— А её и зовут Тыква, — сказала подошедшая официантка в белоснежном переднике.

Смех долго стоял в уютной атмосфере маленького кафе. Вышедшая из своей будки небольшая дворовая собачонка, действительно походила на шерстяную бахчевую культуру, будучи круглой, как колобок, что ещё больше добавило веселья. От этого движения посетителей стали резче и неосмотрительнее, в результате чего, Ворон опрокинул свой бокал. Вино вытекло на стол, расползаясь по нему красной лужей, на что Барбариска неприминула сделать едкий комментарий:

— Ты совсем не умеешь себя вести в приличном обществе!

— Чего ты делаешь мне замечание?! — огрызнулся Вова, недовольный тем, что прервали его веселье. — Ты даже не знаешь, чем отличается приличное общество от неприличного!

— Ну, и чем же?

— Если бы ты что-нибудь разлила на столе в неприличном обществе, то тебе бы сразу же посыпалась куча советов, типа: «Нагадь себе в руки, чтобы всё прилипало!» В приличном есть правило ничего не замечать.

— Ха! — оживился Лис. — А в аристократическом как обстоят дела?

Ворон пожал плечами и равнодушно ответил:

— Ну, тут есть два варианта, которые, в итоге, сводятся к одному. Первый: если среди гостей присутствует прототип поручика Ржевского, то сценарий будет проходить по первому варианту, и от балагура ты услышишь идентичное пожелание. Если таковой персонаж среди гостей отсутствует, то по второму. Но, всё-равно — потом тебя просто никуда не пригласят, как дебошира. Тут, правда, есть сноска — всё зависит от твоего статуса.

— Вы забыли про купеческое сословие, — вмешался Бегемот. — Оно стоит, несколько, особняком. И до революции, и во времена НЭПа, и на заре развала СССР — купечество совмещало в себе все достоинства предыдущих сословий.

— Каким образом, Мотя? — удивился Жук.

— И пили, и дебоширили, и меценатствовали — практически одновременно.

— А что — сейчас не так, что ли? — усмехнулся Чингачгук.

— Сейчас? — Бегемот почесал затылок. — Не знаю, не знаю… Я же не общаюсь в их кругах.

— Правильно, — прохихикал Кот. — Тебя как увидят издалека, так сразу же все рестораны на ремонт закрываются. В крайнем случае на обеденный перерыв.

— Это правда, — согласился собеседник. — Кстати, я не уверен про всё остальное сказанное, но вот про меценатство, точно ничего не слышал: то ли злее люди стали, то ли умнее… Если что и делается, то только в личных рекламных целях.

Шмель грустно вздохнул и выдал свою точку зрения, закрывающую тему:

— Сейчас представители бизнес класса разделились на две половины: одни продолжают жить вольной купеческой жизнью, а другие, не довольствуясь достаточным материальным положением, ринулись во власть. Был у меня друг…

— Почему был? — перебил его Крот.

— Потому что умер! Блин, какие непонятливые. Он не отказывал себе в удовольствие гульнуть на полную катушку. Это, как известно, тормозит дела. Так и продолжалось с начала девяностых. Э-э-э, да хватит о грустном…

Барбариска, молча поглядывая на разговаривающих, мучила двумя вилками принесённую жаренную рыбу: то ли барабульку, то ли какую другую — под золотистой корочкой поди разгляди, что это за зверь. Вторую вилку она позаимствовала у Бегемота, потому что тот своё уже проглотил и двумя орудиями пищевого труда, кромсала рыбёшку. Вскрытие Лариса проделывала довольно умело и ловко, наслаждаясь ковырянием в жаренном блюде, но Ворон всё-таки не сумел не вмешаться:

— Вот! А всё меня культуре учила.

Барбариска гневно посмотрела на возмутителя спокойствия и обиженно воскликнула:

— Чего тебе не нравится, ты…

Она хотела сравнить Вову с каким-нибудь представителем животного мира, подходящему под описание его внешности, но слов не находила. Всё, что крутилось на языке, имело вполне безобидное сравнение, не соответствующее нынешнему настроению. В уме она пробежалась по зарубежному тартару, заглянула в местный ад и замерла в нерешительной позе, с двумя вилками наперевес.

Шмель оценил боевой настрой Барбариски, а самое главное — остриё зубцов вилок, нацеленных на грудь Ворона и предупредил:

— Вован, ты сейчас под раздачу пойдёшь.

Это несколько разрядило обстановку, и смягчило вспыльчивый нрав атаманши. Она положила вилки на стол и спросила Ворона:

— Ну, и что не так?

— Кто же рыбу ест с двух вилок?

— А как?

Ворон хмыкнул и нравоучительно сказал:

— Весь цивилизованный мир кушает с помощью ножа и вилки.

— А вот я слышал, что рыбу нужно есть именно с помощью двух вилок, — вмешался Чингачгук. — Ножом неудобно управляться с костями, особенно рёберными.

