Девушка воинственно потрясла кулачками.

Покосившись на нее, он вздохнул, очевидно, убедившись, что его рассказ возымел эффект, обратный тому, что он хотел в него вложить. Потом махнул рукой.

— Да ерунда. Если бы в тебе было бы 98 килограмм, ты бы тоже швыряла всех приставучих ухажеров, не напрягаясь. Лучше скажи, что это там такое делает Акеми-сан? Я-то думал испечь просто, а она что-то такое необыкновенное сочиняет…

— Вот, взгляните, — неслышно подошедшая к беседовавшим Амико продемонстрировала Ивану аккуратно порезанный на дольки батат, нанизанный на хворостину. — На открытом огне я могу довести его до состояния, когда он будет напоминать нечто среднее между печеным картофелем и жареным. Достаточно приятно на вкус, насколько мне известно. Это, конечно, мелочь, но, как мне кажется, приятней, чем обыкновенный печеный батат.

На этот раз, чтобы утереться, Ивану пришлось отвернуться, но даже со спины было слышно, как смачное хлюпанье сопроводило длительное, трубное бурчание. Судя по всему, пищеварительный аппарат в целом и слюнные железы в частности у матроса спецназначения функционировали безупречно.

— Вот блин, что-то я оголодал. Комично… не находите?.. — слегка покраснев, он принялся разгребать костерок, чтобы организовать подходящие угольки. — Ну давай, скорей же!..

— Не торопитесь. Иван-сан, — когда угольки были организованы, Амико склонилась над ними, пристраивая хворостину. — Держите вот так и поворачивайте каждые тридцать секунд. Я пока что сделаю вторую порцию — думаю, мы все проголодались, да и… у нас ведь еще один едок. Надеюсь, вы не против, если мы его покормим?

— Да это ж его батат, вообще-то. Конечно, пацану тоже нажарим, а то уж совсем по-свински было бы. М-м-м, пахнет-то как!..

— Главное, не торопитесь, — и Амико ушла нарезать очередную порцию.

— Хм, — неопределенно фыркнула Кейко, вдыхая аромат вместе с русским. — Всегда я завидовала кулинарному кун-фу Ами-тян. Сама я готовить умею, но она гораздо лучше. До сих пор помню, как она бенто готовила своему… э, в общем, бенто готовила.

— Кулинарное кун-фу — это хорошо сказано, — согласился Иван, жадно втягивая воздух. — Я б не отказался, чтобы и мне готовили бенто. Только у нас, во-первых, не принято, а во-вторых — мне некому. Матери некогда, а имота лентяйка, я ей даже сам готовил иногда, потому как раньше вставал. Но все, кончилась у нее малина, как я в армию ушел. Пусть теперь сама напрягается… бва-ха-ха! — злорадно хохотнув, он покосился на Амико, которая с серьезным выражением лица строгала батат, и, понизив голос, поинтересовался: — Вот даже завидую тому, кому готовит Акеми-сан, здорово ему подфартило. Только что же она тогда так убивалась? Ну, ночью-то?..

— Да нет у нее никого, — мгновенно занервничала Кейко, поняв, что невольно затянула собеседника на тонкий лед. — Ну, в общем… Эм… Ладно, она про меня рассказала, и я расскажу. Банька-сан, вы ведь видите, что Ами-тян очень красивая? Она очень популярна у нас в школе, но ни с кем не встречается. У нее… ну, вроде как сердце разбито, вот.

Иван сочувственно кивнул.

— Точно говорят: не родись красивой, а родись счастливой. Парней ваших я понимаю — к эдакой принцессе эльфов запросто не подойдешь, наверное, как посмотрит ледяным взглядом… Тем более, говоришь, сердце… А что значит, разбито?..

