Гарон и прочие вольные слишком много сделали для него, и их смерти не должны быть напрасны. Он должен сделать все, чтобы там в иных эмпиреях, где ныне пребывают их души, они поняли, почему он совершил именно то что совершил, и простили его. Так или иначе он пойдет до конца.

Слишком долго ждать ему не пришлось. Через пару часов в коридоре послышались тяжелые шаги стражей, которых сопровождал сухощавый лысоватый человек с орлиным профилем в серой пресвитерианской рясе с золотой звездой Атона на груди.

— Вот мы и встретились снова. — Змеиные глаза брата Преона хищно улыбались. — Или ты думал, я не узнаю тебя?

— Я не понимаю, о чем вы говорите, господин. — Пророкотал Уголь, стараясь чтобы его голос звучал как можно более смиренно. — У меня нет прегрешений перед церковью Всеединого.

— Сколь наглая и вопиющая ересь! — Преон даже всплеснул руками от удивления. — А известно ли тебе, чадо, что согласно заповедями Всевышнего все мы грешны и виновны перед ним? Даже самые чистые и непорочные… Уже за одно это тебя следовало бы предать огню!

— Я не говорил что безгрешен перед Всевышним. — Покачал головой Уголь. — Я сказал лишь, что невиновен перед его слугами и законами империи. Если это не так, то я хотел бы знать, в чем именно меня обвиняют.

— А ты сильно изменился с последней нашей встречи… — Протянул верховный пресвитер. — Двадцать лет назад ты, помниться, не мог даже толком говорить, а лишь рычал подобно дикому зверю.

— Я не понимаю, о чем вы. — Нахмурился богатырь. — Я никогда ранее не встречался с вами.

— Упорствуешь. — Губы Преона тронула слабая улыбка. — Напрасно. Это тебе все равно не поможет. На этот раз тебе не отвертеться, отродье тьмы. Я лично прослежу за тем, чтобы твое тело сгорело до тла на очистительном костре, а прах развею по ветру. Пусть повелители ада навеки ввергнут твою душу в геенну огненную, если, конечно, она у тебя есть.

— Согласно учению Атона демоны не могут прикасаться к символам его веры. — Уголь указал на висящую на его шее стальную звезду.

— Умно. — Прищурился пресвитер. Казалось, эта игра забавляла его. — Но Тьма многолика, и кто знает, какими скрытыми возможностями могут обладать ее адепты…

— Что здесь происходит? — в коридоре показались новые лица. Это были гвардейцы принца с ним самим во главе. Эльзикс имел заспанный и недовольный вид. Похоже, его только что разбудили, чтобы сообщить о произошедшем. — По какому праву ты задерживаешь моих людей? — аррексион грозно уставился на пресвитера.

— Ваше Высочество. — Преон отвесил кесариону легкий поклон. Похоже, грозный вид монаршего отпрыска ничуть его не обескуражил. — Сие есть не человек, но демон тьмы, обманом похитивший ваше доверие. Он должен был быть казнен еще двадцать лет тому назад. Я лично выносил ему приговор. Но отродью мрака удалось тогда избежать святого суда матери церкви нашей. Ныне же справедливость будет восстановлена.