— У Ицыковичей? — мимоходом полюбопытствовала Лидия Сергеевна.

— Может, и были когда-то Ицыковичи, но теперь хозяин — Гольдин Алексей Яковлевич. Мы хотели купить ее, большие деньги предлагали, но он отказался наотрез. Да и вообще он какой-то странный. Мы предложили ему безвозмездно за свой счет реконструировать и участок и дом, но он не захотел. Вот так и живем.

— А все равно здесь замечательно, — мечтательно сказала Лидия Сергеевна.

— Да, природа хорошая, — согласилась Галина. — Но бытовые условия — каменный век. Мы уже строимся в Жуковке. Знаете? Это рядом с Николиной горой. Надеюсь, следующим летом переедем туда.

— Галочка! Милочка! — взмолилась Лидия Сергеевна. — Сделайте любезность, адресок этого Гольдмана и телефон.

— Не Гольдмана, а Гольдина, — смеясь, поправила ее Галина. — Телефон и адресок я вам, конечно, дам. Но особенно не надейтесь его уговорить.

— Год, Галочка, большой срок. Мало ли что может произойти.

— Очень хочешь жить здесь, Ксения? — стараясь расшевелить девушку, спросила Галина.

— Не знаю, — странно ответила Ксения. Галина похлопала ее по плечу, встала и пошла в дом за гольдинскими координатами. Навстречу ей явились на крыльце дети: чинные, до невозможности хорошо одетые. В сопровождении интеллигентной и строгой бонны.

Дед нагнал их на Главной аллее Измайловского парка. Обгоняя, гордо проурчал заграничной дудкой, приказывая остановиться. Остановились, раз начальник приказал. Лихой Сырцов, останавливаясь, все же не утерпел: передним бампером слегка ткнул иномарку в каучуковые амортизаторы «вольвовского» зада. Потерявшего бдительность самодовольного Смирнова ощутимо кинуло назад.

Это и послужило причиной небольшого скандала. С трудом выбравшись из лимузина, хромой Дед заорал на всех, благо все уже вылезли из «девятки».

— Ну, Сырцов, я понимаю, мент, то есть шпана наоборот, но ты, Лидка, жена же мне!

— А я, Александр Иванович? — невинно сбила его с крика Ксения.

— Ты еще малолетняя дурында, — выпустив пар, для порядка обругал и ее Смирнов. Затем пожалел себя: — А если бы я шейные позвонки сломал?

— А ты не пижонь, — справедливо укорила его Лидия Сергеевна.

— Разве вас перебрешешь? — сдался Смирнов и бурно приступил к серьезному допросу. — Все, забыли. Теперь, Жора, по порядку.

— По порядку может только Лидия Сергеевна, — снял с себя ответственность Сырцов.

— Никаких Ицыковичей, Саня, — серьезно сказала Лидия Сергеевна. — Владелец дачи некий Гольдин Алексей Яковлевич, проживающий на улице Куусинена, или как она теперь называется? По словам арендаторши дачи, нашей с Ксенией лучшей подруги Галины, гражданин весьма непростой.

— Гольдин, говоришь? — переспросил Смирнов. — Алексей Яковлевич? А сколько ему лег?

— Не спросила, — виновато призналась Лидия Сергеевна.

— Нет, Лидка, я сыскарь лучше, чем ты! — восторжествовал Смирнов. — Хотя ты и кандидат каких-то там наук!

— Где мы сегодня с Ксенией ночевать будем? — не обращая внимания на его немыслимое хвастовство, спросила Лидия Сергеевна.

— У Казарянов, — решил Смирнов. — Сейчас я вас мигом к ним домчу, а сам в гости к Голдину Алексею Яковлевичу.

Дверь без особых расспросов открыла миловидная еврейка средних лет.

— Мне бы Алексея Яковлевича, — проканючил Смирнов.

— Они в карты играют. Проходите, — пригласила беззаботная хозяйка.

Сколько там лет прошло? Сорок два? Лешка Гольдин, по школьному прозвищу Лешка Бэз, как сорок два года тому назад, важно думал над очередным ходом. Смирнов постоял незамеченным в дверях и вдруг заорал:

— Шолом-алейхем, евреи!

Совсем пожилой Леша Бэз поднял глаза на непрошеного гостя, дважды моргнул в недоумении и вдруг прокричал ответно — испуганно и счастливо:

— Саня! Санька! Глава 33

Последнее дело оставалось у Сырцова на сегодня — визит к Николаю Григорьевичу Сергееву, к Коляше Англичанину. Церберы у входа вроде бы его узнали. Пустили в контору «Блек бокса» беспрепятственно. А красотка Маргарита, ясное дело, приняла как родного, но и огорчила тут же:

— Здравствуйте, Георгий Петрович. А Николая Григорьевича нет.