— Да так и разбито. Она добрая, вы не подумайте, ледяным взглядом не смотрит. Она просто вообще не смотрит. Тут вот какое дело — ей по наследству не передалась чванливость семейная. Мы рассказывали уже, какие у нее родители, да дедушки с бабушками туда же… В общем, Ами-тян вроде как из благородного общества, из приличной публики. Когда учились мы на первом году старшей школы, ее перевели в мой класс. И был тогда один мальчик… кхм, ну, вы понимаете. В общем, он ей нравился, она ему тоже. Только он был не из благородных. Мать у него хостессой в баре работала, а отца давным-давно след простыл. Бедный был, даже учиться после школы продолжать не собирался, работать идти хотел. Нормальный был парень, не дурак, не пьяница, даже не курил. Они познакомились-то на стадионе, когда Ами-тян бегала. Ну, Ами-тян вроде как все равно было, какой он, да только не в ней дело. Ее дед, тот самый, который старый самурай, с вашими воевал во Вторую Мировую, как-то узнал, что у нее ухажер есть. Ну и чуть у старика крышу не снесло — сущий разгром ее родителям устроил. Мол, как это так, какой-то оборванец — и к благородной девице подходы делать осмеливается. Запретить велел и не пущать. Только они все равно украдкой на свидания бегали. Без грязи, даже поцеловаться вроде не успели. У нас, у японцев, иногда с этим строго. Они разве что за руки держались. Но дед не успокоился. Поймал однажды этого паренька и давай ругаться. Да так разошелся, что тростью его стукнул. Ну, парень машинально и ткнул старика кулаком. А тот возьми и упади. В общем, старик попал в больницу, а у Ами-тян с ухажером были какие-то непростые разговоры, и… в общем, он перевелся из школы, а у нее до сих пор что-то осталось. Она по нему и сохнет до сих пор. Когда старик через год от инфаркта умер, Ами-тян даже искать пробовала. Да не нашла.

— М-да, грустная история. Старичков толкать нехорошо… я этого тоже не одобряю. Хотя, видно, тот еще гриб был. Да, и грустно, что она его не нашла, может быть, не мучилась бы так теперь. А то на нее же смотреть страшно было. Я ей даже пистолет дал с пустой обоймой на всякий случай — вдруг решит это… по-вашему, по-самурайски… Ты бы поддержала ее Кейко-тян. Я же вижу, вы близкие подружки, да и ты не такая уж вредная, если поискать под колючками. Хотя не мне, конечно, вам указывать…

— Ничего я не вредная! — возмутилась Кейко. — Я просто откровенная. А Ами-тян я и так поддерживаю, как уж могу. Мы и сдружились-то потому, что обе не очень такие… как бы это сказать… ну, у нас нет такого, чтоб куча друзей, а положиться не на кого. Мы дружим редко, но крепко. Ами-тян хорошая, добрая, ласковая, спокойная. Я с ней и не «вредная», потому что она хорошая. Вот не пытались бы меня кровожадно подкалывать, я бы и с вами добрая была, Банька-сан! Кстати…

Кейко заговорщическим жестом поправила очки.

— Я-то ладно, а вот ваша поддержка ей точно помогает. Павда-правда! Вы когда говорите, она вам верит. Не знаю, наверное, это из-за того, что вы сейчас наша единственная надежда на спасение, но ей важно, что вы говорите.

— Не знаю уж, с чего ты взяла, что кровожадный гайдзинский подкольщик и головорез может быть хоть каким-то авторитетом для эдакой Ямато Надэсико… но я, конечно, не хочу, чтобы она над собой что-то нехорошее сотворила. Постараюсь уж такого не допустить. И ты не переживай — раз уж нас судьба свела, я вас в обиду не дам. Ладно, вы пока жарьте, а я сбегаю за дровишками, — он выпрямился, чуть не упершись головой в свод пещеры и, легонько похлопав Кейко по плечу твердой, как доска, ладонью, вышел наружу.

Амико вернулась со второй порцией на еще одной хворостине и присоединилась к подруге. Вскоре под сводами затрепетал аромат готовой еды. Акеми постаралась, и шашлык из батата дошел на костре до нужной кондиции, с чуть затвердевшей корочкой и пропеченным нутром.

Кейко держала две готовые порции над огнем, чтобы не остыли, а Амико взялась за очередную хворостину и вдруг посмотрела на маленького бирманца.

— Ты хочешь есть? — спросила она и для гарантии указала на державшую еду Кейко.

Тот осторожно кивнул — видимо, девушки, да еще и с азиатскими чертами лица, его не так пугали.

— Вот и отлично.

Амико вернулась к подруге и взяла у нее первую из готовых порций шашлыка. Подойдя к мальчику, она сунула теплую хворостину в связанные тряпкой руки ребенка.

— Надеюсь, ты сможешь так есть. Приятного аппетита.

Тот принял палочку, принюхался — видимо, блюдо было новым и для него — и принялся осторожно обкусывать. Бесшумно появившийся Иван чуть не заставил его подавиться.

Вывалив очередную охапку сушняка, русский устроился на камне поближе к костерку и жадно принюхался. На его лице было написано ожидание.