Стрэтфорд Флинт много раз предупреждал компанию, что Моголы погружаются в состояние упадка. Он называл это естественным процессом, которому подвержены все империи. «Вы должны понять, что смертное существо рано или поздно утратит силы. Это и со мной когда-то произойдёт! Да и с вами! Поэтому вы должны ожидать, что шлюхи с каждым годом будут находить эту землю всё привлекательнее для себя».

Согласно Стрэтфорду, трещины в империи начали появляться уже сорок лет назад, когда умер император Аурангзеб; но ещё задолго до этого восхваляемая империя Моголов уже умирала изнутри.

После разгрома у вершины Сен-Том Хэйдену вдруг стало ясно, как воздействовать на события. Он понял, что должен обратиться за помощью к более высокой власти, чем набоб Карнатики, чтобы заставить Дюплейкса оставить Мадрас. В Аркоте он испросил у набоба позволения подать просьбу о помощи низаму Хайдарабада, владельцу Талвара.

Сначала Анвар уд-Дин отказал ему, не желая давать Асаф Джаху какой-либо повод посылать войска в Карнатику. Но затем он решил направить посла в Хайдарабад, поняв необходимость наказать французов как можно быстрее. Теперь это стало возможным лишь с использованием армии Асаф Джаха.

Как только был найден официальный повод, Анвар уд-Дин послал Мухаммеда Али, Надиру-бегуму и Ясмин в качестве посольства в Хайдарабад, сопроводив их полным штатом женщин, слуг и охранников. Официальным поводом было ухудшение здоровья Мухаммед-шаха, императора в Дели; Мухаммед Али должен был проконсультироваться с двором низама относительно приготовлений, которые следовало предпринять в предвидении смерти императора. Лишь накануне отправления посольства, после тщательного обдумывания и по причинам, которые Хэйден Флинт не мог пока объяснить, Анвар уд-Дин позволил и ему отправиться вместе с посольством.

Они были в Хайдарабаде уже много месяцев. Сложные переговоры тянулись изо дня в день, и теперь Музаффар Джанг, как бы между прочим, сообщил ему, что двадцатидевятилетнее правление Света Мира, его императорского величества Мухаммед-шаха окончилось, что этот мерзкий, развращённый, пропитанный опиумом распутник уже несколько недель как умер.

Хэйден вновь подумал о карманных часах, сделанных в Париже, и дурные предчувствия подступили к нему. Музаффар Джанг получает подарки от французов. А этот проклятый рубин? Неужели польза от него уже исчерпана? Что толку было думать о нём после этой битвы?..

Он приложил руку к виску; жаркое солнце и спиртное полностью лишили его сил, голова раскалывалась.

   — Коран говорит, что крепкие напитки и азартные игры несут как пользу, так и грех, — безжалостно сказала Ясмин. — Но что греховность их больше, чем польза.

   — Ваша книга очень мудра, леди.

   — Тогда прислушайтесь, особенно относительно рискованных игр. Двор низама — это болото интриг, по сравнению с которым Аркот кажется чистым, как воды святой реки Ганг. Музаффар Джанг и Назир Джанг — два главных игрока в борьбе за власть в Хайдарабаде. Ставки в этой игре очень высоки и растут день ото дня, так что смотрите, куда ступаете, мистер Флинт, опасайтесь быть замеченным в поддержке противоположной стороны.

Она настояла, чтобы он лёг более удобно на спину, и достала другое масло.

   — Вы сказали, что вас мучил сон. Сон, который заставил вас закричать. В чём он состоял?

Сон...

После битвы разбитые остатки армии Анвара уд-Дина собрались вместе и потянулись назад в Аркот. Сам Анвар уд-Дин сидел с бледным лицом и молчаливый. Он не до конца ещё осознавал огромные последствия этого события. Поражение явилось полным унижением набоба, подрывом его власти. Его армия была разбита и отброшена силами, составлявшими десятую часть численности его армии.

Но это было нечто значительно большее, чем унижение. Это был прецедент. Впервые шеренга низких иноземцев, с четырьмя лёгкими полевыми орудиями, устояла против массированной кавалерийской атаки орды Моголов. Атака захлебнулась и рассеялась, а с нею рассеялась и абсолютная убеждённость в непреодолимости силы господства Моголов.