— Темнота! — резко возразил учитель правил хорошего тона. — Существует рыбный нож, напоминающий пилу. Вот им то и отделяют рыбные кости от мяса.

— А-а-а, — неизвестно чему обрадовался Бегемот. — Так можно просто воспользоваться столярной пилой.

— Можно, — великодушно согласился Ворон. — Только не «Дружбой 2», а то таким инструментом будет сподручно отдирать мясо только с костей белуги, притом, последняя должна быть в очень взрослом состоянии — весом, так, кило на девятьсот. Потребней, было бы, что-нибудь не очень крупное — небольшая столярная ножовка, например… Кстати, как вы успели заметить, тут ножей не предлагают.

— А ты что, — спросил Бегемот, — дома ешь с помощью ножа и вилки?

— Это смотря что, но особое удовольствие мне доставляет таким способом употреблять борщ.

— Ты вместо того, чтобы болтать за столом, лучше бы на закуску налегал, — опять вмешалась Лариса.

— Закусывать или нет — вопрос не всегда праздный, — парировал Вова замечание.

— Это ещё почему? — несколько высокомерно спросила собеседница, шмыгнув носом. — Чем плотнее закуска, тем здоровья больше останется.

— Это как сказать, — не согласился Ворон. — Если закусишь — тарелка опустеет и ты шмякнешься в неё мордой, разбив нос, лоб и прочие причиндалы. А вот если тарелка полная, наваленный в неё салат послужит отличным амортизатором.

Обед подходил к концу и Кот решил пошутить по-военному:

— Так — заканчиваем приём пищи!

Ворон, кряхтя поднимаясь с места, высказал всё, что он думал об окончании обеда:

— Наши русские сказки придумывали какие-то мазохисты с пище-питьевым уклоном. Ну что это такое? Что за концовка? «По усам текло, а в рот не попало?» Прямо-таки нездоровый оптимизм…

— Скорее уж тогда — пессимизм, — поправил его Лис.

— То, с какой интонацией сказка заканчивается, концовка радость напоминает.

В пронзительной синеве неба летела журавлиная стая, жалобно возвещая о своём прибытии. И так тошно у них это получалось, что Чингачгук, не поднимая головы, а только следя глазами за перемещением птиц, мрачно процедил сквозь зубы:

— Элегия, мать вашу за ногу!

Шмель по своему отреагировал на это событие, предоставив вниманию слушателей белые стихи:

— Что-то я не понял твоего юмора, — сказал Ворон. — Причём тут лягушка? Может, всё-таки, утка?

— Она тоже. Так — вспомнился рассказ «Лягушка путешественница», когда её две утки с собой на ивовом пруте волокли.

Жизнь на морской набережной била ключом. Солнце припекало и настроение у гуляющих было приподнятым. Среди разномастной толпы, не отличающейся особым разнообразием в одежде, выделялась группа солдат срочной службы. Вероятно они были демобилизованные, так как при одинаковой форме, не оставляющей сомнений к принадлежности к определённому роду войск, некоторые детали мундиров сильно разнились. Мало того, впечатление складывалось такое, что они соревновались друг с другом в украшении парадного обмундирования, изощряясь, кто во что горазд. То ли дембеля, то ли выпускники королевской академии неизвестной страны. У некоторых солдат аксельбанты, явно не имеющие к положению устава о форме военнослужащих никакого отношения, напоминали корабельные канаты. Толстые и тонкие, белоснежные и не очень — они причудливо переплетались на груди мужественных защитников Родины. Значков, конечно, было поменьше, чем у легендарного Генерального Секретаря ЦК КПСС, но, тоже впечатляло. Мимо них проходил бледнолицый, всю зиму не покидавший московского кабинета, седовласый генерал, которого с инспекцией занесло в эти края. Генерал посмотрел на дембелей и понял, что за время службы в столичном штабе, он сильно отстал о жизни. Дембельская форма, с умопомрачительными аксельбантами и золочёнными эполетами, давала фору парадному мундиру маршала. Генерал, в своём прикиде, тянул максимум на хорунжего. «Ё-моё! — только и смог выдавить из себя старший по званию. Он даже забыл поинтересоваться, почему ему так и не отдали честь, а с выпученными глазами проследовал своим маршрутом, украдкой поглядывая на редкую планку с левой стороны своего кителя. В голове инспектора витала только одна мысль: «Если солдаты так обшиваются к концу службы, то можно себе представить, как готовятся моряки — у них служба дольше, а значит времени больше». Из-за того, что он шёл с повёрнутой, в сторону дембелей, головой и не глядел перед собой, пинком под зад массивным сапогом получила маленькая капризная собачонка и её дородная хозяйка, не вовремя нагнувшаяся поправлять ремешок на своей сандалете. Жук с Кротом переглянулись и беззвучно рассмеялись. Оценив потенциал выпущенных на свободу женихов, Крот только и смог, что выдавить из себя: