— Скажи им, насколько больше монет, чем здесь, ты видел.

   — Много больше, сахиб. Пандрах лакх. Пятнадцать лакхов.

Они вздохнули от изумления. Официальное жалованье клерка было менее десяти фунтов в год — сто пятьдесят рупий. Сумма, которую назвал слуга Флинта, составляла столько, сколько каждый из них мог бы заработать за десять тысяч лет!

   — Вы нужны мне, и я дам вам по сотне рупий каждому. И обещание, что каждый, кто поплывёт со мной, будет встречен как герой в Калькутте.

   — На чём же вы отправитесь в Калькутту? — спросил один из них.

   — На «Удаче».

Калли со своими ребятами должны были плыть на одной лодке, Флинт со своими — на другой. Два часа у них ушло на то, чтобы забрать последнее серебро с усадьбы Сэвэджей в Трипликани и доставить его к месту встречи. Теперь они встретились на тёмном берегу к северу от Мадраса.

Они столкнули в воду, провели через полосу прибоя два баркаса и начали грести к стоянке кораблей. Серебро лежало в сейфах, привязанных к линям тридцати саженей длиной с пробковыми поплавками на концах на случай затопления. Верхом на сейфах сидели Корнелиус Морган и братья Мак-Брайды, в другой лодке — три независимых торговца, которые знали, что им предстоит делать. Чарльза Сэвэджа здесь не было. Он ничего не знал об этом предприятии, как не догадывался и о намерении его дочери выбраться из крепости с Робертом Клайвом и Эдмундом Маскеленом.

Звук этих весел, ритмично погружающихся в посеребрённую звёздами воду, успокаивал Стрэтфорда. Неожиданно он вспомнил о своей Энни и почувствовал укол вины по отношению к Хэйдену, прежде чем вновь окреп в своей твёрдости.

«Видишь, какую рану ношу я в себе? — думал он с горечью о своей умершей жене. — Ах, почему ты должна была покинуть меня, Энни? Почему моё сердце порой вновь открывается и истекает кровью от любви к тебе? Разве ты не видишь, как мысль о тебе мешает мне, когда нужно быть безжалостным?»

Он крепче сжал румпель. «Любому глупцу ясно, что романтическая любовь — занятие для слабоумных. В этом занятии нет ни пользы, ни смысла. Другое дело — торговля, где человек стремится приобрести богатство, и ты можешь видеть в конце концов результаты своих трудов. Моголы согласны в этом с нашими аристократами: брачные союзы должны заключаться ради взаимной выгоды».

   — Суши вёсла, ребята.

Повторяющийся тихий всплеск вёсел прекратился, и движение лодок стало замедляться.

   — Почему мы остановились, мистер Флинт? — спросил Сайкс.

   — Потому что я хочу что-то сказать. Некоторые из вас думают, что мы направляемся к «Ахиллесу», но вы ошибаетесь. Мы направляемся прямо к «Удаче».

   — Но, сэр, а как же с выкупом адмиралу? — спросил один из клерков. — Мы вручим его адмиралу на борту «Удачи»?

   — Нет. Стоит ли тратить добрую звонкую монету на такую ерунду.

   — Но он даже не пустит нас на борт «Удачи», если вы не заплатите!

   — Значит, надо будет убедить его по-иному, не так ли?

   — Погодите! Мы не на это соглашались, — сказал Проули. — Вы хотите, чтобы мы штурмовали корабль с этих шлюпок?

   — Что, если они увидят, как мы подплываем? — спросил другой клерк, явно перепуганный.

Флинт твёрдо глядел на них.

   — Они не увидят нас. Дело обстоит так: корабли Да Бурдона готовились к отплытию целый день. Они отправляются на рассвете. А значит, «Удача» полностью готова. Мы быстро обрезаем канаты, выпускаем моих матросов-индийцев, сидящих внизу, и уходим, прежде чем они успеют направить свои пушки или поднять якоря для погони.

   — Но как мы попадём на корабль?

   — Мы тихо подгребаем и застаём вахтенных врасплох. Залезаем на борт с носа и кормы. Французских шлюх, если окажутся, — за борт.

   — Но что, если они увидят, как мы подплываем?

