Зазвонил телефон, и одновременно Гейл услышала, как к дому подъехал велосипед. У дверей стояла Хелен Пейн. Гейл подняла ложку, брошенную дочкой, и швырнула о стену.

Она насадила на деревянные зубцы прялки моток шерсти и принялась за работу. Раз, два, три, поворот, раз, два, три, поворот… Кресло ее было окутано облаком шерстяной пыли. Несколько более крупных частиц прилепились к локтю. Некоторое время они плясали в такт судорожным движениям рук Гейл, а затем внезапно взлетели и сели на ее волосы.

Итак, Гейл воевала с шерстью, а из противоположного угла комнаты за этим сражением наблюдала Хелен. Чай уже остыл — еще бы, ведь прошел уже почти час! — но время от времени она все равно подносила чашку к губам.

Кабинет у Гейл был довольно тесный, поэтому было шумно, словно работала мельница.

— Я уверена, — громко произнесла Хелен, — что за все эти годы ты сэкономила кучу денег. Ведь это такая прекрасная психотерапия, поэтому у тебя просто не было необходимости пользоваться успокоительными таблетками. Вязание так гипнотизирует, так умиротворяет. Теперь я понимаю, почему Гайдн любил медитировать за такой работой.

— Зачем они приехали? Эти детективы из Скотланд-Ярда, зачем они здесь? — спросила Гейл, не отвлекаясь от своего занятия.

Хелен поставила чашку на блюдце. Одна из пылинок села ей на чулок. «Чулки мои, между прочим, очень дорогие», — сбрасывая шерстинку, Гейл покачала головой и нажала педаль. Между металлическими пластинами прялки появился пушистый моток пряжи. Она просунула пальцы, вынула его и бросила в корзину, почти заполненную такими же пушистыми мотками. Хелен поправила волосы, решив, что, когда вернется домой, срочно вымоет голову.

В течение всего этого часа, пока Хелен занималась тем, что играла с Кэти Пру, заваривала чай и надоедала по телефону Оррину, требуя информации, Гейл ни на минуту не останавливала своей ритмичной работы с прялкой. Дело было в том, что звонила детектив Маура Рамсден. Она спросила, будет ли миссис Грейсон удобно, если они со старшим инспектором Даниелом Хэлфордом придут к ней в два тридцать. Мол, всего несколько вопросов, пустая формальность.

— Она была такая вежливая, — уже в третий раз взорвалась Гейл. — Нет, ты знаешь, я этого, наверное, не переживу. Она представилась так, будто я никогда не слышала об их чертовом заведении.

Гейл посмотрела на Кэти Пру, которая, очень довольная, запихивала бисквит в пасть Спейс Люси, и глаза ее вспыхнули.

— Господи, Хелен! Ты же знаешь, что за эти три года, с момента рождения Кэти Пру, я все время держала себя в руках и ни разу не вышла из себя. Ни разу на дочку не накричала. Да что там, даже не повысила голос. А теперь вот швырнула ложку о стену. Могу я позволить, чтобы они такое со мной вытворяли?

Хелен наблюдала, как ребенок окунает морду динозавра в чашку с чаем.

— Если ты беспокоишься о Кэти Пру, то забудь об этом. В конце концов всегда можно пригласить адвоката.

Гейл вздернула руку, чтобы посмотреть на часы. Движение это за последний час превратилось у нее почти что в тик.

— Прошло еще пятьдесят минут, — сообщила она, потрогав пряжу в корзине и, поежившись, подошла к камину. — Я понимаю, что с моей стороны это уже чересчур. Я не могу даже сосредоточиться на мысли о том, что Лиза могла быть убита. А это так. Иначе бы их здесь не было. По крайней мере этих двоих.

Хелен не отвечала. Она молча поднялась и подошла к окну. Над убогим садиком Гейл стоял туман. Коричневые виноградные лозы, извиваясь, спускались по стенам дома на землю. Они были похожи на гниющие останки змей. Господи, что за люди эти американцы! Почему они не в состоянии создать приличный сад? Наверное, в Фезербридже нет ни одного жителя, который бы не выразил своего недовольства по поводу небольшого участка земли, принадлежащего Гейл. Многие помнили, что, когда здесь жила мать Тома, в саду росли дивные клематисы, примулы и розы. Теперь и следа от них не осталось. Хелен была согласна с земляками: дом Гейл из-за этого имел какой-то очень неприятный вид. Скоро дети будут бояться вечером проходить мимо него. А Гейл, видно, все равно.

