После молитвы Моллард заснул. Впервые этой зимой он проспал несколько часов, почти не чувствуя боли.

IV

«Его величеству королю всей Америи Эсмунду Первому из рода Теаргонов, от герцога Вестгарда и всех его земель Вигтора Фрамма.

Милостивый государь мой! От всей души приветствую вас. Как ваше здравие? Надеюсь, что беспокоиться не о чем. Спешу сообщить, что войска Стоунгарда достигли нас и мы встретили их, как братьев. Кальдийцы по-прежнему находятся в захваченном Созвездии, и теперь уже совершенно ясно, что они не двинутся в наступление до весны. Тем сильнее мы рады вашему решению прислать столь внушительную подмогу. Теперь, когда маршал Адричи решится напасть на Вестгард, мы дадим ему достойный отпор.

Серьезной проблемой остается голод. В осаде мы продержимся не дольше нескольких месяцев. Осенью отряды кальдийцев разграбили все окрестные деревни – наши отряды мешали им, как могли, но многие амбары все же были опустошены, а их содержимое отправилось к врагам. Запасы Вестгарда уже не так велики, как раньше.

Я слышал об успехах наших войск на юге. Быть может, герцог Гидельбург соизволит прислать нам немного захваченного пропитания. Осада неизбежна, и нам нужна еда.

Я слышал также, что герцог Вилонии по-прежнему не отвечает на ваши послания. Боюсь, государь, что случилось страшное, и Кристан де Ларуа решился на очередной мятеж. Это будет тринадцатый в истории Вилонии, и второй, подавленный вами – ибо я не сомневаюсь, что ваше величество расправиться с бунтовщиками надлежащим образом.

Мой звездочет утверждает, что Годы гроз, наконец, прошли, и весна будет теплой. О том же говорят и народные предсказания. Так что я опасаюсь, мой король, что Адричи может отправиться не в апреле, а гораздо раньше. Быть может, к Вознесению он уже надеется взять Вестгард.

Мы будем храбро биться, государь, и обещаем не сдаваться, покуда не достигнем победы или пока последний из нас не падет мертвым. Просим о помощи вашего величества в этом неравном бою, надеемся на вас и уповаем.

Молюсь за вас и вашу семью, мой король, и, пользуясь случаем, клянусь в своей вечной верности Америи и вашему достойному роду.

Вигтор Фрамм, герцог Вестгарда и всех его земель. Писано лично, 14 января 949 года от Вознесения, приложена личная печать и печать герцогства».

«Узурпатору америйского трона Эсмунду Теаргону от Илларио Марцетти, именуемого Пятым, владыки объединенного Кальдириума и истинного короля Америи.

Дражайший оппонент наш! От своих доносчиков мы слышали, что вы находитесь в добром здравии, так что опустим этикет. Судя по всему, Господь не призывает вас на суд, поскольку желает, чтобы вы лично увидели, как захваченная вами корона перейдет в руки истинного наследника Аветов.

Хотим процитировать для вас Просвещение, возлюбленный недруг наш. В стихе 42:12 Пятого Откровения сказано, что «всякий, устремленный против воли Божьей, встретит лишь препятствия на темном пути своем». А стих 13:10 Второго Откровения гласит: «Кровь, пролитая во имя греха, вернется кровью [к грешнику и всему роду его]».

Эти цитаты мы привели к тому, что в декабре коллегия Первого Града поднимала вопрос об анафеме в отношении вас и вашего двора, но пока не пришла к единому мнению. Вы совершили ужасный грех – впервые за века Святой престол стоит пустым уже долгие месяцы. Люди плачут у останков Просветителя, и страстно молятся о свободе Великого Наместника. Мы слышали, что и в столице Америи, подле узурпированного вами трона, сильны подобные настроения. Рано или поздно Господь услышит людские молитвы, и поверьте, гнев Его будет страшен – так утверждает каждый служитель Первого Храма.

Сим снова убеждаем вас в тщетности сопротивления. Господь, безусловно, на нашей стороне, а на вас Он смотрит с презрением. Это подтверждает чудо, которое случилось в Первом Храме, когда мы вошли в него. Из тела Божьего раздался звон чудесной красоты, который слышали сотни людей, и молния ударила в шпиль среди ясного неба.

