Д р у г. Да, это так.

С о к р а т. Но разве для государства более важны добрые кони и псы и все им подобное, чем добрые мужи?

Д р у г. Нет, более важны добрые мужи. 379

С о к р а т. Что же, ты полагаешь, если существуют добрые натуры, которым свойственна человеческая добродетель, люди не должны пускать в ход всевозможные ухищрения, чтобы их распознать?

Д р у г. Вероятно, должны.

С о к р а т. Ну а можешь ты назвать какое-либо искусство, предназначенное для распознавания достойных человеческих натур?

Д р у г. Нет, не могу.

С о к р а т. А между тем подобному искусству и его мастерам не было бы цены!

Ведь они бы нам указывали, кто из юношей еще с детского возраста обещает стать доблестным, и мы, взяв тех на свое попечение, оберегали бы их в акрополе всем обществом, подобно день- b

гам, и пуще глаза следили бы, чтобы никто из них не потерпел ущерба ни в бою, ни в какой-то иной опасности, но чтобы они были предназначены служить спасителями и благодетелями города, когда достигнут необходимого возраста. Однако доблесть, по-видимому, не

357

бывает присуща людям ни от природы, ни от науки.

Д р у г. Но, мой Сократ, откуда же появляются доб-

с лестные мужи, если не от природы и не от науки? Какой может существовать иной способ их появления?

С о к р а т. Я полагаю, вопрос твой нелегок, но догадываюсь, что это преимущественно божественный дар, и доблестные мужи появляются так, как появляются божественные прорицатели и вещие люди: ведь они бывают такими не по природе и не от науки, но от божественного наития. Точно так же и доблестные мужи всякий раз предсказывают городу, что должно произойти

d и свершиться, по божественному наитию, причем делают это гораздо лучше и яснее, чем прорицатели. Ведь и женщины говорят, что такой человек несет на себе печать божества, и лакедемоняне, когда кого-либо торжественно восхваляют, говорят, что это — божественный муж. Также и Гомер во многих местах пользуется этим оборотом, да и другие поэты 7. Когда бог желает, чтобы город благоденствовал, он создает доблестных мужей; когда же он хочет погубить какой-либо город, он их в нем истребляет. Итак, похоже, что добродетели не обучаются и не получают ее от природы, но она бывает присуща тем, кто ею владеет, по божественному уделу 8.

О справедливости

Сократ и его друг

С о к р а т. Можешь ты нам сказать, что такое спра- 372

ведливость? Или ты считаешь этот предмет недостойным обсуждения?

Д р у г. Нет, я считаю его даже очень достойным.

С о к р а т. Так что же это такое?

Д р у г. Но чем же еще это может быть, как не тем, что считается справедливым?

С о к р а т. Нет, не отвечай мне так; ведь если бы ты меня спросил, что такое глаз, я бы сказал тебе: это то, чем мы смотрим; и если бы ты попросил тебе это доказать, я бы доказал. А если ты спросишь меня, что мы называем душою, я ответил бы: мы называем этим именем то, чем мы познаём. Опять-таки, если ты спросишь, что такое голос, я отвечу тебе: это то, с помощью чего мы беседуем. И точно так же ты скажи в отношении справедливого: для чего мы его используем? Отвечай примерно в том же духе, как я сейчас спрашивал.

Д р у г. Но я не очень-то в силах тебе так ответить.

С о к р а т. Что ж, если ты не можешь ответить таким образом, быть может, мой вопрос прозвучит легче вот как: скажи, каким образом различаем мы большее и меньшее? Не с помощью ли измерительной линейки?

Д р у г. Да.

С о к р а т. Ну а какое искусство пользуется этой линейкой? Не измерительное ли?

Д р у г. Да, измерительное. 373

С о к р а т. А как мы различаем легкое и тяжелое? Не с помощью ли весов?

Д р у г. Да.

С о к р а т. Ну а какое искусство пользуется весами? Не искусство ли взвешивания?

Д р у г. Несомненно, оно.

359

С о к р а т. Так скажи же, с помощью какого инструмента различаем мы справедливое и несправедливое, а также прежде всего с помощью какого искусства, когда мы пользуемся этим инструментом? Разве и теперь тебе не ясен вопрос?