— Я вообще-то тебя не очень понимаю, Гейл. Неужели ты думаешь, что они подозревают тебя в убийстве Лизы?

Гейл ничего не ответила, и Хелен повернулась к приятельнице, в задумчивости стоявшей у камина.

— Нет, — наконец ответила Гейл, — я не боюсь, что они подумают, будто я убила Лизу. Но одно мне известно точно: эти двое здесь из-за меня, потому что Лиза сидела с моей дочкой.

— Ну и что из этого? В конце концов они полицейские. Это их работа, разузнать, кто с кем был связан. Таким образом они зарабатывают себе на жизнь. Не надо принимать это на свой счет.

— Я не могу поверить, что ты говоришь такое. — Темные зрачки Гейл сузились до сверлящей точки.

Хелен всплеснула руками и направилась к креслу. Когда она проходила мимо, Спейс Люси зарычал и укусил ее за лодыжку. Хелен нахмурилась и подумала, что сама она, хоть убей, не способна ни получать удовольствие от общения с детьми, ни даже понять их. Они такие… в общем, ничего в этих малышах нет забавного, абсолютно ничего. Она переступила через протянутую руку Кэти Пру и села.

— Вслушайся, что ты несешь, Гейл. Как будто ты в центре Вселенной, а все вокруг только и озабочены твоей персоной.

Она взяла из корзины моток и начала наматывать нитку на палец, чувствуя, что Гейл внимательно на нее смотрит.

— Значит, ты считаешь, что я больна паранойей?

— Ничего я такого, дорогая, не считаю. Но ты должна понять: в этих местах времена охоты за ведьмами давно миновали. У полиции сейчас другие методы. Чтобы найти преступников, они на кофейной гуще не гадают и карты не раскладывают. Для этого у них есть лаборатории и современная аппаратура. И твой чокнутый муж тут совершенно ни при чем.

— Значит, по-твоему, я должна разрешить им прийти сюда и задавать свои глупые вопросы?

— Да. И подать им чай. — Хелен рассматривала намотанную на палец пряжу. — Во-первых, этого требуют элементарные приличия, а во-вторых, тебе будет чем заняться.

Дом на Вересковом пляже был типовым. Короткая подъездная дорожка, по обе стороны двери крыльца ряд низких кустов. К одному из них прислонен черный велосипед с коробкой передач скоростей последней модели.

На звонок Хэлфорда дверь открыл человек с полинявшими блеклыми волосами и губами, близко приподнятыми к носу. Хотя Маура позвонила заранее и договорилась о встрече, Эдгар Стилвелл смотрел на детектива с видом человека, застигнутого врасплох. Он безучастно взял удостоверение Хэлфорда, и глаза его, утопленные в припухшие веки, медленно заблуждали по фотографии. Хэлфорд уже хотел попросить разрешения войти в дом, как Стилвелл внезапно широко распахнул дверь и первым прошел в переднюю. Остановившись у окна, он стал смотреть на улицу.

— Что-то не в порядке, не так ли? — флегматично спросил Стилвелл. — Наша полиция не стала бы беспокоить Скотланд-Ярд из-за того, что девочка упала с велосипеда.

Хэлфорд постарался, чтобы его голос звучал тепло, но одновременно выражал как можно меньше эмоций.

— Мистер Стилвелл, боюсь, что Лиза умерла не в результате несчастного случая. У нас есть доказательства того, что произошло убийство. Нам нужно поговорить с вами.

Плечи Стилвелла еще глубже погрузились в рукава мышиного цвета шерстяной кофты на пуговицах. В некоторых местах петли распустились, а края обшлагов покрывали коричневые бляшки, предположительно теста. Когда хозяин плюхнулся в кресло, одна пуговица вылезла из петли и кофта расстегнулась.

Комната была маленькая, четыре на четыре метра. В ней находилось только три предмета: кресло, обитое вощеным голубым с белым ситцем, в котором сейчас сидел Стилвелл, красный диван и кофейный столик. Хэлфорд осторожно постучал по нему и определил, что это пластик. Обивка мебели при ближайшем рассмотрении тоже оказалась очень дешевая. Никаких ламп видно не было, кроме верхнего света, но и тот не горел. В комнату проникал естественный мертвенно-бледный свет с улицы.