Смеете ли вы оспаривать волю Господню!

Так или иначе, мы займем америйский престол. Незачем устилать нашу дорогу телами невинных людей. Этот грех ляжет на вас и ваших детей, и на детей ваших детей. Вы будете отлучены от истинной церкви, и души рода Теаргонов будут обречены на гибель в Небытие. Подумайте, недруг наш, стоит ли неправедная власть такой цены.

Молимся о вашем благоразумии и надеемся на скорый смиренный ответ.

Его величество Илларио Пятый, владыка объединенного Кальдириума и истинный король Америи. Подписано 23 января 949 года от Вознесения, приложена королевская печать».

V

Лотария, герцогство Альдеринг

Шаги давались тяжело. Дэнтон чувствовал себя то ли ребенком, который учится ходить, то ли стариком, который ходить уже разучился. Шагать увереннее ни помогали ни трость, ни рука Кассандры.

– Еще немного, Дэнтон, – шептала она. – Потерпи.

– Хватит меня жалеть.

– Я не жалею, я…

– Хватит!

Он опустил ногу на ступеньку и едва не полетел по лестнице вниз. Кассандра схватила его поперек живота.

– Отпусти!

Он оттолкнул ее и сам сделал следующий неуверенный шаг. Перед ним было ступенек двадцать. И нужно было лишь спуститься, а не подняться. Кто бы мог подумать, что лестница окажется таким суровым испытанием.

– А если упадешь, то позволишь поднять? Или будешь корячиться сам?

Дэнтон гневно посмотрел на Кассандру. Ее глаза стали такими же черными, как растрепанные волосы. Она смотрела на него со смесью злости и жалости.

– Я не упаду, – бросил он.

– Уверен?

– Можешь посмотреть. Нет нужды поддерживать меня, как мать дитя.

Кассандра вспыхнула:

– Что злит тебя больше, Дэнтон? Твое бессилие? Или что тебе помогает женщина? Или то, что тебе помогаю я?!

Она взмахнула руками, как будто что-то отбросила, и помчалась прочь по коридору. Ее шаги удалились вместе с эхом, и только тогда Дэнтон позволил себе с яростью сломать трость о стену.

Он сам не понимал, почему злится. Он не стыдился своей немощи ни перед кем другим, кроме нее.

Дэн стоял на второй ступеньке, пытаясь унять гнев – от него разболелась голова.

– Инквизитор?

Дэнтон обернулся. Перед ним стоял молодой солдат с волосами и бородкой цвета соломы. На висках его белела седина, несмелая улыбка играла на потрескавшихся губах.

– Зачем ты здесь?

– Рыцарь Кассандра послала меня. Что с вашей тростью, инквизитор?

– Сломалась, – бросил Дэн. – Как тебя зовут?

– Я Рексен. Вы не помните меня?

Дэнтон пригляделся. После того, как он услышал имя, зеленые глаза и голос юноши показались знакомыми.

– Это ты был рядом со мной в Баргезаре?

– Да, инквизитор, до последнего.

– Не помню этой седины.

– Появилась после битвы, – солдат опустил глаза.

Дэнтон кивнул.

– Я рад, что ты выжил. Дай свое плечо.

Моллард оперся на Рексена и они медленно пошли вниз.

– Как твои раны, солдат?

– Тот свинар переломал мне ребра, но они уже срослись. Остальное царапины.

– Со мной все хуже, как видишь.

– Вы остались в живых, инквизитор. Это главное. Тело восстановится.

Дэнтон угрюмо кивнул, и они продолжили спуск.

Двор пустовал, только дрожащий от мороза поваренок крутил ворот колодца. Начинало темнеть, на сизом небе появились первые звезды. Дэнтон отпустил плечо Рексена и сделал несколько шагов по утоптанному снегу. Холод вцепился в тело, будто зверь, но в тоже время дал почувствовать себя живым.

Изо рта вырывался пар. Дэн осмотрел истыканные мишени и растрепанные манекены. На одной из соломенных голов сидела сорока.

– Холодно сегодня, – буркнул Рексен, растирая руки. Он был без плаща, в одном стеганом кафтане и штанах.