   — Мне представилось, что я опять — в авангарде набоба, — сказал он как бы откуда-то издалека. — Во время атаки. Это был ужасный сон.

   — Вы не испытываете большого вкуса к войне, мистер Флинт.

Он посмотрел на неё опустевшими глазами.

   — Сказать правду, я не могу выносить её.

Она восприняла его признание, не сказав ни слова. Прошло ещё несколько секунд, затем она медленно произнесла:

   — Аллах знает, тебе же знать не дано.

Ясмин наложила ещё масла ему на лицо, и он закрыл глаза, думая над её словами. Строгие законы царского двора не позволяли находиться наедине с леди её статуса или даже быть в её присутствии без позволения супруга. «Если бы Мухаммед Али пришёл и обнаружил нас здесь, он имел бы полное право наказать обоих. Известно, что их наказания чрезвычайно суровы. Подумала ли она об этом? Боже мой, мы здесь уже не один месяц, и каждый раз, когда встречаемся, она разговаривает со мной всё менее формально, мы беседуем всё более и более оживлённо, затрагивая самые разные предметы; куда это может завести нас?»

Хэйден продолжал ощущать её гибкие пальцы на своих щеках и шее, чувствовать на себе её взгляд, вдыхать мятный аромат её дыхания, ощущать её стремление к нему. «Нет! Нет! Этот путь ведёт к гибели! Думай о том, зачем ты здесь. Думай о том сражении. Думай о проклятой политике Моголов. Думай о чём угодно, только не о Ясмин».

Он резко сел, нашёл свои башмаки и шляпу и начал торопливо обуваться.

— Благодарю вас, леди. Я, пожалуй, спущусь вниз. Один, если не возражаете. Ещё раз благодарю вас за всё.

Он встал на ноги и спустился по ступеням настолько быстро, насколько позволяло ему головокружение, которое он ещё испытывал. Она смотрела ему вслед и думала, что если он так крепко уснул и проснулся таким больным, то легендарная способность иноземцев выдерживать крепкие напитки сильно преувеличена.

Она улыбнулась, вспомнив смущение, в которое она привела его своим прикосновением, и то, как возбуждение проявилось в натянувшихся белых бриджах. Тело выдало его, обнаружив истинные мысли.

«Как бы я поступила, если бы он осмелился на это?» — задалась Ясмин вопросом. Но она уже знала ответ на него.

Ясмин закрыла бутылочки с маслом, вытерла руки и начала спускаться по ступеням. Птицы-падальщики парили в горячем воздухе над равниной.

«Итак, — думала она, поспешая от Звёздного сада. — Мухаммед-шах, император, мёртв. Так говорят женщины Музаффар Джанга, но Музаффар — хваткий, амбициозный интриган, даже по стандартам Хайдарабада, и всё, что исходит от него, необходимо проверять и сравнивать с другими источниками». Рассказы о том, что этот огромный развратный набоб делал с куртизанками, были главной темой сплетен в Хайдарабаде почти целый год. Но куртизанки так изобретательно распространяли легенды, что даже такой опытный человек, как Умар, не мог порой отличить в них факта от вымысла.

Ясмин подошла к огромным стражникам, стоявшим у двери зенаны, и подождала, пока они позволят ей войти. Обязанностью стражников гарема была защита леди от нарушения покоя и уединения, ограждение от посягательства мужчин и предотвращение побега недовольных. Некоторые из женщин были здесь в неволе. Она помнила своё собственное первоначальное пребывание в зенане, первые месяцы, которые она провела в Аркоте. Это было ужасное время, особенно первые ночи. «Но затем другие женщины постепенно сблизились со мной, — вспоминала она, — и я приняла с терпением мою уединённую жизнь. Она могла быть ещё хуже. В провинции Оудх границы зенаны патрулируются отрядом женщин, каждая из которых вооружена мушкетом. Здесь, по крайней мере, как и в Аркоте, охрана состоит из евнухов, но поскольку я не принадлежу гарему низама, а вхожу в посольство Карнатики, то могу входить и выходить, когда захочу».

Она прошла через лабиринт внутренних помещений зенаны в просторную часть, где расположились женщины посольства Карнатики. Кроме неё здесь находились двадцать женщин, среди которых были Надира-бегума и куртизанка Хаир ун-Нисса. Когда Ясмин попала к себе, она увидела старшую айах, Хамиду.