Я свернула с подъездной дорожки, наблюдая за отдаляющимся фасадом дома позади меня. Один год, и я вернусь. Один год, и мой отец будет в безопасности.

Что был один год для того, кто уже был мертв?

Дорога была унылой и темной. Хоть луна висела высоко, виднелся только ее серп в широком изобилии чернильной пустоты и рассыпанных звезд. Чем дальше я отъезжала от города, тем более нечеткими становились окрестности. Ночь накрыла поля с хлопком, кроны деревьев и кусты ежевики, уединившиеся у реки.

Вскоре дорога сузилась к двум тонким дорожкам, деревья над которыми возвышались с двух сторон. Я продолжила ехать вперед, хоть и не встречала больше машин. Была только я одна, держащая путь прямо в ловушку Вайнмонта. Я кусала губу, и привкус меди был единственным, что остановило меня от дальнейшего уродования своей плоти.

Дорога повернула влево, а GPS оповестил, что впереди поворот направо. Все, что я видела, — это деревья и густой кустарник, и никакого признака дома. Я проехала немного дальше и увидела просвет. Впереди была дорога не более сотни футов в длину, которая заканчивалась перед массивными воротами. Я повернула и медленно подъехала к ним. Они были шире и выше, чем четыре машины, поставленные в ряд и друг на друга. Черное кованое железо с переплетающейся металлической виноградной лозой заключало в ловушку решетку ворот. В центре красовалось «V», вокруг которой оплеталась лоза и создавала непроницаемый барьер.

Воздух застыл в груди. Я посмотрела в обе стороны и увидела ту же кованую железную решетку, которая тянулась от ворот и исчезала где-то в тенистом лесу. Я остановилась и попыталась упокоить сердце, замедлить ощущение отбойного молотка, которое чувствовала в крови, курсирующей по моим венам.

Страх. Для этого не было другого слова. Холодный пот на висках, чувство, топящее меня в отчаянии. Меня охватил глубочайший вид страха, и я потянулась вниз к рычагу переключения передач, готовая развернуться и уехать. Может, был какой-то другой способ? Что-то, что я могла бы сделать, чтобы спасти отца и обойти Вайнмонта, не касаясь того, что скрывалось за этими зловещими воротами?

Металл сдвинулся внутрь, приоткрываясь. Не было никакой сторожевой вышки, ни видимой камеры где-то поблизости на непреклонном металлическом заборе. Но он по-прежнему наблюдал за мной. Я знала это так же, как и то, что буду здесь, с ним, весь следующий год.

Я убрала руку от рычага и вытерла потную ладонь о свои джинсы. Сделав глубокий вдох, я нажала на педаль газа и въехала в ворота, неуверенно впутываясь в неизвестное и непонятное будущее.

В начале подъездной дорожки росли такие же деревья и низкие кустарники. Они замыкались со всех сторон, закрывая даже луну, висящую высоко в открытом небе. Медленно деревья начали редеть, открывая аккуратно подстриженную траву по обеим сторонам от дорожки. Я проехала, казалось, почти милю, не видя ничего кроме пейзажа Луизианы. То здесь, то там появлялся мост через темные воды, которые я миновала.

Впереди трава становилась выше — словно широкая река струящихся на ночном ветру изумрудов. На большом расстоянии я наконец-то увидела огни во мгле ночи. Это, должно быть, дом. Его дом.

Я выжала газ, больше не боясь того, что обитало в густых лесах и заболоченных устьях. Вайнмонт был настоящей, ощутимой опасностью, а не то, что у меня в воображении.

Даже когда трава стала выше, больше деревьев появилось впереди, формируя арку над подъездной дорожкой. Это были классические южные дубы, обросшие мхом на стволе у земли. За благородными деревьями вырастал дом — высокое строение, крышу которого я не смогла увидеть из-за раскидистых ветвей. Три, возможно, четыре этажа довоенного великолепия — большие колонны крепко поддерживали похожий на дворец дом, и он светился призрачно белым светом в сиянии луны.

Через широкие и высокие окна на крыльцо лился теплый свет. Я могла представить кресла-качалки и детей, играющих в пятнашки, бегающих по траве или смеющихся на пикнике. Но не здесь, не в то время, когда Вайнмонт управлял этим местом. Несмотря на очарование дома, его владельцу было неизвестно даже самое обыкновенное человеческое тепло. Фасад был воплощением величественности — очаровывающий камуфляж для порочной души, живущей внутри.

