Все работы, связанные с ликвидацией военных и военно-промышленных объектов в зоне, были завершены к 1 июля 1948 года, как это и было предусмотрено Московской сессией Совета министров иностранных дел. Демонтаж основного оборудования был произведен на 3.474 объектах и было изъято 1.118 тыс. единиц оборудования, из них металлорежущих станков 339 тыс. штук, прессов и молотов — 44 тыс. шт. и электромоторов — 202 тыс. шт.[169]. Из чисто военных заводов в советской зоне было демонтировано 67, уничтожено — 170 и переоборудовано для выпуска мирной продукции — 8. Однако по уточненным данным производством военных материалов на территории всей Германии занимались не менее 1.250 крупных военных заводов, в том числе и заводы, выполнявшие отдельные военные заказы для вермахта. Численность основных военных заводов, специально оборудованных для выпуска военной продукции, составляла не менее 1.010 объектов. 250 таких чисто военных заводов были размещены на территории Восточной Германии (будущей советской зоны оккупации).

В решении этой важной для Советского Союза задачи работники Управления репараций встретились с рядом серьезных трудностей. Они состояли, в частности, в том, что Управление в первый период оккупации не имело никакого опыта этой специфической деятельности. Прежде, чем принимать какие-то конкретные решения по поставкам, необходимо было тщательно изучить экономическую ситуацию в зоне и реальные возможности немецкой экономики. Для этого также требовалось некоторое время. Чтобы общаться с большими коллективами рабочих, инженеров и служащих на предприятиях, нужны были высококвалифицированные переводчики, чего Управление также имело недостаточно.

Советские специалисты должны были постоянно учитывать психологический настрой немецких рабочих, занятых на демонтаже предприятий, на которых они проработали десятки лет, их возможную реакцию на поставки из текущей продукции и вообще их мнение о проблеме репараций. В центральные органы СВАГ из земель и провинций постоянно поступала информация об этих настроениях рабочих. Многие недоумевали, почему демонтируются предприятия, выпускающие сугубо гражданскую продукцию. Их возмущала практика повторного демонтажа, случаи грубости со стороны советских солдат и офицеров. От немецких специалистов можно было слышать, что привыкшие к плановой экономике советские хозяйственники давали им указания, совершенно неподходящие для немецкой экономики, основанной на иных принципах. Немцы иногда говорили, что подобные указания «ведут к самоубийству» экономику Германии[170].

Один из бывших сотрудников СВАГ, бежавший на Запад, инженер-майор Г. Климов в своих воспоминаниях рассказал, что у советских специалистов в Германии вызывало восхищение не обилие и не качество техники, так как в Советском Союзе также было немало хорошего оборудования. Их поражало прежде всего положение простого гражданина в западном обществе и государстве. Они наблюдали, что люди в условиях системы свободного предпринимательства обладали гораздо большими правами и свободами, чем при социалистических порядках, им позволяли проявлять больше инициативы и изобретательности[171].

Отношения между экономическими подразделениями СВАГ и органами Особого комитета по демонтажу складывались не всегда нормально. На первых порах, когда прошла волна бессистемного вывоза в Советский Союз всего и вся, «демонтажники» как-то не задумывались над экономической целесообразностью и политическими последствиями их работы. Лишь позднее, когда дело было сделано, нередко вставал вопрос: а можно ли было поступить по-иному?

Характерной в этом отношении была судьба завода «Цейс «в Йене. В первый период было решено демонтировать его полностью. Но в то время после ухода американцев из Тюрингии ценных станков и другого оборудования на заводе мало осталось, а в устаревших станках Советский Союз не нуждался. Работники СВАГ понимали, что наиболее ценным капиталом на «Цейсе» были кадры инженеров, техников и высококвалифицированных рабочих. Они могли бы передавать свои знания и опыт советским коллегам, если бы те прибыли на завод на стажировку. Но советские власти прежде всего из-за идеологических соображений с неохотой шли на такую опасную, с их точки зрения, меру. Вопреки мнению Управления СВАГ по репарациям, генерал Добровольский, советский генеральный директор завода «Цейс», заверил Москву, что полностью демонтированный и отправленный в СССР завод через год будет давать продукцию стоимостью в 100 млн. рублей ежегодно. Работники же СВАГ вскоре убедились, что первоначальное использование оборудования «Цейса» в Советском Союзе привело к дефициту на сумму в 50 млн. рублей, в то время как полуживой завод «Цейс «в Йене ежегодно производил репарационной продукции на сумму в 100 млн. рублей[172].

