Среди этой оголтелой безмозглой толпы был только один, кого море не отторгало. Мужчина с густыми седыми волосами плыл по бушующим волнам легко, без видимых усилий. Он плыл, делая мощные махи руками, все дальше удаляясь от кишащего перевозбужденными идиотами берега…

… А ЧЕЛОВЕК издали наблюдал за ним… Своим ВРАГОМ.

Он наблюдал, и сердце его замирало всякий раз, когда седовласая голова скрывалась под волнами. ЧЕЛОВЕК боялся, что ВРАГ утонет, разобьется о пирс, умрет от разрыва сердца… Да мало ли отчего можно умереть посреди бурлящего штормового моря. Нет! Такой красивой смерти ВРАГ не достоин! Он умрет по-другому!

ЧЕЛОВЕК зажмурился, представляя, как убьет своего врага. Сначала он стукнут его камнем по голове, потом отсечет пальцы и гениталии (еще живому!), и только затем перережет горло… А после сбросит тело вместе с документами и вещами в яму, закидав его песком, глиной и мусором…

Чтобы на Земле не осталось и следа от этого подонка!

Мы ехали уже больше суток. И дорога перестала нас радовать. Да и чему радоваться? Когда за окном одни и те же унылые пейзажи, в вагоне жара плюс тридцать пять, продукты тухнут, минералка махом нагревается до температуры воздуха, да еще из туалета тянет мочой, пьяные проводницы забыли сделать влажную уборку, а питьевая вода в кранике закончилась еще ночью.

Мы с Сонькой еще как-то бодрились, а вот Эмма Петровна совсем скисла. Она разделась до трусов и лифчика, намочила простыню и, накрывшись ей с головой, все дорогу спала, просыпаясь только для того, чтобы пописать и заново облиться водой…

– Лель, – заканючила Сонька, сползая с верхней полки. – Давай что ли в картишки перекинемся…

– Давай, – согласилась я. – Только в «Буру» я не буду, я очки считать не могу.

– А я в «Дурака» не буду. Потому что ты постоянно жулишь!

– Я? Да никогда! – возмутилась я.

– Жулишь. Сама вчера видела, как ты скинула под стол шестерку пик. Я уж не стала говорить…

Естественно не стала, потому что мы играли парами: мы с Сонькой против Левы и Юры. И ребята нас беспощадно обыгрывали, что естественно, потому что Зорин обладал феноменальной памятью, а Блохин каким-то сказочным везением (он из тех, кому катастрофически не везет в любви!).

– Может, тогда погадаем, – предложила Сонька, перетасовав карты.

– А ты умеешь?

– Я думала ты умеешь, – сникала подруга.

Мы посидели молча. Сонька придумывала нам занятие, а я вспоминала Геркулесова. Его руки, широкие плечи, немного детское лицо, задорную улыбку… И мерзкий характер! Ну почему мне достался такой вредный мужик? Вроде и красавец, и умница, и не курит, и не пьет, и любит, и подарки дарит… Живи, да радуйся, ан нет! Постоянно мы с ним цапаемся. То из-за одной ерунды, то из-за другой. Например, из-за тарелок. Они, видите ли, должны в сушилке стоять по росту. А у меня стоят, как придется. И обувь я бросаю у порога, и вещи на стул сваливаю, еще яблочные огрызки оставляю у кровати, фантики, грязные чашки… И все это жутко бесит моего мужа. А меня бесит то, что такая ерунда может испортить отношения двух любящих людей.

… Вдруг белый кокон, являющейся Эммой Петровной завозился, и из образовавшегося отверстия в основании куля послышался слабый голос.

– Девочки, – позвал он. – Вы где деньги прячете?

Сонька обхватила себя за левую грудь, похлопала по ней и ответила:

– По маминому совету в лифчике. А ты, Леля?

Я в отличие от подруги бюстгальтеры носила только зимой (для тепла), по этому похлопала себя по попе. И ответила:

– В заднем кармане шорт. А что?

– Я вот тоже в лифчике, – прошептала Эмма. – Но как-то боязно… Место все-таки известное… В случае чего сразу туда полезут…

– Да ладно! – беспечно махнула рукой Сонька. – Кто в пладскартных вагонах грабит, если купейные есть?

– Грабят везде, – взволнованно затараторила Эмма. – А в общих вагонах удобнее, тут запоров нет… Тем более мы к Ростову подъезжаем, а это, как известно город с дурной славой… – она еще пуще разволновалась. – Я вообще, девочки, этой остановки боюсь!