Я замедлила ход машины и остановилась напротив парадной двери. Дорожка уходила вправо, исчезая в землях поместья. Я вытащила свои ключи из зажигания и была готова бросить их в сумочку, но остановилась. Зачем? Разве эта машина будет ждать меня здесь целый год?

Мысль заставила меня рассмеяться. Мой побитый американский Седан, стоящий перед парадной дверью поместья целый год, явно проржавеет и развалится. Абсурд, как и все, что случилось за последние несколько месяцев. Я позволила смеху литься из меня. Где-то на страницах медицинского сравочника прошлого века вы бы могли найти пару строк о том, что у меня приступ истерии, и посоветовали бы мне отправиться на корабле на лечебный курорт. Смешки прекратились, словно я трезвела. Я не знала, будет ли у меня еще шанс улыбнуться или засмеяться. По крайней мере, не в течение года, и что-то подсказывало мне, что этот год оставит на мне шрамы на всю оставшуюся жизнь.

Я бросила ключи в подставку для стакана и закинула ремешок сумочки на плечо прежде, чем выйти из машины. Хризантемы, идеально полные для осенней поры, росли рядами на клумбах у крыльца. Я подняла сумку и покатила ее по широкому деревянному полу, ведущему к двойной парадной двери.

Мне не пришлось стучать. Дверь открыл пожилой дворецкий. Он выглядел скучным и очень подходил своей профессии, хоть и улыбнулся мне. Высокий рост, тонкие седые волосы, светлые голубые глаза. Единственной странной вещью было то, что он открывал мне дверь после полуночи.

— Мисс, — он одарил меня слабым кивком.

— Эм, привет, — я не ожидала такого. Я ожидала, что Вайнмонт втащит меня и изобьет, оставит меня мучиться от боли и бросит в темницу.

— Вы не хотели бы войти? — он едва заметно улыбнулся, словно мое колебание перед парадной дверью его веселило.

— Я… я думала…

— Что ты думала? — Вайнмонт вошел в фойе. На нем были черные джинсы и серая футболка. Я никогда не видела его в чем-то, кроме идеально сшитого костюма. Он казался почти человеком. Грудь выглядела каким-то образом шире, чем я помнила, перетекая в тело с узкими бедрами и длинными ногами. Легкая щетина сглаживала твердые черты его челюсти и спускалась вниз по шее. Глаза все так же были наполнены холодом.

В нем было что-то еще, что я всегда считала невозможным — татуировки темных виноградных лоз змеями струились вниз от рукавов футболки к ладоням. Он был как та кованая железная решетка — холодным, жестким, и душил своими непреклонными ветвями. Его неожиданные татуировки шокировали меня больше, чем сюрреалистичность моего положения.

Я закрыла рот, намереваясь не давать ответа на его вопрос.

— Тебе стоит войти, Стелла. Мы не кусаемся, — улыбнулся он.

Мне захотелось врезать ему по лицу и сбить с него это выражение.

— Фарнс, это наше новое Приобретение.

Дворецкий побледнел и покачнулся на месте. Вайнмонт взял его под локоть, чтобы тот не упал. Этот маленький акт доброты заставил меня чувствовать себя так, словно я попала в какую-то альтернативную реальность. Я не думала, что слово «добрый» можно когда-нибудь ассоциировать с пауком, стоящим передо мной.

Фарнс отвернулся от Вайнмонта, и снова посмотрел на меня, но дружественная улыбка поблекла.

— Понимаю, — вздох. — в этом году? Понимаю. Могу ли я?

Он протянул дрожащую руку, чтобы забрать мой багаж. Я передала ему сумку.

— Спасибо, мисс…

— Стелла Руссо, — ответил Вайнмонт. — Ступайте и приготовьте для нее мозаичную комнату. Я бы сказал вам раньше, но не был уверен, что она примет предложение, — холодная улыбка снова заняла свое коронное место на лице Вайнмонта, когда он продолжил оценивать меня.

Я ощетинилась.

— Думаю, ты был уверен. Ты все это время знал, ублюдок.