Назначенные для переправы пушки и боеприпасы подтянули к реке, погрузили их на понтон. Работали дружно. С нами погрузились саперы и минеры, небольшая группа пехотинцев.

Лишь начало светать, тронулись в путь. Туман рассеивался. Стояла такая тишина, будто никакой войны нет на свете. Изредка ветерок доносил с правого берега реки отдаленные звуки пулеметной стрельбы, да трассирующие пули кое-где прочерчивали воздух. Чуть слышно пофыркивал мотор нашего катера, всплескивали набегавшие на борта понтона волны. Доплыли до середины реки. Сделалось светлее. Восточная сторона неба чистая, без единого облачка. Немцы заметили нас и стали обстреливать из пулемета. В воздухе появились два «юнкерса». Они сбросили серию бомб, одновременно обстреливая десант из пулеметов. К нашему счастью, бомбы были мелкие. Гораздо большую опасность представлял собой пулеметный огонь.

До берега осталось около двухсот метров, когда в мотор катера, буксировавшего наш понтон, попала пуля. Катер загорелся. Ветром его стало сносить к понтону. Наше положение, и без того тяжелое, еще больше ухудшилось. Кому-нибудь нужно было доплыть до горящего катера, обрубить буксирный трос, чтобы избавиться от этого костра, угрожающего десанту. Затем следовало с концом привязанной к понтону веревки добраться до правого берега и подтянуть туда понтон с людьми и орудиями.

— Кто возьмется? — спросил командир.

Я вызвался выполнить это задание. Все шло, как задумано, но, когда добрался до берега, почувствовал, что силы оставляют меня. Немцы стреляли из минометов. Когда мины ложились близко, я погружался в воду с головой. Несмотря на сильный огонь противника, понтон благополучно достиг берега. Время дорого, каждая секунда — на вес золота. Надо выкатить пушки, вынести боеприпасы. Тащить орудия помогали саперы, минеры и пехотинцы. Быстро заняли огневую позицию, окопались. Едва успели изготовиться — противник открыл огонь из пулеметов и минометов.

— Не пропали на воде, а на суше и подавно не пропадем! — воскликнул кто-то из солдат.

В три часа дня появились вражеские танки. Мы встретили их артиллерийским огнем. Били прямой наводкой. И без промаха. Подбитые машины загорелись. Но это была только разведка. Примерно через полчаса на нашу позицию устремились танки с десантом на броне. На этот раз танки были тяжелые, с мощной броней. Мы подпустили их близко, чтобы вернее поразить. Стреляли подкалиберными снарядами, которые пробивали любую броню. Уничтожили пять вражеских танков.

Немцы не выдержали напора и стали отступать. Помню, что в рукопашной уложил двух фашистов и ранил какого-то их командира, попавшегося мне около горящего танка, за которым он пытался спрятаться. Видимо, кто-то еще лежал за машиной и прикрывал своего командира. Он выстрелил из винтовки, ранил меня в голову. Сколько времени лежал, сказать трудно. Когда пришел в себя, не мог понять, почему лежу на траве. Бой продолжался. Хотел вскочить на ноги, но подняться не мог. Позвал на помощь. Подошел пожилой пехотинец, спросил: «Что с тобой, товарищ сержант?» Увидел кровь на голове и, не дожидаясь ответа, сделал перевязку. Затем ползком потащил на себе к берегу. По дороге нас увидел командир батареи старший лейтенант Н. П. Мельников, управлявший боем. Подойдя к нам, он сказал:

— Многое ты сделал, сержант. Жаль, что не будет среди нас тебя. Выздоравливай и возвращайся в строй.

Вызвал связного и старшину батареи, приказал им переправить меня в медсанбат. Вскоре я снова потерял сознание. Пришел в себя на второй день уже в полевом госпитале. Оказывается, привез меня туда на своей машине полковой комиссар. Врачи рассказали мне: он очень просил позаботиться о раненом.

Уже после войны я побывал в Днепропетровске. Радовался мирной жизни прекрасного города, вновь увидел Днепр — реку братства народов. Испытывал чувство счастья от сознания того, что не посрамил свой народ, участвовал в освобождении братской Советской Украины.

