— Это подарок от Унтшар. — Отвечал шаман. — Его привез мне Головус, когда четыре года назад приехал напрямую от моего родственника. С виду приятной наружности цветы, если люди настроены благожелательно к человеку, посадившему их, то они будут источать приятный ему аромат, а если кто то или что-то захочет причинить вред вырастившему их, то они будут выделять ядовитые масла и недоброжелателю не поздоровиться. Есть и другая особенность, все кого они уморят, пойдут на корм новым побегам, их попросту съедят. — Тут шаман лукаво улыбнулся и добавил. — Но вам ведь нечего бояться.

Головус и Лууч переглянувшись, согласно закивали. С обратной стороны дома, с холма, вид открывался на чудесный цветочный луг, пересекаемый рекой, недалеко расположенный лес за ними и бесконечной красоты горы на самом горизонте.

— Бесподобная красота тут у вас. — Ни к кому конкретно не обращаясь, объявил Лууч. — Словно все происходит в самом лучшем сне, причем на яву.

— Что есть реальность мой мальчик. — Говорил Шаман. — Всего лишь окружающая человека со всех сторон объективная, но иллюзорная сеть, стоит ее смахнуть, точно убрать паутину из угла комнаты, и начинаешь принимать, что все это сновидение, ты в свое время в этом прекрасно убедился сам, покидая родные края. А теперь посмотри на этот бочонок с водой, на эту зеркальную гладь, по ту сторону воды, что ты видишь?

Лууч сначала увидел вечернее, синее небо, а потом рассмотрел вместо своего отражения, лицо шамана. Вместо глаз у него были бочонки с водой, в которые заглядывали еще два таких же шамана, а потом увидел свое лицо, только, детское открытое лицо, со свисающими светлыми волосами вокруг, оно сразу принялось меняться, пока не приобрело черты выразительного мужчины, от мыслей мальчика отвлек голос КерукЭде.

— Ты видишь! Это твое сновидение! Ты достаточно вспомнил Лууч! А теперь проснись!

Глава 6

Вода в бочонке подернулась рябью, отражение мужчины со знакомыми голубыми глазами, и такого же цвета отраженного неба в них, задрожало. Все поплыло, не стало ни воды, ни бочонка, ни голоса шамана, ни Головуса, ни чего. Воронка разноцветных нитей закрутилась и сжалась в одну точку с оглушительным хлопком. Я проснулся. Принесенный ветром лист свежей бумаги, с еще плохо просохшими чернилами, с хлопком прилепился к моему лицу.

— Еще одно доброе утро в бегах. — Пролепетал я быстро, приходя в себя ото сна.

На этот раз я заночевал на самой опушке леса, примостившись в огромных валунах, так чтобы свет костра не выдавал меня ночью. Впереди виднелся небольшой городок под названием Форнон, как многие другие мелкие города, окружающий и входящий в состав королевства его величества Аукристиана. Задумался. Участились сновидения из детства. Прошлое притягивается, будто разницы во времени вовсе нет. Ну, дела. КерукЭде не стал бы навевать мне их, а пришел бы сам лично и сказал, что от меня хочет или прямо пригласил к себе. Значит это мое воспаленное последними событиями в Вулверс-Сорфа и лесу сознание, выдает целые эпизоды прошлого.

— Чего у нас тут прилетело? — Обращаясь к самому себе, спросил я, только начав раскрывать лист бумаги, сжимаемый рукой, в темно серой перчатке, немного уже поймавшей чернила.

«Внимание всем достопочтенным жителям, всех благородных городов, королевства его величества Аукристиана, разыскивается: высокий мужчина, среднего возраста, выразительные синие глаза, светлые волосы, светлая кожа. Особые приметы: необычно одет, верхом на вороном коне. За информацию о месте нахождения вознаграждение, сообразно ценности предоставленных сведений. За приведение к стражам порядка и охраны дворца, три тысячи золотых гултсов из казны его величества Аукристиана. За доставление мертвым, повешение.