Д р у г. Нет, не ясен.

С о к р а т. Но опять-таки: когда мы спорим относительно большего и меньшего, кто разрешает наш спор? Разве не измерители?

Д р у г. Да, они.

С о к р а т. А когда спор идет о многочисленном и ма-

b лочисленном, кто бывает судьями? Разве не мастера счета?

Д р у г. Как же иначе?

С о к р а т. Ну, вот. А когда мы спорим друг с другом о справедливых и несправедливых вещах, к кому мы обращаемся и кто всякий раз решает наш спор? Скажи.

Д р у г. Ты разумеешь судей, Сократ?

С о к р а т. Это хорошо сказано. Давай же, попробуй ответить и следующее: с помощью каких действий решают измерители вопрос о большом и малом? Не путем ли измерения?

Д р у г. Да.

С о к р а т. Ну а как же насчет многочисленного и малочисленного? Не путем ли счета решается этот вопрос?

Д р у г. Да.

с С о к р а т. А как решается вопрос о справедливом и несправедливом? Ответь.

Д р у г. Я не могу.

С о к р а т. Скажи, что с помощью речей.

Д р у г. Это верно.

С о к р а т. Значит, когда судьи решают наш спор о справедливом и несправедливом, они это делают с помощью речей?

Д р у г. Да.

С о к р а т. А измерители решают вопрос о большом и малом с помощью измерения? Ведь это определяется измерительной линейкой.

Д р у г. Да, так.

С о к р а т. И опять-таки искусные весовщики решают вопрос о легком и тяжелом путем взвешивания. Ведь это, как мы сказали, определяют весы.

Д р у г. Да, мы так сказали.

360

С о к р а т. Далее, мастера счета решают вопрос о многочисленном и малочисленном, считая: ведь у нас выш- d

ло, что их инструмент — число.

Д р у г. Правильно.

С о к р а т. А относительно справедливого и несправедливого мы недавно согласились, что судьи решают этот наш спор с помощью речей: ведь их инструмент — слово.

Д р у г. Ты хорошо говоришь, мой Сократ.

С о к р а т. Потому что говорю правду. Итак, по-видимому, слово — тот инструмент, с помощью которого справедливое отделяется от несправедливого.

Д р у г. Да, очевидно.

С о к р а т. Но что же такое при этом справедливое и несправедливое? Представь, кто-то спросил бы нас: поскольку измерительная линейка, измерительное искусство и измеритель решают вопрос о большем и мень- e

шем, чем являются большее и меньшее? Мы ответили бы ему, что большее — это превосходящее, меньшее же — то, что превзойдено большим. Далее, поскольку тяжелое и легкое определяются с помощью весов, искусства взвешивания и весовщика, чем являются тяжелое и легкое? Мы ответили бы ему, что чаша весов, опускающаяся книзу, несет на себе большую тяжесть, более же легкое поднимается вверх. Точно таким же образом, если бы кто спросил нас: поскольку спор о справедливом и несправедливом решают слово, судебное искусство и судья, чем же являются справедливое и несправедливое? Что мы ему ответим? Или мы пока еще не можем ответить?

Д р у г. Не можем.

С о к р а т. А как ты думаешь: это вот несправедливое — добровольное свойство людей или невольное? 374

Я имею в виду следующее: люди чинят несправедливость добровольно или невольно?

Д р у г. Полагаю, Сократ, что добровольно — в силу своей негодности.

С о к р а т. Значит, ты считаешь, что люди бывают дурными и несправедливыми по собственной воле?

Д р у г. Да, я так считаю. А ты нет?

С о к р а т. Нет, если только верить поэту.

Д р у г. Какому поэту?

С о к р а т. Тому, кто сказал:

Не бывает никто добровольно дурным и невольно блаженным 1.

361

Д р у г. Но, мой Сократ, ведь истинна древняя поговорка, гласящая, что немало лгут стихотворцы 2.

b С о к р а т. Однако я очень бы удивился, если бы оказалось, что этот поэт солгал. Так что, если у тебя есть досуг, давай разберем, правду он говорит или лжет.