— А будет?

— Вряд ли. Вы ведь, наверное, знаете; какое у нас горе.

— А как же его все-таки убили? — бесцеремонно полюбопытствовал Сырцов.

Маргарита округлила глаза и упоительно поведала:

— Василий Федорович как вошел в подъезд, так в него и выстрелили. Один, говорят, из браунинга в голову, а второй из обрезанной двустволки двенадцатого калибра картечью. Всю грудь разворотило.

— Что же ваши «блек боксы» проморгали, охрана хренова? — безжалостно спросил Сырцов. Он сел на стул напротив Маргариты и беззастенчиво ее рассматривал: — Ты ничего от меня не скрываешь, крошка?

Крошка Марго дергано вздохнула, задержала воздух в груди и с выдохом ответила:

— Ничего, Георгий Петрович. А наши ребята ни при чем. Василий Федорович еще вчера Александру Петровичу сказал, что ему и свои-то телохранители надоели, не то что наши. Вот Александр Петрович и попросил Николая Григорьевича наших отозвать.

— Где сейчас Коляша, ты не догадываешься?

— Честное слово, не знаю, Георгий Петрович, честное слово!

— Здесь его нет, дома его нет, — вслух поразмышлял Сырцов и спохватился: — Десятый час уже, а ты здесь сидишь. Зачем?

— Подожду Николая Григорьевича до одиннадцати на всякий случай.

— Ты что-то знаешь, Ритуля. Что?

— Да ничего я не знаю, ничего! — звонко, стараясь, чтобы искренней, воскликнула Маргарита.

— И сильно нервничаешь, — сказал Сырцов. — Не от того, что Прахова жалко. Вообще удивительно, как человек с фамилией Прахов прожил так долго.

— Вы жестокий человек, Георгий Петрович. — Маргарита вынула из сумочки воздушный носовой платочек и деликатно, почти беззвучно высморкалась. То ли легкий насморк, то ли слезы подступили в связи с безвременной кончиной президента крупного банка. Сырцов смотрел на нее с брезгливой жалостью. Маргарита поймала его взгляд и потребовала правдивого ответа:

 — Некрасивая я сегодня, да?

— Ты красивая всегда, — не соврал Сырцов. — Но вот малосимпатичная сейчас мне — да. Можно от тебя позвонить?

— Звоните, — холодно разрешила Маргарита.

Сырцов раздраженно потыкал пальцем в клавиши(все-таки больше любил крутить диск) и после двух гудков услышал строгое протяжное контральто:

— Я слушаю вас внимательно, — нет, не могла существовать без игры Дюба.

— Здравствуйте, Люба. Это Георгий.

— Что мне делать, Георгий, что мне делать?! — отчаянно выкрикнула Люба. И столько невыплаканных слез было в ее голосе, что Сырцов всерьез перепугался.

— Главное, не волнуйтесь, Люба, — нервно сказал Сырцов. — И все будет в порядке.

— Да как же не волноваться?! — Люба чуть ли не рыдала. — Он покинул меня!

— Кто? — уже ожидая подвоха, поинтересовался он.

— Да поклонник же! В сшитых на заказ штанах! С недавно приобретенной квартирой. С неизбывной любовью ко мне!

— Больше не звонит, паразит? — весело осведомился Сырцов.

— Не-а.

— Такую девушку бросил!

— Я теряю веру в себя, Георгий! Я теряю веру в свои чары!

— Что будем делать?

— Немедленно свидание с вами, во время которого я постараюсь убедиться в своей былой неотразимости.

— У вас же экзамены. Да и поздно уже.

— Сегодня сдан последний. А время — детское. Ровно в десять я вас буду ждать у Антидюринга.

— А это что такое?

— Да Энгельс же! — удивилась Люба и повесила трубку.

— Такие пироги, — констатировал Сырцов. — Ну, мне пора на свидание.

— Как вы можете! Как вы можете так! — плаксиво возмутилась Маргарита.

— А ты что, прикажешь мне вместе со всеми девушками Москвы рыдать о безвременной кончине Василия Федоровича Прахова? — ощерился Сырцов, но, увидя растерянные глаза Маргариты, извинительно и сочувственно присовокупил: — Не сердись на меня, Ритуля. Это я по глупости и сгоряча.