Ну с таким описание можно каждого встречного ловить и приводить на дознание к бдительным стражам его величества. Зачем я в таком случае нужен был наемникам мертвым? Однако вороная кобыла, вообще то, а не конь, примета весьма примечательная, с этим надо быть осторожнее. Хоть коня от кобылы отличит далеко не каждый, следует принять меня еще до въезда в город. А лучше зайти в пешем порядке. Не через центральный вход тем более. По быстрому, глядя на отражение клинка ножа и оттерев от лица мягкой замшевой перчаткой капли чернил, я поднялся отвязать Черемуху. Одно радует, мертвым я никому не нужен, ну кроме наемников. Пока не нужен.

— Тише моя хорошая. Дяде Луучу, надо дойти с тобой вон до того города, покормить тебя зерном, напоить чистой колодезной водой и оставить на пару дней у кого нибудь, кто тебя почистит и погладит ворсистой щеткой. — Сказал я, гладя смолисто черную гриву Черемухи.

Та только радостно зафыркала.

— Ну не будем терять бесценные утренние часы. Проследуем в славный град Форнон. — Договорил я, подведя итог очередному соглашению между животным и человеком.

Животное нельзя принуждать, с ним лучше договариваться, так же как с человеком и если в последнем случае, договориться можно не всегда, то в случае с первым, это срабатывает гораздо чаще, при благоразумных условиях само собой и более-менее равном обмене. Черемуха была оставленной мне лошадью другом и союзником из Вулверс-Сорфа. Вчера набрел на нее на самом выходе из леса, а точнее на сарай в котором ее оставили и подготовили ее мне, вместе со всей сбруей.

Солнце ярко осветило окрестности, чтобы не привлекать внимание зорких зевак города на горизонте, фигурой сидящей верхом, не залезая на Черемуху, повел ее за поводья между валунов в молодую, но пышную, местную растительность. Флора встретила нас разбегающимися во все стороны жирными, серыми и рыжеватыми зайцами, нагло фырчащими, не уходящими с пути ежами, пришлось их обходить каждый раз и бесстрашными птицами, щебечущими в полное горло, глазеющими на нас с веток. Пушистая растительность ближе к старинным стенам города, из белого камня, разваливалась от времени, а может за свою историю они пережили менее мирные времена. Сдержали не одну осаду, служили защитной границей между дикими нравами захватнических племен или дележкой земель, между ихними величествами. Да вот канули в лету, и теперь стоят разваленные, упавшие тут и там, и может пройти хоть экипаж в полный рост, не стесняясь в габаритах, впряженный парой лошадей, хоть провести за собой телегу нагруженную бревнами. Тем не менее, в некоторых местах по всей своей длине, полностью недоступной глазу от частых насаждений плодовыми и просто дикими деревьями, каменная стена стояла совершенно как новая, если не учитывать растущий местами мох и надписи с рисунками сделанные местными детишками, выражающими свой юный художественный вкус и видение мира.

Возможность подойти к одному из крупных проломов стены, растаяла вместе с закончившимся древесным пологом и я оставил Черемуху у молодой березки песочного цвет, а сам не найдя ни одной любопытной пары глаз, быстро пробежался к разлому поменьше. За стеной запахло дикими розами и еще чем-то душисто-цветущим. Замелькали дома, между зелеными насаждениями, представляющие собой не то огороды вперемежку с садами, не то просто дикие плантации овощных и фруктовых культур. Заприметив в одной скромного вида хижине старика, приблизился и первым заговорил с ним.

— Здравствуй славный люд, разреши моей лошади встать у тебя на постой, на несколько дней и прими от меня за это скромную благодарность. — С этими словами, я высыпал на ладонь пяток платеартов, крупных и средних размеров серебряных монет, своим достоинством много ниже гултсов, но пользующихся особой популярностью в любых краях, как разменная монета.

— А чего ж не встать, вставай хоть на делю, раз человек хороший и платишь щедро. — Его внимание блестящих глаз переключилось с моего оружия, на щедро высыпанные монеты.

— Только пусть это будет нашей маленькой тайной, старик, и я буду так же щедр, когда приду забрать кобылу. — Это мне на заметку, скромнее надо быть впредь в финансах, если хочу оставаться не замеченным.

— А где ж твоя кобылка, господин хороший? — Участливо спросил старик, ловко пряча деньги, куда-то за пазуху.