Бои за освобождение Днепропетровска — еще одна героическая страница из летописи битвы за Днепр. Эта операция была осуществлена в результате разгрома немецко-фашистских войск в Запорожье, наступления советских дивизий с плацдармов Войсковое — Вовниги и Аулы, во взаимодействии с частями 2-го Украинского фронта, которые овладели Пятихатками и прочно обеспечили правый фланг 3-го Украинского фронта.

Вот как об этом вспоминает в своих мемуарах Маршал Советского Союза А. М. Василевский. Был он в то время представителем Ставки Верховного Главнокомандования на Юго-Западном фронте.

«…Вечером 18 сентября у меня состоялся обстоятельный разговор с Верховным Главнокомандующим о ходе дальнейшего развития операции. В результате было принято следующее решение. Войска Юго-Западного фронта должны были направляться на освобождение Днепропетровска и Запорожья с тем, чтобы в ближайшее же время переправиться на западный берег Днепра и закрепить там за собой плацдармы…»[40]

Теперь, спустя более месяца, когда с закрепленных плацдармов начало развиваться дальнейшее наступление на восток, гитлеровское командование, почуяв окружение, стало отводить свои войска в сторону Кривого Рога и Никополя. В составе Юго-Западного фронта произошли некоторые организационные изменения. После освобождения Запорожья к Днепропетровску была переброшена 8-я гвардейская армия генерал-полковника В. И. Чуйкова. Ей были переданы и дивизии, наступавшие с плацдарма Войсковое— Вовниги. В Любимовке и Чаплях приготовились к штурму Днепра полки 39-й Барвенковской дважды Краснознаменной стрелковой дивизии под командованием генерал-майора В. А. Лещинина. Ближе к Днепропетровску были переброшены и другие части различных родов войск.

Во второй половине сентября 1943 года советские войска, прорвав оборону фашистских захватчиков на реке Кильчени, начали бои за освобождение Днепропетровска. 27 сентября 1-я гвардейская армия освободила левобережную часть города — Амур-Нижнеднепровский район.

Вдоль левого берега Днепра шла подготовка к форсированию на участках, примыкающих непосредственно к городу. Прибывали все новые и новые части. Двигались танки, артиллерийские и минометные установки, бесконечные вереницы повозок, тягачи с понтонами. Около 60 километров по прямой между Войсковым и Аулами. Начали сближаться гигантские клещи советских дивизий, вот-вот готовые сомкнуть кольцо окружения немецко-фашистских войск вокруг двух крупнейших городов юга Украины — Днепропетровска и Днепродзержинска.

Местом высадки первых десантных отрядов в районе Днепропетровска командование наметило с левого фланга — Лоцманскую Каменку и Старые Кодаки, с правого — Кайдаки, Диевки — 1-ю и 2-ю, Сухачевку. Более недели сражались на этих плацдармах подразделения 39-й и 152-й стрелковых дивизий и поддерживающих их артиллерийских, минометных, саперных и авиационных частей. К полудню 25 октября в разных концах Днепропетровска взвились красные флаги, город вновь стал советским. За подвиг, совершенный при освобождении Днепропетровска, более 50 воинов стали Героями Советского Союза, около 5000 награждены орденами и медалями Союза ССР.

К рассвету 27 сентября левобережная часть Днепропетровска была полностью очищена от противника. За время боев по ликвидации нижнеднепровского плацдарма немецко-фашистские войска понесли значительные потери. На поле боя осталось около тысячи трупов гитлеровцев, много боевой техники.

Ликвидировав плацдарм, 152-я стрелковая дивизия утром 27 сентября на широком фронте вышла к Днепру. Попытка с ходу форсировать реку около города успеха не имела. Войдя в состав новой, 46-й армии, полки дивизии получили приказ о планомерной подготовке к форсированию водного рубежа. Все эти дни не знал покоя командир дивизии Василий Петрович Каруна. На своем бывалом «виллисе» он носился из полка в полк, поторапливая командиров. Не терпелось генералу, хотелось поскорее переправиться на тот берег и освободить от захватчиков израненный город. Еще в довоенное время, проходя службу на Украине, молодому командиру Красной Армии В. П. Каруне довелось бывать в Днепропетровске. Ему нравилось тут все: и широкий раздольный Днепр, описанный во многих книгах, и шумные улицы, и большие заводы. И вот через несколько лет военные дороги снова привели его сюда.