   — Не беспокойся. Тут ребята, которые брали корабли не одну дюжину раз. Никакой стрельбы, просто перерезание глоток. Вот почему мы не взяли ничего, кроме ножей и кортиков.

Он вытащил два матерчатых узла, один — длиной в фут, другой — в три фута. В большей связке было полдюжины абордажных сабель; меньшая содержала пару дюжин столовых ножей, концы которых были заострены.

Проули простонал:

   — Флинт, вы с ума сошли.

   — Всё будет в порядке. Даже с таким трусом, как ты, ничего не случится.

   — Я не пойду на это!

   — А что ты будешь делать? Поплывёшь домой?

Проули взглянул вниз и, увидев пистолет на коленях Флинта, передумал.

   — Теперь гребите, ребята. Да потише, потому что мы уже в пределах слышимости от французов.

Глава IX

Ужасный сон всё ещё не отпускал Хэйдена, резко пробудившегося от страха. Всё вокруг было ослепительно ярким, и в первый момент он не знал, где находится и должен ли он собраться с силами и выдернуть из своей груди древко копья. Он знал, что, если не сможет сделать этого, лёгкие откажут и он умрёт; но, если это удастся, в груди останется огромная рана и он погибнет от потери крови.

Он лихорадочно искал решение и тут осознал, что его опять посетил дурной сон. После чего Хэйден в изнеможении упал на спину на шёлковые покрывала кушетки, безмерно благодарный судьбе за избавление.

— Что с вами, мистер Флинт?

Он очнулся, и яркий послеполуденный свет ударил ему в глаза. Теперь он вспомнил всё. Хэйден был почётным гостем принца Музаффар Джанга, сидя с ним и двумя генералами низама наверху странной башни, башни зиггурат[70], состоящей из множества ступеней и удалённой от основного дворца. Под ними были видны каменные клинья, мраморные полусферы и геометрические плиты с нанесёнными на них делениями, много видов солнечных и лунных часов. Наверху, в центре башенной платформы, был установлен большой квадрант, направленный на звёзды; его полумесяц, свободно вращающийся на железной оси, походил на огромный флюгер или на гигантскую копию одного их навигационных инструментов, ревностно оберегаемых его отцом.

Это было место, куда приходили по ночам придворные астрологи, чтобы записать показания с отполированных шкал, нужные им для того, чтобы проследить продвижение Марса и Юпитера по зодиаку и узнать, что несёт будущее. Сейчас же платформа наверху башни была выстелена богатыми шёлковыми коврами и разбросанными по ним подушками, преобразованная таким образом в Павильон Наслаждений.

Там были кальяны, вино и приправленные пряностями деликатесы. Мальчики-пажи обмахивали хозяина и гостей опахалами из павлиньих перьев. Раздетые до пояса куртизанки Хайдарабада, с позолоченными сосками грудей, с драгоценными камнями, сверкавшими в их ноздрях и пупках, с распущенными чёрными волосами, играли на музыкальных инструментах, пели и танцевали, курили и подводили краской друг другу глаза, губы и брови. Это был спокойный полдневный отдых, без серьёзных разговоров о политике и делах.

Хэйден с терпением участвовал в этом увеселении, надеясь, что Музаффар Джанг сможет положить конец его длительному ожиданию и устроит для него возможность подать прошение низаму. У него с собою было письмо.

   — Пейте, мистер Флинт. Пейте и наслаждайтесь, отдыхайте и расслабляйтесь.

Любимый внук великого Асаф Джаха был сорокалетним грубым человеком, с избыточным весом и неискренней улыбкой. Его глаза слегка косили, когда он говорил, и от него исходило благоухание духов. Нельзя сказать, чтобы он сам полностью предавался беззаботному веселью, к которому призывал гостя. Он задавал ему пытливые вопросы о Карнатике и подробностях сражения, прежде чем позволил своим девочкам накормить его сладким желе.

   — Мог бы я, по крайней мере, просить вас передать это письмо Асаф Джаху при первом удобном случае? — спросил наконец Хэйден. — Я надеюсь, он не настолько поглощён делами, чтобы не найти времени прочесть это короткое письмо.

Музаффар в притворном удивлении закатил глаза, и лицо его расплылось в жабьей улыбке.