Особенно большие масштабы демонтаж приобрел с начала 1946 года. Для выполнения плана демонтажа были задействованы не только прибывшие из Москвы специалисты, но и многочисленные трофейные команды, десятки тысяч советских репатриантов и немецких рабочих. Они старались достойно ответить на призыв «Все на колеса!»

Среди демонтируемых предприятий особой секретностью были окружены оборудование испытательных полигонов, заводы, производившие ФАУ, научно-исследовательские учреждения, занимавшиеся атомной проблематикой, вооружением и боевой техникой, особенно ракетной. Они в первую очередь отправлялись в Советский Союз. С 1946 года высшее советское руководство неоднократно принимало решения о прекращении демонтажа. Но каждый раз снова отменяло их, и демонтаж продолжался[173].

Как утверждали советские оккупационные органы «своевременное проведение работ по изъятию излишних мощностей не только не снижало темпов восстановления промышленного производства, но, наоборот, значительно стимулировало их. Так, например, целый ряд электростанций советской зоны был демонтирован, однако, рабочая мощность оставшихся станций непрерывно возрастала, и к концу 1946 года составляла около 3,5 тысяч мгвт»[174]. Утверждение о том, что изъятие мощностей не тормозило восстановительный процесс в экономике зоны и даже стимулировало его, представляется верным только в отношении предприятий с устаревшим оборудованием. Большинство же предприятий было оснащено передовой по тому времени техникой, изъятие которой, разумеется, на первых порах затрудняло восстановление народного хозяйства.

Конечно, такая форма репарационных поставок, как демонтаж промышленных предприятий, была особенно болезненной для трудящихся, теряющих рабочие места. Чтобы максимально уменьшить эти трудности, руководство СВАГ в начале января 1947 года приняло решение окончательно прекратить демонтаж и на базе 200 крупных предприятий, первоначально предусмотренных для демонтажа, создать советские акционерные общества. Они оставались на территории Германии, а 74 из них были вообще переданы правительствам земель.

Другим важным направлением советской репарационной политики в Германии, ставшим с 1946 года главным, были поставки из текущего производства. Как признавали сами советские представители, только одна четверть демонтированного оборудования попала в Советский Союз в целости и сохранности, остальная была разбазарена и разворована в пути. Но по оценке некоторых немецких исследователей, демонтаж играл второстепенную роль в сравнении с количеством поставок текущей продукции и доходов от советских акционерных и торговых обществ[175].

Репарационные претензии Советского Союза не ограничивались сферой промышленности, активами и наукой. Они распространялись и на сельское хозяйство, что вызывало особое недовольство населения. По репарационному плану в СССР должны были отправляться семена ценных и дефицитных многолетних трав, овощных и кормовых культур. Однако из-за открытого и скрытого саботажа местных властей план по поставке семян выполнялся в денежном выражении в 1946 году на 65 процентов, в 1947 году — на 82 процента ив 1948 году — лишь на 48 процентов. В 1947 году в счет репараций были осуществлены поставки древесины. В порядке встречных поставок зона получала из Советского Союза крепежный лес. Еще в 1945 году в СССР было отправлено 89 образцов наиболее интересных сельскохозяйственных машин общей стоимостью около 64 тыс. марок. С августа 1945 года по 10 января 1947 года репарационные органы приобрели 1.333 образца сельскохозяйственных машин и оборудования стоимостью в 194 тыс. марок[176].