– Что так?

– А вдруг нас в заложники возьмут!

– Кто? – не поняла Сонька.

– Бэндэровцы! – свистящим шепотом проговорила Эмма.

– Ну вы даете! – засмеялась я. – Надо же такое придумать! Бэндэровцы! Скорее уж нас в Адлере в заложники возьмут, чем в Ростове!

– В Адлере? – ахнула она.

– Там же рядом граница с Абхазией.

– И что?

– Не так давно там шла война…

Эмма Петровна просипела «Господи, помоги» и нырнула под простыню.

– Леля, – больно ткнула меня в бок Сонька. – Ты чего там болтала?

– По что?

– Про Абхазию. Там, права, граница рядом?

– Правда.

– И почему ты меня не предупредила?

– А что тебя предупреждать? – хмыкнула я. – Ты же всю неделю атласы изучала. А там очень даже понятно нарисовано… Адлер – горы – Абхазия!

– И там действительно похищают людей?

– Ага, особенно часто блондинистых милашек, вроде тебя… Потом их продают в гаремы или бордели, кому как повезет…

– Ой, мама! – заохала Сонька. – Ой, куда ж меня понесло…

– Успокойся, – смилостивилась я. – В Адлере совершенно безопасно. Я сколько лет туда езжу, и ни разу не слышала, чтобы там кого-нибудь похищали…

– Даже блондинистых милашек?

– Их похищают, но только с добровольного согласия.

– В смысле?

– Готовься к тому, что горячие армянские парни задолбают приглашениями в ресторан, баню, горы, на собственную бахчу или еще куда… Больше тебе ничего не грозит! Это я тебе, как эксперт по Адлеру, заявляю!

Я уже в четвертый раз ехала отдыхать именно в Адлер. Почему-то этот город мне нравится больше других приморских городов, городков и поселков. А побывала я во многих! Можно сказать, объездила все побережье. С четырех лет меня таскали на курорты мама с бабушкой, с шестнадцати я начала мотаться сама. Сначала исколесила Крым, потом Кавказ, была и в Абхазии, но там разруха, там пока делать нечего.

Адлер мне нравится всем. Природа – зашибись, море – класс, народ – прелесть! Даже самолеты, которые летают буквально над твоей головой, придают городу особый шарм.

– Леля, – тихо позвала меня Сонька. – А там границы с Чечней, случайно, поблизости нет?

– Географию надо было учить, – строго молвила я и не ответила.

Сонька хотела еще поприставать, но увидела, как по проходу к нам чешут наши поклонники Лева с Юрой. Мы почему-то им несказанно обрадовались.

– Мальчики! – воскликнула Сонька. – Как хорошо, что вы пришли, а то мы со скуки умираем!

– Вас развеселить? – заискрил Зорин. – Тогда могу рассказать анекдот про программистов… Значит так, едет программист в машине…

– Юрасик! – перебила его моя подружка. – Ты, наверное, умеешь гадать!

– Я? – обалдел Зорин. – Почему я должен уметь?

– Ты похож на цыгана.

– Я? – переспросил он. Ни разу в жизни, наверное, ему не говорили, что он похож на цыгана, потому что он совсем не был на него похож. На хохла, на мордву, с большой натяжкой на татарина, на кого угодно, но только не на цыгана! – Почему?

– У тебя черные кудри, карие глаза и борода! К тому же ты все время поешь! А цыгане очень любят петь, как и гадать!

Я покосилась на Зоринские кудри, тут Сонька не соврала – они были и вправду черными. Насчет пения она тоже угодила в точку – Юрка мнил себя Повороти, замечу, без всякого на то основания, поэтому пел часто, громко, с чувством, но фальшиво. Цвет глаз она так же определила верно – карий. И борода наличествовала, только с ней он походил не на цыгана, а на молодого Деда Мороза, из-за своих налитых, красных, лоснящихся щек, из-за носа картошкой, толстых губ и добродушно-наивного выражения лица.

– Я не цыган, – запротестовал Юрка. – Я русский.

– Жаль, – вздохнула Сонька. – Я цыган люблю.

Зорин тут же подскочил на месте, хлопнул себя по лбу и вскричал:

– Как я мог забыть! У меня же дедушка был цыганом!

– Правда? – просияла Сонька.